Проклятие Озерной Ведьмы - Джонс Стивен

«Его найдут», – все убеждали себя. Он с отцом отправился в маленькое путешествие – верх у машины опущен, ветер треплет волосы, они не пропускают ни одного заведения с обслуживанием в машине.

Либо так, либо он стал предметом торга в набирающем обороты бракоразводном процессе.

Но главное, никаких угроз не поступало. Никаких прячущихся теней, никакого тяжелого дыхания, никаких пьяных личностей, внезапно появляющихся в дверях в два часа в самый разгар распоганой ночи.

Я выпрямляюсь, отлепляясь от шкафчика, в который врезалась, – кажется, когда-то это был шкафчик Ли Скэнлона, – быстро моргаю, словно пытаюсь вернуть свет в этот коридор, но… о’кей, теперь серьезно: где все, черт вас раздери?

Сегодня понедельник, не пятница, значит, никаких футбольных сборищ. Никто не включал пожарной тревоги. Сегодня не свободный день для выпускников, и Баннер не устанавливал никакого комендантского часа ради безопасности всех – для этого нет никаких оснований. Призрачное Лицо не кромсает и не режет. Синнамон Бейкер больше здесь не живет. Тут нет никаких снежных бурь, которые случаются раз в столетие: была одна, больше нет и не будет следующие девяносто шесть лет, спасибо.

Может быть, упражнения по стрельбе? Мы на высоте восемь тысяч футов в горах, а это значит, что оружие есть у всех, но… нет.

В Пруфроке много чего не так, но не настолько же.

Пока что.

Может быть, уже начался седьмой урок? И поэтому опустели все коридоры? Все ринулись в свои классы, чтобы занять место получше, потому что они так и горят желанием учиться?

Мечтай и дальше, девушка-слэшер.

Флуоресцентная трубка мигает в потолке впереди на расстоянии человеческого тела, а потом снова проливает неустойчивый свет. Тут дело не в нехватке денег – Лета субсидирует целый район, если бы захотела, могла бы начертать свою фамилию на входных дверях.

– Прошу прощения, – говорю я свету, прижимая книги к груди. Лампа в ответ гудит, но свет ровный.

– Чертов… – бормочу я себе под нос и продолжаю движение, мои цокающие шаги звучат вокруг меня, а проходя мимо огнетушителя, я на сто процентов утверждаюсь в мысли, что Фарма только что заснял меня на скрытую камеру, когда я «занималась богохульством на территории школы», и передаст материал директору Харрисону, которого только что повысили, переведя сюда из начальной школы.

Он уже недоволен моими татухами на всю руку. А вот с волосами у меня, в принципе, полный порядок – я отрастила их до талии, – но и они не полностью черные.

Да ладно тебе.

И я больше не ношу в школе пирсинга – ни тех, что для парных проколов, ни бычье кольцо, ни гвоздиков для бровей. Хотя кое-где они еще остались, но директора это точно не касается.

Шарона говорит, что я все еще пытаюсь надеть на себя броню, неужели я этого не понимаю?

Я ей возражаю, говорю, что ей просто нравится, какой я была прежде, а это вроде как строка из «Возвращения живых мертвецов 3», где фигурирует королева всех ширяльщиков с пирсингом – она к тому же знает толк в подводке для глаз.

Ну, ладно, может, оно все и не совсем так, как я говорю. Но я так думаю, черт побери.

И вот что еще я не произношу вслух: ты оступилась, моя Шарона. Эти разговоры о моей броне – это ж чистая Лета, а это значит, что вы с ней обсуждали меня, говорили о моем прогрессе… а это не совсем чтобы ключик к моей откровенности, да?

Но чего это я отвечаю вслух на все эти броневые выдумки? Иногда случайно, иногда нет?

«Завидки берут?»

Куда отправилась Шарона, потеряв свой титул королевы красоты в средней школе, после победы в соревновании «Белокурее Тебя»? В пансионат для взрослых, который называется колледж. Куда и я, два раза? Этот пансион благородных девиц для преступников, называемый «кутузка», «тюряга», «каталажка». Этот старый отель с зарешеченными окнами, который в конце любой дороги ждет недоумков вроде меня.

Если у тебя там не будет брони, Шарона, ты оттуда никогда не выйдешь.

Но, как и ты, я тоже подначиталась книг, спасибо. Все они должны были быть в мягком переплете, потому что книгой в твердом переплете можно размозжить девочке голову. Ее можно также заточить для одноразового использования, но в конечном счете полученные мной из книг знания помогли мне получить диплом. Это, конечно, совпадение, но Лете и этого хватило, чтобы твердой рукой угомонить школьный район, которым она теперь владеет для превращения в… это.

Строго на экспериментальной основе, никто не ждет, что оно продлится долго, но… я пытаюсь?

А школа и на самом деле не мрачная, теперь-то мне понятно. Это просто мои дурацкие глаза превращают ее в туннель. Тот, что с кошмарной бойлерной в конце, и стоит мне моргнуть, как все это возникает вокруг меня.

Я хочу сказать, что все еще пребываю в мешке для трупов а-ля Тина.

Несмотря на три сигареты, которые я только что выкурила у лесопилки, прикуривая одну от другой, молясь без всякой на то надежды, чтобы никотин отворил мои капилляры в достаточной мере, чтобы убрать эту тесноту из моей груди, из моей головы.

Ничто не происходит само, говорю я себе. Чтобы что-то случилось, нужно приложить к этому руки.

Это из книги Джона Ф. Кеннеди, мне пришлось прочесть ее дважды, чтобы она утвердилась во мне в достаточной мере для проведения теста.

ДФК этим хочет сказать, что я делаю это для себя. Я не впадала в очередную паническую атаку. И атака не поджидала меня в засаде. Нет, я приложила руки к тому, чтобы так оно и случалось, я сделала это, позволив дурным мыслям накопиться, вовлечь меня в свой смертный цикл вращения, моя рука с раздвинутыми пальцами выпростана вверх, как на обложке для видеокассеты фильма «Морг». Как только ваши мысли обращаются к хромовой решетке на сливном отверстии в душе, удача останавливает этот мыслительный процесс без всякого вреда для вас.

Это еще одна вещь, которой я больше не занимаюсь. Или к которой так или иначе не могу больше вернуться.

Но я все еще могу залезать в мешок для трупов.

Не с бритвой, но с чем-то не менее острым – с лекарственными средствами. Проверив на всякий случай, нет ли кого рядом со мной, я достаю две теплые таблетки из эластичного пояса моих мужских шортов под длинной черной юбкой-солнце, давлю их подушечками большого и указательного пальцев и быстро, пока не передумала, засовываю их себе в голову.

Моя теория стабилизаторов настроения, и бета-блокаторов, и прочих обычных подозреваемых, которые я не раз испытывала на собственной шкуре, состоит в том, что глупо позволять этим средствам добираться до желудка, чтобы оттуда медленно просочиться назад к мозгу. А потому я делаю это более прямым способом, сокращаю время проникновения и усиливаю удар по мозгам.

Я могу принять четыре штуки одновременно и все же оставаться, по большому счету, самой собой, насколько то может быть замечено, но я уже устроила себе один из моих сигаретных перерывов.

Касательно же того, что они хотят сделать меня послушнее? Этого я не знаю. Что касается владельцев яхт, золотого миллиарда, члены которого являются также родителями и, как я думаю, может быть, на самом деле хотят быть хорошими членами общества, несмотря на свои сраные богатства? Кучка приозерных людей, которых я знала чуть не с рождения, чьи внутренности я никогда не предполагала увидеть, а уж тем более плыть через них? Видеомагазин детей, которые вовсе не хотели, чтобы с них сдирали кожу на Рождество? Моя мать, стоящая перед хищником с лицом, исполосованным шрамами, и этот хищник собирается броситься на меня, хотя это дело безнадежное, запоздавшее на несколько лет? Мистер Холмс, погружающийся под поверхность воды, его пальцы медленно отпускают мои таким образом, что я понимаю: мне этого никогда не забыть? Шериф Харди и то, как он оглянулся на меня и кивнул один раз, прежде чем сойти в воду со своей дочерью?

И столько еще других – имя им легион.

Мне нравится думать, что каждой частички любой таблетки, которую я принимаю, достаточно, чтобы заблокировать память об одном из этих мертвецов по меньшей мере на день.