Жатва. Том 1 (СИ) - Мичурин Артем

— Хорошо. А что будем делать с Красавчиком?

— Посидит в телеге. Он нажрался на неделю, так что без труда прикинется ветошью. Лишь бы чужие лошади его не учуяли. Верно говорю? — пихнул я замаскированного под тюк питомца. — Эй. Заснул что ли?

Из-под дерюги раздалось нарочито возмущённое рычание.

— Не желаешь говорить?

— Он с этим свыкнется, — заверил Волдо. — Дайте ему время.

Постоялый двор представлял собой длинное трёхэтажное здание с двускатной черепичной крышей и носил звучное имя «Хромая гусыня». Нижний этаж почти целиком занимали стойла, а оставшуюся площадь — небольшой холл с полукруглой конструкцией, напоминающей барную стойку, и расположившийся за ней упитанный индивид весьма отталкивающей наружности. Кругломордый, румяный и прямо-таки пышущий здоровьем он явно диссонировал с царящими вокруг мрачностью и декадансом, что вызвало у меня чувство неприятного дежавю.

— Приветствую вас в лучшем заведении Шафбурга! — фальцетом пропел кругломордый и всплеснул пухлыми ручонками. — Желаете комнату?

— Да, — кивнул Волдо. — С двумя кроватями.

— Нет ничего проще! С вас четыре кроны, плюс ещё одну, если желаете определить на постой лошадь.

— Пять крон, — пихнул меня локтем Волдо, пока я разглядывал интерьер, украшенный искусно таксидермированной головой зверюги, похожей на слишком большую росомаху.

— А? Вот, отсчитай, и с телегой разберись, — передал я ему кошель с чужеземной валютой и обратился к хозяину заведения, указывая на трофей: — Сам добыл?

— Да, — не без гордости ответил тот, подбоченясь. — Не один, конечно. Но последняя пика была моя. Эх, молодость-молодость. Чудесная пора безумств и риска. Вы согласны?

— Даже не знаю. Я такой хернёй до сих пор маюсь.

— О! Охотник?

— Да. Когда не занят торговлей.

— Весьма необычно. И каков ваш лучший трофей?

— Так сразу и не определишь. Москва, пожалуй.

— Москва? — нахмурил хозяин заведения лоб, изображая сосредоточенное копание в недрах памяти. — Что за зверь?

— Не думаю, что тебе такой встречался. Жуткая тварь, мразота, каких поискать. Ну да что мы всё об охоте? Скажи-ка лучше, мил человек, где тут у вас кабачок отыскать. Кажется, «Весёлый звонарь».

— Есть такой. Как выйдите, налево, и дальше вдоль речки, а там уже и вывеску увидите, немного не доходя площади.

— Главной?

— Да-да, её самой. Но, должен предупредить, — опёрся хозяин о стойку и склонился вперёд, будто хотел поведать нечто сокровенное, — дурное это место. Сброду пришлого там, что крыс в канале. А в позднее время и того больше. Так что держите кинжал поближе, а кошель поглубже.

— Благодарю за предупреждение, приму к сведению. А ты пока племяшку моего засели и... держись подальше от телеги. Ничего особенного, просто, бзик у меня на это дело, не терплю, когда к моим вещам кто-то прикасается. Без обид.

— Да я... — развёл руками толстяк, состроив недоумённо-возмущённую гримасу, отчего второй подбородок дополнился третьим. — Даже в мыслях не было.

— Вот и славно. Скоро вернусь.

«Весёлый звонарь» возвестил о своём приближении задолго до того, как вывеска попала в моё поле видимости. Ор и гогот там стояли такие, что вопросы относительно названия сего гнезда порока отпали моментально. Я поправил капюшон и, открыв скрипучую дверь, шагнул в этот омут маргинального криминалитета.

Как на зло, свободных столов внутри не оказалось. Просканировав опытным взором нетрезвую толпу негодяев и подлецов, я вычленил из неё трёх особей в состоянии близком к коме и решил осчастливить их своей компанией:

— Вечер добрый, господа, — выдвинул я свободный стул и устало опустил на него пятую точку. — Уф. Наконец-то выдалась минутка покоя и домашнего уюта.

Двое из трёх коматозников, мобилизовав последние ресурсы своих организмов, повернули головы и честно попытались сфокусировать на мне взгляды стекленеющих глаз.

— Ты ещё кто нахер такой? — на удивление членораздельно выговорил тот, что сидел справа — гордый обладатель роскошных рыжих усищ.

— Да! — вторил ему тот, что оказался напротив меня, и стукнул по столу кулаком.

— Агх! — крякнул тот, что слева, потревоженный этим неожиданным действием, подпрыгнул и, не найдя поддержки вестибулярного аппарата, рухнул под стол, что, впрочем, абсолютно никого не смутило.

— Кол, — представился я, дружелюбно улыбнувшись. — Недавно в ваших краях. Вот надумал, пользуясь случаем, пропустить стопочку-другую в приятной компании. О! Вижу, у вас пусто. Не возражаете, если угощу?

Насупленные физиономии немного смягчились.

— Ну валяй, — одарил меня правый своим высочайшим дозволением.

— Вот и прекрасно! Эй, дружище! — повернулся я в сторону радушного хозяина рыгаловки, только что плюнувшего на кружку и теперь трущего её своим засаленным рукавом. — Да-да, милейший! Извольте подать нам бутылочку вашего лучшего...

— Шнапса! — помог один из моих новых товарищей.

— Точно! И закусить чего-нибудь! Ох, — повернулся я обратно, убедившись, что заказ принят, — новые места, новые люди, новые напитки. Разве не чудесно?

— А сам-то откуда будешь? — поинтересовался правый.

— Да отовсюду помаленьку. Колесим с племяшкой, торгуем всяким.

— Бродяга, значит?

— Кочевая жизнь тяжела, но крайне интересна. Вот, скажем, мог бы я познакомиться с такими замечательными людьми, сидя дома? Нет, конечно. И за это непременно стоит выпить! О, вы как нельзя вовремя, любезный!

— Крона и сорок геллеров, — выставил блюдоносец на стол бутыль с мутной жидкостью и три тарелки с каким-то хрючевом.

— Само-собой, — полез я за кошелём и... — М-м. Кажется, у нас небольшая заминка.

Безэмоциональная физиономия гражданина, принёсшего гастрономические изыски, без промедлений приобрела крайне недружелюбное выражение, как и физиономии двух моих лучших друзей.

— Ты чего, — кое-как поднялся со стула правый, заведя руку за спину, — дураков нашёл?

— Вот же сука, — последовал его примеру тот, что напротив.

— Господа, — посчитал я необходимым также поднять жопу, раз уж все вокруг стоят, — это всего лишь крошечное недоразумение. Я быстро его улажу.

— Тогда плати, — резонно парировал тот господин, что справа.

— Ну, может быть, не настолько быстро.

— Знаешь, что делают тут с такими умниками? — достал нож тот, что напротив.

— Им отрезают верхнюю губу, — любезно удовлетворил моё разыгравшееся любопытство усач. — И не будь я Дирк Рыжий, если сейчас этого не сделаю.

Чуя нарастающую атмосферу праздника, народ за соседними столами поспешил дистанцироваться от эпицентра веселья, дабы не превратиться из радостных зрителей в непосредственных участников представления.

— Должен заметить, господа, — поднял я вверх указательный палец левой руки, в то время как правой эффектно откинул полу плаща, — сегодня вечером я не планировал никого убивать. Просто, чтобы вы понимали всю абсурдность своих последних мгновений жизни. Одумайтесь.

Но мои взывания к здравому рассудку так и повисли в воздухе, не найдя адресата.

Дружище напротив, чьего имени я так и не успел узнать, дико заорал и перевернул стол. Очевидно, планировалось нанести мне страшный урон этим предметом меблировки, однако тот оказался слишком тяжёл и вместо смертоносного полёта в цель лишь отдавил ногу мирно спящему под ним забулдыге. Находящийся чуть ближе ко мне Дирк Рыжий, топорща усищи, махнул пару раз ножом, но, заметив, блеснувший стилет, благоразумно сделал шаг назад. А вот его менее внимательный товарищ ничего не заметил и ринулся через перевёрнутый стол в кавалерийскую атаку с тесаком наголо. Два быстрых укола стилетом парализовали его руку и снизили нагрузку на переполненный мочевой пузырь. Кавалерист не удержался в седле и скорчился, заливая пол желтовато-розовым.

Но щедрого на обещания публичной расправы Дирка это обстоятельство не вразумило. Он отвесил себе звонкую бодрящую оплеуху, и, устрашающе рыча, двинулся на меня:

— Ну, ублюдок, ты сам напросился.