Я решительно вернулась в кухню, намереваясь позвонить Игорю и… что? Пока я сама не знала что. Не успела сообразить, прежде чем увидела стол.
Яйцо раскрылось само. Ровно по шву, аккуратно и чисто.
Только вместо желтого контейнера из него выплеснулась багровая лужа. Густая жижа залила весь стол. Как могло столько – литр? – поместиться в таком маленьком яйце?
В нос ударил густой запах свежей земли.
Я попятилась.
Скатерть под лужей стала съеживаться, стягиваться, как шагреневая кожа. Она вспучилась, вздыбилась, собралась комом, а потом запульсировала – словно была огромным коконом, из которого что-то собиралось вылупиться.
Я сделала еще шаг назад – и уперлась спиной в стену.
И оно вылупилось.
Багровый скатертный кокон набух и лопнул, залив кухню липкой, терпко пахнущей грязью жижей. А на столе во весь рост встало что-то пока еще бесформенное, извивающееся – но на глазах набирающее плоть и мощь. Ножки стола подогнулись, поползли в стороны – и он рухнул, сметая стулья, рассыпав осколками посуду.
Рожденное из шоколадного яйца встало и сделало первый шаг. У него не было ни глаз, ни рта, ни носа, ни ушей – лишь трепещущие прорези в массе плоти. Только руки были тщательно вылеплены – словно искусно выделанные перчатки, натянутые на бесформенные конечности. Длинные многосуставные пальцы с острыми щербатыми желтыми ногтями.
Существо выставило вперед руки и согнуло первые фаланги пальцев.
Ногти посмотрели на меня.
И тогда я закричала.
Трепещущие прорези в массе раскрылись и вернули мне мой крик.
Я что-то швырнула в тварь – даже не знаю, что попало мне под руку в коридоре. Какая-то банка? Васина обувь? Ее же игрушка? Предмет попал прямо в середину сочащейся сукровицей плоти – и потонул в ней.
Я не стала ждать, что будет дальше. Потому что знала: ничего хорошего. Выскочила из квартиры – без телефона, без денег. Захлопнула дверь и судорожно прокрутила ключ в замочной скважине.
Игорь жил на другом конце города.
Через час я была уже там.
– Давай, давай… – шептала я, слушая трель домофона. – Ну давай же…
Никто не открывал.
Я обернулась, пытаясь разглядеть Игоря с дочкой на детской площадке – хотя что они могли делать там в сгущающихся сумерках?
И увидела, как на фоне сизого неба от железной горки неслышно отделилась бесформенная фигура. Она шла крадучись, выставив вперед то, что заменяло ей руки, – будто зомби из старого дешевого фильма. Вот только она не выла: «Моззги-и-и!» И своими ногтями смотрела на меня.
– Давай! Давай! – заколотилась я в дверь, продолжая раз за разом набирать номер квартиры Игоря.
Никто не открывал.
Я быстро оглянулась через плечо. Фигура стояла, покачиваясь, одной рукой наблюдая за мной, а второй – вытянувшейся до самой земли – загребая грязь и закидывая ее в себя. Набухая на глазах, вытягиваясь выше и раздаваясь вширь. Она не торопилась. Она знала, что мне не откроют.
Я вбила другой номер квартиры, наугад.
– Кто? – спросил мрачный мужской голос.
– Скорая! – отрывисто сказала я. – Из вашего подъезда вызвали! Подозрение на инсульт! Сейчас не открывают!
– Как устроен диаскинтест? – спросил голос.
– Что?.. – опешила я.
Мне показалось, что за спиной у меня тихо забулькало от сдерживаемого смеха.
– Задолбали, наркоманы сраные, – сказал голос. – То скорой, то газовщиками прикидываетесь.
– Я не…
Но в квартире уже положили трубку домофона.
Я лихорадочно обернулась. Тварь сделала движение, которое можно было бы принять за кивок одобрения, и двинулась ко мне. Я окинула взглядом дома, окружающие двор: неужели никто не видит, что происходит внизу? Неужели никто не смотрит из окон? Но свет в них – во всех двух-трех десятках – моргнул, и двор погрузился в темноту.
Я повернулась к двери и дернула ее. Уперлась ногой в соседнюю створку – и потянула всем весом.
В ноздрях защекотали резкие запахи земли и грязи. Позади зачавкало. В спину уперся внимательный взгляд. Тварь играла со мной – но, кажется, сейчас наступил последний этап этой игры.
В отчаянии я пнула вторую створку, одновременно дернув ручку на себя.
Что-то хрустнуло, щелкнуло – и магнит поддался, отпустив дверь.
Я влетела в подъезд, захлопнув ее за собой.
И в ту же секунду что-то шлепнуло и расплескалось по металлу там, с той стороны.
Через минуту я уже трезвонила в квартиру Игоря.
– Кто там? – раздался из-за двери тоненький голос.
– Это я, Вася! – закричала я. – Это мама.
– Сейчас…
Послышался щелчок замка – и дверь отворилась. Я не стала ждать, когда она распахнется полностью, и просочилась в щель, плотно захлопнув дверь за собой.
– Вась, где папа?
Дочь, уже одетая в пижаму, указала пальцем куда-то за окно:
– В магазин побежал, кукурузные хлопья закончились, – сказала она. – Мам, а что случилось? Ты заберешь меня?
– Нет… – забормотала я, скорее чтобы успокоить Васю, чем говоря правду.
А потом схватила дочь и потащила ее в комнату.
– Вася… – осторожно спросила я, присаживаясь на диван. – Помнишь ту книжку, что ты у папы читала?
– Какую? – наморщила дочь лоб.
– Ну, где тете ногу в рот засовывали.
– А! – махнула рукой Вася. – Я не читала. Это было противно и неинтересно. Поэтому я ее закрыла.
– Да, – закивала я. – Ты молодец. Не нужно читать, особенно если противно и неинтересно. Но скажи: ты, прежде чем ее начать читать, что-нибудь говорила?
Вася внимательно посмотрела на меня.
– Ну, папа сказал, что ты, перед тем как открыть книгу, всегда просишь, чтобы все кошки и коты остались живы.
– А, да, – Вася улыбнулась. – И они никогда-никогда не умирают.
– А для этой книги ты тоже так сказала?
Вася нахмурилась и замотала головой.
– Не совсем. Иногда я читаю книги, а в них нет кошек и котов. А есть, например, мышки. И они умирают. А я не знала о них, тогда бы попросила, чтобы они тоже остались живы. Поэтому я спросила, о ком эта история. Папа сказал, что о чудовище.
– И ты… – медленно прошептала я, чувствуя, как у меня немеют руки и ноги.
– Попросила, чтобы в этой книге чудовище осталось живым, – пожала плечами Вася.
– Но… почему? Зачем?! – Если бы руки и ноги слушались меня, я бы схватила дочь и затрясла ее. Но все тело было ватным и холодным, и я не могла даже пошевелиться от осознания того, что сделала Вася. – Это же чудовище! Оно должно умереть! Чудовища должны умирать! Потому что они… потому что они чудовища!
– А в «Аленьком цветочке» и «Красавице и чудовище» чудовища хорошие, – парировала Вася. – И это тоже могло быть хорошим! Просто я не стала читать дальше!
– Это не могло быть хорошим, – тихо сказала я. – Оно не хорошее.
– Жалко… – вздохнула она.
– А ты можешь его… убить? – с надеждой спросила я. Когда вокруг творится безумие, нужно играть по его правилам.
Вася покачала головой:
– Нет.
– Ну если сказать… как ты там говоришь… «Я хочу, чтобы чудовище в этой книге умерло…» А? Попробуешь? Давай!
– Не получится, – упрямо сказала Вася. – Я хотела, чтобы умер злой визирь в сказке, но это не вышло. Я пока не умею этого делать. Только чуть-чуть… Злой визирь пока только заболел, но не умер. Но я могу научиться, мама!
– Черт…
– Мама, не ругайся, – поморщилась Вася.
– Да, прости… – Я похлопала пальцами себя по губам.
Из коридора донесся громкий удар, потом еще один и еще. Словно что-то било гигантским кулаком по стене, ища пустоту, слабое место, возможный вход.
– Что это?.. – вздрогнув, прошептала Вася.
– Это соседи, – быстро нашлась я. – Ремонт, ты же сама говорила. Так, надень наушники и ложись, мама сейчас разберется.
Вася послушно надела наушники. Я не хотела, чтобы она слышала то, что будет происходить. Я не хотела, чтобы она слышала… как идет смерть?
