Инкубы (ЛП) - Ли Эдвард

Земляные работы продолжались. Прелат безмятежно скользил над пылающими кострами и тлеющими ямами. Крики, похожие на прекрасную музыку, стихли позади. Над пропастью возвышались постаменты, черные кенотафы и дольмены, старые как мир. Все выше и выше поднимался прелат, опускаясь все ниже и ниже, пока вскоре не стало слышно ни звука, только безмятежность этого лишенного света древнего места. Он чувствовал красоту этого места, он мог почти прикоснуться к ней, потому что она приближалась...

"Ближе, ближе..."

Прелат остановился.

Он парил в бесконечности, вглядываясь.

Перед ним стоял обсидиановый трон Отца, а на нем:

Отец.

Отец Земли.

- Аориста!

* * *

- Тебе мы отдаем нашу веру навеки, - прорыдал прелат во время богослужения.

- Плоть через кровь, - хором произнесли суррогаты. - Тело через дух.

Прелат повернулся и поднял чашу.

- Любовь моя, Отец. Мой дар Тебе, - он поднял кинжал. - И Твой дар нам.

Суррогаты подняли руки.

- Даруй нам милость, о Отец, исполнить Твое предназначение.

- Баалзефон, радуйся!

- Аориста!

Цементный пол вокруг треугольника стал теплым.

ГЛАВА 22

Вероника подняла голову от своего рабочего стола. Она услышала шаги. Но когда она выглянула в коридор, на лестнице никого не было.

Шаги звучали неуместно. Казалось, что они доносятся даже не с лестницы.

"Должно быть, это у меня голова идет кругом", - подумала она.

Перед ней лежала работа. Основной набросок был готов. Во вчерашних набросках чего-то не хватало, но сегодня она поняла, чего именно.

В набросках не хватало ее самой.

Вчерашний сон об огненном человеке был самым подробным.

"Экстаз пламени, - подумала она. - Огненный любовник".

Пустое место рядом с огненным любовником нужно было заполнить. Вероника заполнила это пространство собой.

До сих пор ее единственные попытки создать автопортрет были глубоко экспрессионистскими. Однако в этом случае все должно было быть по-другому: ей нужно было нарисовать себя не в абстракции, а в реальной жизни. Она никогда раньше этого не делала. Перспектива взволновала ее, но в то же время немного напугала.

Что, если у нее ничего не получится?

Внезапные голоса отвлекли ее. Теперь она была уверена, что в холле кто-то есть. Как она могла не заметить их, когда оглянулась минуту назад? Голоса говорили по-французски. Марзена и Жиля было легко отличить друг от друга. Она снова встала и прислушалась через дверь.

Весь разговор состоял из какой-то тарабарщины. Затем заговорил третий голос, на английском. Это был Хоронос.

- Она испорчена. Я допустил серьезную ошибку.

- Да, - согласился Марзен. - Что ты будешь делать?

- Это была моя ошибка, - сказал Хоронос. - Я возьму на себя ответственность.

- Завтра? - спросил Жиль.

- Завтра вечером, - проинструктировал Хоронос. - Но не беспокойтесь об этом сейчас. Вы должны идти.

Жиль и Марзен удалились по коридору. Вероника выглянула за дверь. Оба мужчины были одеты в элегантные темные костюмы. Марзен, кажется, что-то нес. Черный мешок?

Дверь справа от нее со щелчком закрылась. Вот где они были, в зеркальной комнате. Хоронос называл ее "комнатой для музы". Что он там делал? Вероника могла представить, как он сидит в зеркальной комнате в полном одиночестве, размышляя о своей мудрости.

Она услышала, как Марзен и Жиль вышли из парадной двери. Затем машина завелась и уехала.

Что сказал Хоронос?

"Она испорчена".

Кого он имел в виду? Она пожала плечами.

- Какая разница? - она пробормотала и побрела обратно к своему столу.

Это был еще один размытый день. Она самозабвенно рисовала с полудня, а сейчас было десять часов вечера. Время, казалось, не имело здесь ни значения, ни веса.

Теперь ее мысли блуждали. Джинни и Эми, должно быть, тоже работали весь день напролет; Вероника их не видела и не слышала. Она задумалась, переспит ли с ними сегодня ночью, но сразу же ответила, что нет. Она закончила с ознакомительным сексом. Следующим, с кем она переспит, будет мужчина.

Что теперь?

Эскиз был закончен. Она использовала эскизы только в качестве набросков, совсем как писатель-романист. Эскиз не был частью реального творческого продукта. Компания "Хоронос" предоставила несколько размеров рамок для холста - тоже хорошей марки, "Антес Универсал", которые были загрунтованы дважды и подходили для любой основы краски. Она выбрала размер рамки 24х34 дюйма; она терпеть не могла мольберты, предпочитая трехзубчатую раму, которую, как ни странно, также предоставил Хоронос. И он же предоставил не менее качественные краски, масло "Гамблин", одно из лучших в мире, и перламутровые кисти.

Все было готово, но она все еще не чувствовала себя готовой начать. Она все еще не разобралась кое в чем окончательно.

"Я", - подумала она.

Вот и все. Она не чувствовала себя готовой нарисовать свой собственный портрет.

Набросок выглядел хорошо, но это был всего лишь набросок, зачаток. Это была не она. Внезапно она почувствовала разочарование.

"Я знаю", - подумала она так же внезапно.

Она бросилась в холл. Хоронос был здесь ради них, не так ли? Не рассердится ли он, если она побеспокоит его сейчас, в такой час? Она постояла немного перед его дверью, помедлила, затем постучала.

- Войдите.

- Простите, что... - но тут она остановилась, как только вошла.

Хоронос сидел в позе лотоса без рубашки. Он медитировал.

- Я зайду позже, - сказала она.

- Нет, останьтесь, - он поднял палец, закрыв глаза. - Минуточку.

Стоя там, за его спиной, она чувствовала себя неловко. Она почувствовала себя посторонним человеком. Затем он встал и повернулся. Комната с зеркальными стенами была полна его отражениями под множеством углов.

- Это может показаться дико эксцентричным или даже преувеличенным.

- Что? - спросила она.

- Эта комната.

- Нет, но... - она огляделась. - Это немного странно.

- Эта комната помогает мне думать. Она вдохновляет меня. Когда я здесь, один, мне кажется, что я сижу на коленях у бесконечности.

Вероника посмотрела вверх и вниз. Она увидела свое запрокинутое лицо. Она увидела себя, смотрящую на себя между ног. Даже потолок и пол были зеркалами.

- Я не хотела вас беспокоить.

- Это не так. Я здесь ради вас.

Теперь она посмотрела на него. Он был стройным, но мускулистым, хорошо загорелым. На нем были белые брюки и светло-голубые туфли. Его серебристо-светлые волосы, словно блестящая мишура, ниспадали на плечи.

- У вас все хорошо с работой. Я вижу это. Я прав?

- Да. Ну, вроде того.

- Но вы наступили на камень преткновения.

Вероника кивнула. Все, что осталось в комнате, - это единственный стул, сделанный из хромированной проволоки. Хоронос сел на него и посмотрел на нее.

- Скажите мне.

Как она могла начать, чтобы не показаться глупой?

- Я рисую свой сон, - сказала она. - Я уже все продумала, но...

- Вы в этом сне, верно? - спросил он.

- Да.

- И вы не знаете, как себя изобразить?

- Нет, не знаю. Я понятия не имею. Это пугает.

- Возможно, вы плохо представляете себя? Или вас пугает только мысль о том, чтобы нарисовать себя?

- Я думаю, последнее.

Хоронос слегка улыбнулся.

- Воссоздание часто пугает, особенно когда мы должны воссоздавать самих себя собственными руками. Всегда существует вероятность того, что мы можем споткнуться и, следовательно...

- Уничтожим себя, - закончила Вероника.

- Именно так, - внезапно он стал суровым. - Но если бы художники никогда не решались бросить вызов самим себе, то не было бы искусства.

Вероника опустила глаза.

- Вы разочарованы во мне.

- Нет, - сказал он.