Жатва. Том 1 (СИ) - Мичурин Артем

Волдо со вздохом спрыгнул с телеги, всем своим видом стараясь показать, что не одобряет мародёрства, но улыбку сдержать не сумел:

— Зачем вы расспрашивали этого разбойника о скупщике? — присел он возле разрубленного по диагонали тела и, морщась, ощупал карманы. — Я же сказал, что у меня есть человек в Шафбурге.

— Ну, таких людей много не бывает. Обычно, они знают куда больше, чем требуется для скупки краденого, но редко делятся своими секретами. А нам нужны не только деньги, ты же понимаешь. Нам нужен чёртов храмовник на вольных хлебах. Если твои источники нужного результата не дадут, мы обратимся к другим.

Я подобрал лежащую рядом голову Штефана и, позаимствовав у усопшего нож, занялся осмотром её ротовой полости.

— Что вы делаете? — скривил Волдо рожу настолько кислую, что у меня аж изжога разыгралась.

— Коронки, — пояснил я, поудобнее ухватившись за бороду. — Не пропадать же добру. Давай научу. Смотри, берёшь нож и режешь от края рта к уху. Та-а-ак. Потом с другой стороны. Теперь надо придавить, ладонью в лоб, пальцами цепляешься за надбровные дуги. А второй рукой с силой давишь на подбородок, чтобы нижняя челюсть двигалась к груди пока... Пока не раздастся характерный треск, вот такой. Теперь всё оральное богатство на виду и призывно поблёскивает, умоляя его выковырять. Можно, конечно, засунуть пальцы в рот и потянуть в разные стороны, держась за зубы, но я не рекомендую. Велика вероятность пораниться. А тут столько всякой болезнетворной дряни, что безопаснее сунуть хер в дохлую портовую шлюху. Эту историю я как-нибудь позже расскажу. А пока... Вот она, наша сверкающая прелесть. Берём нож поближе к кончику, прямо вот так, за клинок, и аккура-а-атнеько сковыриваем её с этого гнилого пенька. Некоторые поступают проще — берут что-нибудь тяжёлое и расхерачивают челюсти в хлам. Опять же, не рекомендую. Коронки мягкие, легко сминаются, а стягивать их с выбитых зубов то ещё удовольствие. Лучше уж чуток побольше времени потратить, но чтоб сразу начисто. Понял? Ну, давай, попрактикуйся, — кивнул я на разверстую пасть в крайне запущенном состоянии, отчего Волдо, державшийся молодцом на протяжении всей лекции, таки согнулся и предпринял попытку выблевать собственный пищеварительный тракт, едва не увенчавшуюся успехом.

— Нет, — замотал он башкой, продышавшись. — Пожалуйста.

Вот срань. У пацана аж губы посинели.

— Ладно-ладно, как-нибудь в другой раз попробуешь. Опыт — дело наживное.

— Спасибо. У меня слабый желудок. С детства не могу на мёртвых спокойно смотреть. Однажды прямо на городской площади вырвало.

— Как ты сказал? — следил я за синюшными губами Волдо, всё больше проникаясь мыслью, что происходит нечто противоестественное.

— Я... сделал что-то не то? — оробел вдруг пацан.

— Повтори последнюю фразу.

— Ну... Однажды меня прямо на городской площади вырвало, — произнёс он полувопросительно и замер, испуганно наблюдая за моим взглядом, сфокусированном на губах. — Что не так?

— Твой рот. Какого чёрта он двигается невпопад со словами? Ты что, сраный чревовещатель?

— Ах это, — выдохнул Волдо с облегчением.

— Да! Выглядит пиздец стрёмно.

— Благословение Амиранты.

— Яснее не стало.

— Все разумные существа в Оше способны понимать друг друга, хотя и говорят на разных языках. Я сейчас произношу не те звуки, которые вы слышите, хотя их смысл передаётся вам предельно точно. Но это происходит, если я сосредоточен на смысле сказанного. А если я сосредоточусь на произношении, получится так — du bist ein dummer remder. Видите?

— Нихрена не понял, но теперь твой рот двигался в такт словам. Какая-то нездоровая поебень. Погоди-ка! — мой взгляд переместился на отстранённо наблюдающего за нашим диалогом Красавчика. — Иди сюда. Скажи что-нибудь.

Красавчик подошёл, сел и вопросительно склонил голову набок.

— Не придуривайся, я в курсе, что ты меня понимаешь. Говори.

Но упрямая скотина продолжала молчать.

— Знаешь, что... — начал я спокойно и в следующую секунду заорал: — Медведь!!!

— Где?!!! — вскочил Красавчик, как ужаленный, и завертелся на месте, ища глазами, в какую сторону не стоит драпать.

— Попался!

— Сука!

— Следи за языком. Хе-хе, забавно. Скажи ещё что-нибудь. Я, например, давно хотел узнать, на кой чёрт ты яйца лижешь. Нет, я бы ещё понял, если б речь шла о личной гигиене, но ведь ничего кроме яиц ты не лижешь. Так зачем?

Красавчик, глядя мне в глаза, демонстративно сел, задрал лапу и...

— Вот и поговорили. Ладно, пора тут закругляться. Волдо, проинвентаризируй мешки. Оставь только самое ценное, сапоги и прочую хрень выбрось. В конце концов, мы же торговцы, а не разорители могил. А с тобой, — ткнул я пальцем в направлении всё ещё занятого самоудовлетворением онаниста, — мы ещё поговорим. Марш в телегу.

Глава 6

Шафбург. Его черепичные крыши показались за холмом уже к сумеркам. Совсем небольшой городишко, даже до Арзамаса не дотягивает. Никаких особых укреплений, ни стены, ни замка. Шафбург располагался на берегах протекающей через него речушки и имел очертания почти правильного круга. Приземистые окраины прирастали этажами тем больше, чем ближе к центру, и логично увенчивались самым высоким зданием с изящным шпилем.

— Церковь святого Рихарда, — пояснил Волдо, угадав направление моего взгляда. — На главной площади.

— А есть и второстепенная?

— Что?

— Площадь. Непохоже, чтобы в этой дыре их водилось больше одной.

— Нет, но... Просто, её так называют.

— Эти шафбургцы мне уже не нравятся. Ну, согласись, какой нормальный человек будет давать имя единственной площади города. Это же всё равно, что своему очку имя дать. Для чего? Чтобы со ртом не спутать? Они что, так и говорят, мол, я иду на главную площадь, там сегодня праздник, будут кого-то вешать? А другие, небось, уточняют: «На какую? Прости, не расслышали. На главную, ты сказал?». А тот такой: «Да-да, верно. На главную площадь. Ну, на ту самую, которая у нас одна единственная». Блядь, какой идиотизм.

— Да что вы прицепились к этой площади?

— Потому, что это тупо. А меня бесят тупые люди. Они пробуждают во мне желание убивать, спонтанно, хаотично и, как может показаться со стороны, немотивированно. Так что не удивляйся, если я ни с того ни с сего зарежу кого-нибудь на главной площади. Ладно, не ссы. Постараюсь делать это незаметно.

— У вас странные шутки.

— Ты привыкнешь. Думал, скажу, что это не шутки? Больше тупости я ненавижу только банальность.

Волдо недобро прищурился и заявил тоном, не допускающим возражений:

— Надеюсь, что вы не планируете ходить ночью по домам и добывать души. Тут не деревня в одну улицу, тут нас точно схватят и колесуют. На главной площади.

— С оркестром, надо полагать.

— Что?

— Забей. Постоялый двор найти сумеешь?

— Разумеется.

— Тогда бери поводья, устрой дяде Колу экскурсию.

Спустившись с окружающих Шафбург холмов, мы въехали в его окраины и двинулись по мощёной крупным булыжником улице меж мрачных домишек, словно сошедших с иллюстраций из книжки безумных германских сказочников. Красное солнце медленно катилось за горизонт и в крохотных оконцах за мутными стёклами то тут, то там зажигался свет. Редкие прохожие, напоминающие бродяг, брели по своим делам, понурив головы. Знакомая депрессивная картина, будто в какой-нибудь мордовской дыре, только антуражик иной, да дороги поприличнее.

— Давно хотел спросить... — нарушил Волдо давящую тишину, разбавляемую лишь цокотом копыт да скрипом телеги.

— Ну?

— Что у вас с глазами?

— Если коротко — они жёлтые и светятся.

— Да, — ощерился Волдо, — я замети. Но почему?

— Как рассказывал один знающий товарищ, дело в тапетуме. Он отражает свет. Так что ничего демонического. Прости, если разочаровал.

— Думаю, будет лучше...

— ...не зыркать ими почём зря. Да, я в курсе. Человек везде человек — пугливая ксенофобная тварь, в большинстве своём. Не имел в виду тебя лично.