Инкубы (ЛП) - Ли Эдвард

- Пожалуйста, не отстраняйте меня от расследования дела "религиозного треугольника", - попросил Джек.

- У вас также проблемы со слухом, капитан? - спросил Гентцель. - С этого момента вы отстранены от всех следственных действий. Согласны вы или нет, но вы отстранены от расследования дела "религиозного треугольника".

- Пожалуйста, сэр. Отстраните меня позже, я пройду курс реабилитации позже. Мне просто нужно еще немного времени. Я действительно близок к этому.

- Капитан, единственное, к чему вы действительно близки, насколько я вижу, - это к обвинению в нарушении субординации и психическому срыву. С нашей стороны было бы неразумно позволять неуравновешенному алкоголику руководить расследованием особо важного убийства. Вы потратили драгоценное время и деньги, но не добились никаких положительных результатов. Я передаю это дело лейтенанту Элиоту, который будет работать под непосредственным руководством лейтенанта Нойла.

Джек был ошеломлен.

- Нойл? Вы, должно быть, издеваетесь надо мной, сэр! Он сотрудник ОВР, а не коп! Вы не можете позволить этому чокнутому панку возглавить расследование ритуального убийства!

- Хватит, Джек, - посоветовал Ларрел Олшер.

- Нет, не хватит!

- Лейтенант Нойл - компетентный следователь, - сказал Гентцель.

- Он просто сладенький пирожок, который не смог исследовать даже свои собственные руки! - закричал Джек.

Рэнди схватил его, пытаясь подтолкнуть к двери. Напряженная поза Нойла и его неизменная улыбка подчеркивали его триумф. Когда Рэнди вывел Джека в коридор, Джек продолжал кричать:

- Он развалит это дело, Гентцель! Он так все испортит, что вам никогда не поймать этих парней!

Дверь захлопнулась. Рэнди удержал Джека. - Ты что, с ума сошел? Ты не можешь так разговаривать с заместителем комиссара.

- Да пошел он, - сказал Джек. Он высвободился. - И этот засранец Нойл, пошел он на хуй вдвойне, - его ярость, как облачко дыма, внезапно сменилась ощущением физического поражения.

- Забудь об этом, чувак, - предложил Рэнди. - Ты сделал все, что мог.

- Тогда, наверное, я недостаточно хорош, чтобы стараться изо всех сил.

- Перестань себя жалеть и позволь мне сказать тебе кое-что как другу. Эти два говнюка правы в одном. У тебя серьезные проблемы, и если ты не начнешь их решать, тебе конец как полицейскому.

"Мне уже конец", - медленно подумал он.

Он откинул волосы с глаз и вышел из участка.

"Я потерпел неудачу, - подумал он. - Я сам и все остальные".

ГЛАВА 26

Голоса. Слова.

Белый свет, подобный туману, просачивался сквозь черный, как оникс, цвет.

Ей это приснилось?

- Превращение. Вы еще не готовы к превращению. Представьте свою страсть. Кто вы, Вероника? Настоящая или ненастоящая? Пусть изображение поменяется местами... Испорчена-испорчена-испорчена...

Вероника проснулась.

"О, Боже".

Она заснула за своим рабочим столом. Ей казалось, что ее рот и глаза плотно закрыты; они открывались с трудом. Она работала весь день и всю ночь, не так ли? Сначала она снова не могла вспомнить. После наставлений Хороноса в зеркальной комнате она проработала до 04:30 утра и заснула.

"Какие странные сны, если это вообще были сны".

Они больше походили на обрывки снов, случайно всплывающие в ее голове. Превращение. Наяву или во сне, это слово преследовало ее. Хотя она считала, что теперь поняла его художественный смысл, она не могла отделаться от подозрения, что еще больше смысла было скрыто, и что Хоронос хотел, чтобы все было именно так. Но почему она должна была так думать? Хоронос возродил ее, дал ей творческое видение, на которое она не считала себя способной. За три дня она развилась как художница больше, чем за последние три года.

Затем последние обрывки сна вернулись.

"Испорчена-испорчена-испорчена..."

Она испорчена? О ком говорил Хоронос? Кто был испорчен?

"Он имел в виду меня?"

Однако ей не снился огненный человек. Возможно, видение завершилось в зеркальной комнате, проявилось полностью, и она смогла нарисовать его, не отвлекаясь.

Она протерла глаза и встала.

"Я в полном беспорядке", - подумала она.

Она была вся в пятнах и размазанной краске. От нее пахло льняным маслом. Когда она взглянула на свою работу, у нее перехватило дыхание.

Фон был готов. Каждая деталь пейзажа сна лежала перед ней на плотном загрунтованном холсте. Углубления и выступы грота, грубая кривизна его стен из черной скалы. Каждая пуантилистическая деталь сочеталась, чтобы передать подземное измерение фона. Вероника могла ощутить переливы красок и образ бездонной бесконечности.

Она никогда раньше не прибегала к подобным техникам, используя импрессионистические мазки и приемы, чтобы передать экспрессионистское видение, взаимодействие противоположностей. И все же здесь она использовала эти противоположности... идеально.

"Да. Это... идеально", - поняла она.

Ее захлестнула волна радости, она словно воспарила к небесам. Идеальное означало недостижимое, но именно этого, по ее мнению, она и добилась. Фон был идеальным.

И теперь пришло время раскрыть тему. Пришло время нарисовать себя в обнимку с огненным человеком.

Когда она снова села за работу, ей показалось, что за ней наблюдают сверху, словно на нее смотрят боги.

* * *

"Дьяволы", - подумал Джек.

Дело было не столько в том, что сказал старик, сколько в том, как он это сказал. Это просто... беспокоило его, как приступ дежавю. "Почему, черт возьми, меня это должно волновать?" - напомнил он себе.

Он отстранен от дела.

- Коктейль, Джек?

- Я бы с удовольствием, - признался Джек, - но я завязал с выпивкой навсегда. Сколько раз ты слышал, как парни говорили это?

- Сотни, - сказал Крейг.

Джек не понял, шутит он или говорит серьезно. В баре после "счастливого часа" было пусто. Крейг расставлял стаканы на стойке, насвистывая что-то из Элвиса Костелло. В этот момент, когда они были здесь вдвоем, в баре словно завелись привидения.

"Дьяволы", - снова подумал Джек.

- Меня сегодня отстранили от дела, - наконец сказал он.

- Отстранили? - спросил Крейг. - Почему?

- Пьянство. Провал дела, - он пожал плечами.

- Что ж, иногда провал - это лучшее, что мы можем сделать. Когда мы видим, какими глупыми можем стать, мы держим себя в руках.

- Хорошая мысль. Жаль, что я все еще хочу выпить.

- Вот, держи, - Крейг поставил стакан. - Это Дева Мария. Томатный сок и водка, только без водки.

Джек выпил все в ответ.

- Спасибо, мне это было нужно.

Он пролистал местный журнал "Критика", один из нескольких, которые подразделение технической поддержки нашло в спальне Сьюзен Линн. В нем было стихотворение под названием "Эпитафия любви", которое показалось ему очень подходящим. Это было последнее стихотворение, которое Сьюзен Линн когда-либо опубликовала.

- Но я скажу тебе, Джек, - продолжил Крейг. - Бар - не то место, где стоит находиться, если ты пытаешься бросить пить.

- Сила воли - это высшая сила человека. Это правда, я прочитал на стене в туалете как-то вечером.

- Попробуй это, - Крейг поставил на стол коричневую бутылку. - Пей как убийца, думай как убийца.

Это был "Патрицианс", безалкогольный напиток, который заказали убийцы Сьюзен Линн.

- Неплохо, - сказал он, сделав глоток. - Знаешь, каково это на вкус?

- Как пиво без алкоголя.

- Правильно.

Крейг спустился в подвал, чтобы загрузить оборудование. Джек открыл страницу журнала, на которой было напечатано стихотворение Сьюзен Линн.

Этот бар - моя могила и моя сила.

Среди всего этого даже мои собственные демоны съеживаются перед этими тусклыми ночами,