По этому поводу вечером снова был скандал: отец ругался, назвал Кирилла «никчемным ничтожеством», на ближайший месяц запретил подходить к домашнему компьютеру и поставил новый пароль. Кирилл так и не узнал, ответили ли ему еще что-то на радиолюбительских форумах. Но у него появилась другая идея.
«Ничтожество» – таким словом отец за глаза припечатывал соседа с нижнего этажа, Саврасова. Того самого бездельника, который любил попросить в долг и рассказать что-нибудь о тайном мировом правительстве. От теорий заговоров недалеко ведь до таинственных радиостанций? Именно так рассудил Кирилл, позвонив назавтра в соседскую дверь. Прежде он избегал Саврасова и вообще не представлял, как и о чем будет сейчас его спрашивать, но страх придавал решимости.
– З-здрасьте, – буркнул Кирилл, когда дверь открылась и сосед уставился на него с изрядным удивлением. – М-мне очень нужно задать вам один вопрос. Только в-вы меня ни о чем не расспрашивайте, л-ладно?
– Интригуешь, молодой человек.
– В-вы знаете что-нибудь про н-номерные радиостанции?
– Ну, слыхал.
– Знаете, что за с-станция такая – «РПД сто восемнадцать»? Она т-типа это… вроде как будущее предсказывает. Очень п-плохое будущее.
Сосед помолчал, почесывая живот под несвежей майкой.
– Ты где про нее услышал? Это ж байка еще времен моего детства. Вроде байки про радио, которое предупреждает про Гроб на колесиках. Только более редкая.
– Что за б-байка?
– Про «Радио последнего дня». Мол, если услышишь на радио передачу про себя самого, где тебе обещают что-то плохое, надо дать послушать эту передачу кому-то другому. Чтобы перевести несчастье на него.
– И что, р-работает?
– Откуда я знаю? Это ж байка. – Сосед многозначительно смерил его взглядом, и Кирилл подумал, что Саврасов вполне может донести что-то его родителям, несмотря на все их пренебрежение, но сосед вдруг выдал: – Одолжи сотку до получки?
Кирилл выгреб из кармана рюкзака пару мятых купюр – все свои деньги на школьные завтраки, – молча всучил соседу и пошел вниз по лестнице.
Теперь у него хотя бы имелся план действий на случай, если проклятая радиостанция передаст для него новое сообщение. А насколько план был рабочим… это предстояло проверить.
Возможность проверки представилась, увы, очень скоро. Уже через три недели маниакального прослушивания пустой частоты – каждый день, каждую свободную минуту дома – Кирилл, мучительно дернувшись всем телом, услышал провал в тишину, после которого последовало:
– Я – РПД сто восемнадцать, я – РПД сто восемнадцать. Кир. Константин, Иван, Роман. Двадцать семь ноль два. Красноснег. Девятнадцать часов. Константин, Роман, Анна, Сергей, Николай, Ольга, Сергей, Николай, Елена, Григорий. Девятнадцать. Приём.
На сей раз – впервые – Кирилл не паниковал. Сидя под столом рядом с приемником, он три раза переслушал повторяющееся каждые полчаса сообщение, глядя на наручные часы. 15:00. 15:30. 16:00… Кирилл кивнул своим мыслям, погружаясь в некое обреченно-деловитое состояние вроде того, какое, наверное, испытывают люди, вынужденные уйти на фронт. План обретал более четкие очертания.
На следующее утро Кирилл вышел из дома как можно раньше, затолкав радиоприемник между учебниками. В школьных коридорах было еще мало народу, в туалете – никого. Кирилл старался не думать, что будет делать, если в туалете не окажется розетки – но та, по счастью, обнаружилась в закутке с ведрами и швабрами. Он включил радио, спрятав его за ведрами, и заструилось тихое шипение, почти незаметное за ворчанием труб. Скоро сюда должен был явиться один из самых скверных типов, какие водились в школе, – здоровенный лоб и вечный второгодник Миха, он всегда устраивал перекур в туалете перед уроками, опаздывая на первый, и заодно по мелочи издевался над заглянувшими по делам мальчишками помладше – Кириллу уже несколько раз доставалось за его заикание. Наверняка Миха найдет и сломает приемник, когда тот заговорит, – но наплевать. Главное, чтобы он услышал сообщение. Если и переводить на кого-то несчастье – так на самого скверного из знакомых Кириллу людей.
Однако все пошло, как водится, совсем не по плану. Миха со своими дружками в туалет вообще не заявился, зато перед самым началом уроков прибежал одноклассник Лешка, мелкий очкарик, с которым Кирилл, можно сказать, дружил. С восьми лет, с первого сообщения от проклятой радиостанции, у Кирилла и друзей-то толком не было. На часах было 7:58.
– Леха, пойдем отсюда!
Кирилл попытался вытащить одноклассника в коридор, но тот, держась за живот, забежал в кабинку и закрылся там.
7:59. Кирилл вышел из туалета, надеясь, что радио проговорит свою зловещую тарабарщину недостаточно громко и Лешка за сливом воды ничего не расслышит. Отсидел на уроке, сходил в туалет забрать чертово радио – хорошо, никто его не застукал. После второго урока Лешка отпросился домой – у него болел живот.
– Пойдем вместе, я т-тоже домой сваливаю, – сказал Кирилл. Ему надо было убедиться, что Лешка хотя бы благополучно доберется до дома. – Ты, с-случайно, там в сортире ничего с-странного не слышал?
– Вроде радио бубнило…
От школы шли гуськом по едва натоптанной после недавнего снегопада дорожке. Нужно было подняться на пешеходный мостик, чтобы перейти железнодорожные пути: Лешке – к дому, Кириллу – к трамвайной остановке. И вот как раз на ступеньках мостика навстречу попался Миха с компанией, тоже решивший сегодня прогулять уроки.
– Здорово, бакланы! – Миха расплылся в улыбке. – Мелочь есть?
Кирилл и Лешка молча замотали головами, еще надеясь проскочить мимо.
– А щас проверим!
Миха потянул лапы к рюкзаку, в котором лежало радио. Почем зря жертвовать приемником Кириллу совсем не хотелось, и он, вырвавшись, метнулся под мост, туда, где в заборе, огораживающем железнодорожные пути, была дырка. Лешка бросился следом. Проваливаясь по колено в снег и продираясь сквозь кусты, они выбрались на насыпь. За ними ломился кто-то из Михиной компании, и Кирилл с Лешкой припустили вперед, перепрыгивая через рельсы, – на той стороне под забором можно было пролезть на четвереньках. Но путь им преграждал стоящий товарный поезд.
Кирилл побежал вдоль вагонов, слыша позади матерные выкрики.
– Давай под поездом! – крикнул Лешка.
– Н-не надо!
– Ну давай! Они догонят!
– Ладно, только не т-тормози!
Кирилл нырнул под вагон. Рюкзак зацепился за что-то, Кирилл в панике рванулся, раздался треск – и вот он уже выскочил с другой стороны. Лешка прыгнул под тот же вагон – и запнулся о рельс. Упал плашмя, лицом в бетонную шпалу.
И как раз в этот миг по товарняку прокатилась гулкая дрожь. Вагон дернулся и с металлическим стоном медленно пополз вперед.
– Давай руку! – надрывался Кирилл. – Давай руку, д-дурак!
Лешка приподнял разбитое лицо. Ошалелые глаза за надтреснутыми очками.
– Руку давай!..
Лешка изо всех сил дернулся на четвереньках вперед. А дальше – дальше раздался влажный хруст, с которым колесо набирающего скорость вагона наехало на грудную клетку мальчишки. Этот хруст, негромкий, но совершенно невыносимый, звучал у Кирилла в ушах, когда он, зажмурившись, попятился по крутой насыпи. Ноги увязли в снегу, и он упал, кувырнувшись через голову и чудом не сломав себе шею. Влажный хруст звучал, прошивая сознание окровавленной иглой, пока Кирилл, подвывая, полз по снегу к ограде, чувствуя, как в спину тяжело толкается радиоприемник, засунутый под учебники. Позади мерный грохот поезда ускорял темп. Кирилл протиснулся под забором и побежал через дорогу под гудение клаксонов – он чуть было не угодил под машину.
Дальше был темный провал длиной в дни или недели. Кирилл вроде жил. Ел, спал, ходил в школу, несколько раз отвечал на вопросы милиционеров, которые даже однажды приходили к ним домой, и у родителей были такие лица, будто им сказали, что их сына подменили инопланетянином. Разумеется, Кирилл никому ничего не говорил про радио. Но продолжал включать приемник каждый день. Новых сообщений пока не звучало. Сработал ли план? Или все-таки, раз Лешка приходился Кириллу почти-другом, то ни черта не сработало и проклятая радиостанция просто в очередной раз предупредила Кирилла о неизбежном?..
