Худеющий - Кинг Стивен

Но он не мог говорить. Наслаждение вновь пробудилось от ее прикосновений, поначалу игривых, а потом очень даже настойчивых (во сне его член отвердел, и Билли чуть наклонил голову, услышав металлический шелест застежки-молнии, открывающейся у него на ширинке); наслаждение смешалось с тревогой и ощущением страшной неотвратимости. Впереди уже показался желтый «субару», припаркованный за зеленым «файрбердом» с белой полосой. И между ними вдруг вспыхнули по-язычески броские цвета, сочнее и ярче любой автокраски, что можно отыскать в Детройте или «Тойота-Виллидж». Он хотел закричать: Прекрати, Хайди. Это она! Я убью ее снова, если ты не прекратишь! О боже, нет! Нет, не надо!

Но цыганка уже выскочила на дорогу. Халлек хотел переставить ногу на тормоз, но нога словно прилипла к педали газа, ее как будто держала какая-то страшная, неодолимая сила. Суперклей неизбежности, мелькнула дикая мысль, и он попытался вывернуть руль, но не смог. Руль заклинило намертво. Билли внутренне сжался, готовясь к удару, и старуха повернулась к нему лицом, только это была не старуха, о нет, нет-нет-нет, это был старый цыган с прогнившим носом. И теперь у него не было глаз. За секунду до того, как «олдс» сбил его с ног и скрыл под собой, Халлек увидел пустые, широко распахнутые глазницы. Губы цыгана растянулись в мерзкой ухмылке – древним полумесяцем под гниющим кошмаром на месте носа.

А потом: глухой стук, один и второй.

Над капотом вяло взметнулась старческая рука, вся в морщинах и языческих кольцах из кованого металла. Три капли крови разбились о ветровое стекло. Халлек смутно осознал, что рука Хайди дернулась и резко сжалась на его члене, ускоряя оргазм, вызванный потрясением. Наслаждение и боль слились воедино…

Откуда-то снизу донесся шепот цыгана, пробившийся через ковровое покрытие на полу дорогого автомобиля, приглушенный, но вполне различимый: Отощаешь.

Вздрогнув, Билли проснулся, повернулся к окну и чуть не закричал. Над хребтом Катскилл сиял серп луны, и на мгновение ему показалось, что это старый цыган, чуть склонив голову набок, заглянул к ним в окно. Глаза цыгана – две яркие звезды в ночном небе, его ухмылка, как будто подсвеченная изнутри, испускает холодное сияние наподобие света от банки, наполненной августовскими светлячками, или свечения болотных огней, которые он видел мальчишкой в Северной Каролине, – луна в виде древней ухмылки, источающей холод и мысли о мести.

Билли судорожно вздохнул, крепко зажмурился и снова открыл глаза. Луна стала просто луной. Он упал головой на подушку и уже через пару минут крепко спал.

Новый день выдался ясным и солнечным, и Халлек все-таки сдался и согласился подняться по горному Лабиринту вместе с женой. Все окрестности Мохонка были изрезаны пешеходными туристическими тропами разной степени сложности, от очень легких до крайне трудных. Лабиринт считался маршрутом умеренной сложности, и во время медового месяца Билли с Хайди прошли его дважды. Он помнил, как было классно: карабкаться вверх по крутому склону, изрезанному ущельями, – а следом шла Хайди, смеялась и подгоняла его, тюфяка и копушу. Он помнил, как они протискивались через один из особенно узких проходов в скале, и он зловеще шепнул своей молодой жене: «Чувствуешь, как трясется земля?» Там было так тесно, что не повернешься, но она ухитрилась звонко шлепнуть его по заднице.

Халлек признался себе (но никогда не признался бы Хайди), что теперь эти узкие щели его пугают. В свой медовый месяц он был молодым стройным парнем, все еще в отличной физической форме после нескольких лет подработки на лесоповале в Западном Массачусетсе во время летних каникул. Теперь он на шестнадцать лет старше и намного толще. И, как ему радостно сообщил добрый доктор Хьюстон, скоро вольется в ряды кандидатов на инфаркт. Мысль об инфаркте на полдороге к вершине была малоприятной, но возможность такого исхода все-таки невелика; скорее надо бояться, что он застрянет в одной из тех узких каменных горловин, сквозь которые проходила тропа Лабиринта. Билли помнил, что в некоторых местах приходилось ползти, и таких мест было как минимум четыре штуки.

Очень не хотелось бы там застрять.

Или… Вот еще вариант. Старина Билли Халлек застревает в темной расщелине, а потом у него случается инфаркт! Шикарно! Два по цене одного!

Но он все-таки согласился попробовать при условии, что она согласится в одиночку дойти до вершины, если окажется, что ему будет тяжеловато продолжить путь. И что сначала они съездят в Нью-Палц и он купит себе кроссовки. Хайди без возражений приняла оба условия.

В городке Халлек обнаружил, что «кроссовки» теперь déclassé. Так никто больше не говорит и, кажется, даже не помнит такого слова. Он купил пару щегольских спортивных туфель, зеленых с серебряным, и они пришлись как раз по ноге. Он с удивлением осознал, что уже очень давно не носил парусиновых туфель… Лет пять? Или шесть? Невероятно, но факт.

Хайди одобрила его покупку и снова сказала, что он действительно выглядит похудевшим. Прямо у входа в обувной магазин стояли автоматические весы с табличкой «ВАШ ВЕС – ВАША СУДЬБА». Халлек с детства не видел таких весов.

– Вперед, мой герой, – сказала Хайди. – У меня как раз есть подходящая монетка.

Халлек замялся и почему-то занервничал.

– Давай, я хочу посмотреть, сколько ты сбросил.

– Хайди, ты сама знаешь, что эти уличные весы всегда врут.

– Мне хотя бы примерно понять. Давай, Билли… что ты как маленький?

Он нехотя отдал ей пакет с новыми туфлями и встал на весы. Она опустила монетку в щель. Раздался щелчок, и открылись две серебристые изогнутые панельки. В верхнем окошке был его вес, в нижнем – его судьба по версии автомата. Халлек резко изумленно вдохнул.

– Я знала! – воскликнула Хайди. В ее голосе слышалось легкое недоумение, словно она сама еще не поняла, то ли ей радоваться, то ли пугаться, то ли удивляться. – Я знала, что ты похудел!

Уже позже Билли подумал, что если Хайди и слышала его хриплый вдох, то наверняка рассудила, что его изумило число, на которое указала красная стрелка в верхнем окошке: даже в одежде, с армейским ножом в кармане и обильным мохонкским завтраком в животе он весил 232 фунта. Выходит, он сбросил четырнадцать фунтов с того дня, когда Канли согласился урегулировать спор во внесудебном порядке.

Но его изумил вовсе не вес; его изумила судьба. В нижнем окошке не было никакого «ФИНАНСОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СКОРО ПОПРАВИТСЯ», или «ЖДИТЕ ВИЗИТА СТАРОГО ДРУГА», или «НЕ СПЕШИТЕ С ПРИНЯТИЕМ ВАЖНЫХ РЕШЕНИЙ».

Там было всего одно слово черными буквами: «ОТОЩАЕШЬ».

Глава 4: 227

Домой в Фэрвью они ехали в основном молча. Сначала машину вела Хайди, но миль за пятнадцать до Нью-Йорка, когда движение на трассе сделалось особенно плотным, она заехала на стоянку на автозаправке, и за руль пересел Билли. Ничто не мешало ему сесть за руль; да, старуха погибла, одна рука почти оторвалась от тела, кости таза раздроблены, череп разбит, как китайская ваза династии Мин, упавшая на мраморный пол, но Билли Халлек не лишился водительских прав и даже не получил ни единого прокола в штрафном талоне. Старина Кэри Россингтон, любитель хватать чужих жен за грудь, обо всем позаботился.

– Билли, ты меня слышишь?

Халлек быстро взглянул на жену и снова сосредоточился на дороге. После аварии он стал водить аккуратнее, и хотя не сигналил, не размахивал руками и не ругался больше обычного, теперь он внимательнее следил за дорогой, подмечая чужие – и свои собственные – ошибки, которых не замечал раньше, и относился к ним не так терпимо, как прежде.

Убийство старухи чудесным образом влияет на концентрацию внимания. Оно не способствует самоуважению и порождает ночные кошмары, но внимание концентрирует отлично.

– Извини, я задумался.

– Я просто сказала: спасибо за такой замечательный отдых.