Инкубы (ЛП) - Ли Эдвард

- Как вы думаете, каковы ваши шансы? - спросил Джек.

- Не очень большие, - призналась Фэй Роуленд. - Объем информации слишком мал. Нет никаких справочников, которые я могла бы просто открыть и найти нашу секту. Это как иголка в стоге сена.

Джек раздавил свою "Кэмел" и закурил другую. Он задумался, потирая брови.

- Протокол... Ритуал... Наш эксперт-криминалист определил, что нож, которым убили Шанну Баррингтон, был сделан из какого-то хрупкого камня. Возможно, из кремня или обсидиана.

Фэй посмотрела на него прямо.

- Многие цивилизации, как только они начали развивать организованные религиозные системы, верили, что огонь - это дар богов. Кремень дает искры, поэтому они использовали кремень для своих жертвенных принадлежностей. Тольтеки являются лучшим примером, как и Селевкиды в Малой Азии. И многие секты аористов использовали ножи, вырезанные из вулканического стекла...

- Обсидиана, - пробормотал Джек.

- По сходной символической причине. Они поклонялись демонам, которые, как они верили, обитали глубоко под землей, поэтому изготавливали свои инструменты из материалов, добытых в том же месте. Они использовали то, что им давали, чтобы возвеличить дарителя. Дары дьявола людям дьявола.

Джек почувствовал, как по спине пробежал странный холодок, такой же, какой он испытывал всякий раз, когда спрашивал себя, как далеко может зайти безумие. В безумии может быть порядок, не так ли? Это была жуткая мысль.

- Их называли кинжалы, - добавила Фэй. - Не ножи. Кинжалы.

Рэнди выглядел недовольным.

- Мы надеялись, что это просто какой-нибудь псих или случайный помешанный на оккультизме.

- О, нет, - заверила она. - Чем бы ни увлекался ваш убийца, это не то, о чем он вычитал в каком-то оккультном пособии в мягкой обложке. Это очень глубоко и запутанно. Секты аористов были высшей формой религиозного мятежа в Средние века. Они убивали младенцев, поджаривали девственниц на праздниках солнцестояния, потрошили священников, как оленей.

- Отлично, - пробормотал Джек.

Бледный свет лампы превратил усталые глаза Фэй Роуленд в черные дыры.

- Этот парень не псих, капитан. Он настоящий религиозный фанатик.

ГЛАВА 12

Бекки перечитала строки, которые нацарапала в своей книге:

Злые поцелуи или ангельские касания?

Я хочу быть в ложе начинаний,

Это не конец.

Она задрала нос, услышав это. А вот и следующий:

ПРИЗРАК

Пережитки никогда не исчезают, но порождают потери,

И изгоняют все, что мне дорого

на земле.

Этот последний призрак рождает

новую меня,

Или еще одну страстную катастрофу?

Что я делаю, чтобы все было в рифму...

Господи!

Какое преступление перед

временем, искусством и остывающим пеплом

разбитого сердца.

Но, по крайней мере, было бы забавно увидеть,

Какая полуночная страсть манит меня

после очередной ласки веры.

Бекки знала, что ее стихи не очень хороши, во всяком случае, с точки зрения рифмы. Но ей было все равно. Она писала стихи для себя. На прошлой неделе она познакомилась с парнем, который хотел узнать об этом. Это было необычно, потому что парней, как правило, не интересовали те аспекты ее жизни, которые не касались полового акта.

- Ты должна попытаться опубликовать это, - сказал он.

- Это было бы немыслимо, - ответила она.

- Зачем писать, если другие люди не могут это прочитать?

- Потому что это не для других людей. Это для меня. Поэзия - это то, как я определяю себя.

"Какая же я идиотка!"

Он даже близко не подошел к пониманию. По крайней мере, он понял, как вводить в нее свой пенис. Это все, ради чего она хотела его видеть в первую очередь.

В зеркале отразился ее тридцатиоднолетний возраст, словно внутренний взгляд на все, к чему привело ее прошлое. Бекки Блэк предстала обнаженной. Крошечные отметины от бикини напоминали белое атласное белье на фоне темного загара. Она усердно работала, чтобы поддерживать форму; ее рост составлял 5 футов 6 дюймов, а вес - 107. Она была гибкой, а не тощей. Длинные ноги плавно переходили в форму песочных часов. Когда она смотрела на свою грудь, ее не покидали мысли о прошлом. Кексы. Они были упругими, как лимоны, с нежно-розовыми округлостями. Филип называл их "кексиками", когда они занимались любовью в спальне. Он придумывал всевозможные глупые ласкательные названия для частей ее тела. Ее груди назывались "кексиками". Пупок был для него "пуговкой Бекки", а влагалище - "маленьким ягненком". Этот аспект его обожания забавлял ее. Филип был скрытным и очень любящим, но не более того.

- Я люблю тебя больше, чем тебя кто-либо любил или когда-либо будет любить, - часто загадочно замечал он.

Возможно, это было правдой, но что с того? Их годичный брак оставил ее скучающей и равнодушной. Его любовь не вызывала у нее никаких чувств, так почему же она должна чувствовать себя виноватой? Она изменяла ему, как дьяволица, стоило ему, бедняге, только повернуться к ней спиной. Она часто звонила ему на работу, в то время как красивые незнакомцы втыкали в нее свои члены. Замужество казалось ей глупым и даже постыдным занятием, которому слишком многие люди позволяют влиять на свою жизнь. Это казалось ошибкой. Любовь Филипа не изменила ее взглядов на свои желания. Любовь не придала ей завершенности, в отличие от приключений, риска и физического разнообразия. Однажды она разговаривала со своей подругой Дебби и сказала:

- Филип для меня как сэндвич с рыбой. А я люблю стейки, - возможно, это был первый случай в истории, когда фастфуд приобрел философский оттенок.

Их брак распался через год.

Освобождение. Она подумала о птицах, взмывающих ввысь из своих тюремных клеток. Она была свободна. Без жерновов брака на ее шее общество стало ее личной игровой площадкой. Ее поразило, как легко соблазн секса превращал зрелых, способных мужчин в безмозглых марионеток с эрекцией. Она могла зайти в любой бар в любое время и уйти, получив еще одну порцию того, в чем так нуждалась ее жизнь. Она знакомилась с самыми разными мужчинами: молодыми, старыми, богатыми, бедными, обычными, эксцентричными. Теорема фастфуда была верна: ее удовлетворяло разнообразие, а не самодовольство. Бекки Блэк не хотела любви. Она хотела, чтобы каждую ночь в ней вспыхивали фейерверки, чтобы в ней зажигалась новая римская свеча, а фитили из плоти зажигали ее вожделение.

Ей было все равно, насколько ничтожной может быть ее жизнь на самом деле.

* * *

Ночь, казалось, пульсировала волнами энергии, превращая Городской причал в настоящий карнавал. Бекки припарковалась напротив магазинов на Харбор-сквер. Толпы веселящихся гуляк переходили из одного бара в другой. Велосипедисты увозили влюбленных под луной, а в воздухе звучала музыка. Из-за прозрачного облегающего платья Бекки время от времени раздавался свист; четверо мичманов в летних белых костюмах с вожделением наблюдали, как ее ноги, стуча высокими каблуками, несут ее по Рэндалл-стрит. Новое заведение под названием "Глобус" манило ее кубистическими неоновыми завитушками в витрине; она попала в компанию молодых юристов и шлюх из высшего общества. Еще один бар для избранных, куда люди приходили, чтобы притвориться шикарными, и платили восемь долларов за коктейль. Из динамиков монотонно лился "Новый заказ", вспыхивали неоновые огни. У длинного бара, отделанного черным мрамором, мужчины стояли, оставив на виду ключи от "Порше" и "Ягуара", а их спутницы сидели на стульях в стиле ар-деко и смеялись над шутками, которых не понимали. Официантки выглядели как в старом клипе с Робертом Палмером, а бармены - как генетические гибриды Микки Рурка и Моррисси. Раздавались фальшивые фразы, Бекки понравилось это место.