Надя потянула за ботву. Тщетно. Редиска не хотела вылезать из земли. Надя попробовала вырвать соседку упрямого корнеплода. Бесполезно. Надо взять совок и подкопать мелких засранок. Она потянула сильнее, ботва оторвалась. Не удержав равновесия, девочка шлепнулась на попку.
– Жопа!
Она беспокойно посмотрела по сторонам: мама разматывала шланг на противоположной стороне участка. Если бы она услышала, то велела бы разводить куриный помет или задала бы другую противную работу. Разводить куриный помет было еще более мерзко, чем собирать колорадского жука. Между жуком и пометом Надя не думая выбрала бы жука. Вроде обошлось. Мама потянула шланг к зарослям малины.
– Это плохое слово.
Надя обернулась. У нее за спиной стояла незнакомая девочка. Черные волосы, заплетенные в две тугие косы, свисали чуть ниже колен. На девочке были красные шорты и белая майка с улыбающимся жирафом, вышитым желтым бисером и золотистыми пайетками. Сама Надя была одета по последней дачной моде в выцветшие лосины и растянутую футболку, кружевную от дыр.
– Я Света, приехала с бабушкой из Санкт-Петербурга. – Последнее слово девочка сказала так, будто выделила жирным шрифтом. – Мы там живем, – она показала на двухэтажный кирпичный дом на соседнем участке.
– Где это – Санкт-Петербург? – спросила Надя.
– Там памятник Петру Первому и «Аврора».
– А, так ты из Ленинграда.
– Нет, из Санкт-Петербурга, город переименовали семь лет назад.
Неважно, переименовали и переименовали. Надя отвернулась и снова ухватилась за ботву.
– Ты как дедка в сказке про репку.
– Ничего не получается, потому что редиску за хвостики держат мертвецы.
Надя с удовлетворением отметила, как вытянулось лицо новой соседки.
– Они сюда за доктором пришли. Он красным продался, белых ядом травил. Вот они везде за ним и ползали, как червяки, даже сюда забрались. Папа, когда яму под новый туалет копал, нашел обрывки шинелей и много пузырьков с «ятями» – это буква такая, ее Ленин запретил. Папа сказал, что врач, у которого дача до нас была, здесь, наверно, мусор закапывал, но я сразу поняла – это от мертвецов осталось. Они от родителей прячутся, а со мной играют. А доктора они к себе под землю утащили.
Выкрашенную светло-синей краской дачку с участком в восемь соток купили у семьи врачей еще Надины бабушка с дедом. Это наложило на домик отпечаток. В комнате, служившей одновременно прихожей, столовой и кухней, стояла медицинская кушетка. На стенах пылились фотокарточки бородатых дядек в белых халатах и некрасивых женщин в платках.
Света приоткрыла рот.
«Выкуси, дитя блокады», – подумала Надя.
– Ой, собачка. Кусается? Можно погладить? – будто ни в чем не бывало спросила Света.
– Она щенков ждет.
– А мне можно одного? Я за ним ухаживать буду.
– Посмотрим, как мама скажет. А где твои папа и мама?
Света опустила голову, задумавшись ответила:
– Умерли, когда я была маленькой.
Аза понюхала протянутую ладошку, разрешила погладить себя незнакомой девочке. Надя поднатужилась и вырвала редиску из земли. Хвостик оборвался, на кожице осталась бороздка, будто кто ногтем сковырнул.
Поздним вечером Света взяла фонарик и вышла на участок. На самом деле без фонарика она могла обойтись, вот еще глупости – бояться темноты. Но бабушка нервничала, когда она его не брала. Выключив фонарь, Света стояла на тропинке и смотрела на звезды, мерцавшие в бездонной черноте. Мечтала, как полетит в космос. Не туда, где болтается «Мир», а в пустынную черноту к инопланетянам. Света хихикнула, к каким инопланетянам? На других планетах инопланетянкой стала бы она сама. Чужой и страшной. Когда-нибудь… а пока можно поиграть в путешествия в космос с ее новой подругой.
Сидя в разгромленном замке, который девчонки строили два дня, Оксана и Лика сыпали друг другу на голову песок.
Решив, что выбрала неудачное время для представления новой соседки, Надя открыла калитку, придержав ее для Светы, подошла, спросила:
– Что случилось?
– Оксанка вчера выменяла колготки, – голос Лики срывался на визг.
Барби в розовых капроновых колготках подарили Лике на день рождения. Вчера она согласилась отдать колготки Оксане в обмен на черные бусы из бисера.
– И?
– Мать хватилась бус, устроила Оксанке трепку. Она вечером приходила ко мне, забрала бусы, а колготки отдавать не хочет.
– Ясно. Это Света.
Появление чужой девочки заставило Оксану и Лику переключить внимание с песка на знакомство. Не прошло и десяти минут, как злосчастные колготки были забыты. Утро прошло в расспросах о далеком Санкт-Петербурге.
Девчонкам Света не понравилась. Надя поняла это сразу. Света была интересной, как зверюшка в зоопарке, но чужой. Она одевалась в хорошие вещи, нарушая неписаный дачный закон, гласивший: новые вещи – для города, для дачи – обноски, которые не жалко испачкать и порвать. Говорила она по-другому, никаких слов-паразитов и ругательств. В саранчовках участия не принимала, ходить-то ходила, но ныла, что есть немытую ягоду нельзя, а воровать – плохо. Да кто ворует? Ветки сами высунулись за забор.
Если у кого-то и были сомнения, дружить со Светой или нет, то добывание перламутра закрыло вопрос окончательно.
В субботу родители девчонок решили сходить на речку. День удался. Взрослые расположились в тени под деревьями, жарили шашлыки, пили пиво. Девчонки барахтались у берега, играя в русалок и пиратов.
– Парубок, найди мою мачеху!
– На абордаж!
Кричали они, захлебываясь смехом, под «цыц!» родителей.
Мамы по очереди плавали на надувном матраце, отцы ныряли, доставая со дна ракушки. Под вечер их накопилась целая горка. Тут же было решено добыть перламутр и поискать жемчужины.
На следующее утро девчонки вооружились ножиками, ведрами с водой и взялись чистить ракушки. Вставляли лезвия между створками, проворачивали, створки расходились, дело оставалось за малым – вычистить и промыть.
Света пришла, когда работа была в самом разгаре. Поняв, чем они занимаются, принялась ныть.
Во-первых, они убивали живых существ. Подумаешь, выковыряли склизкую гадость из раковины. Это же не собака и не кролик. Вот их, да, жалко. Во-вторых, это наверняка опасно. Насчет этого Надя не знала, но воняло знатно. Зато у всех четырех девчонок к вечеру появились красивые перламутровые раковины: от совсем крошечных, размером с пуговицу для сорочки, до большущих, с футляр для очков.
Скоро девчонки стали Свету избегать. Прятались в штабе, про который ей не рассказали. Убегали в лес и на речку, «забывая» позвать с собой.
Потом случилось то, что случилось.
– Обещайте, что без меня не пойдете. Я тоже хочу посмотреть на Бабу-ягу.
– Конечно, не уйдем.
– Поклянитесь. – Света чуть не плакала.
Девчонки собирались к пепелищу, где, согласно барковским легендам, жила Баба-яга.
– Ну, ты чего, мы же дали честное слово.
– Поклянитесь здоровьем близких.
– Ладно, клянусь жизнью Азы и ее щенков, – сказала Надя.
– Животные не считаются, клянитесь здоровьем родителей.
– Ладно, клянусь здоровьем мамы. – Надя скрестила за спиной руки.
Девчонки последовали ее примеру: Оксана поклялась здоровьем мамы, а Лика – бабушки. Клятвы – ерунда, слова и ничего больше. Хотя все скрестили пальцы. На всякий случай. Выполнять обещание они не собирались.
На следующее утро Надя проснулась от маминых криков. Она выскользнула из-под одеяла, поежилась от утреннего холода, натянула на себя одежду и вышла на улицу. Снаружи было теплее, чем в доме. Мама стояла у калитки и плакала. На дочь посмотрела со страхом. Велела вернуться в дом, но опоздала. Надя уже видела. Аза вцепилась оскаленными клыками в приступку для чистки обуви у калитки. Лапы глубоко зарылись в землю. Из разорванного живота вывалились внутренности. Слепые щенки барахтались в траве, пытаясь уползти, но им мешали пуповины, все еще связывавшие их с трупом матери. Из крошечных пастей свисали лоскутки мяса и клочки шерсти.
