Корсет - Перселл Лора

– Почему?!

– Для того чтобы больше шить. Понимаешь… – Чувствовалось, что маме надо сказать мне что-то очень важное, но при всей ее решительности она не может собраться с силами. Подбирая слова, она все терла лоб ладонью. – Если честно, нам теперь просто необходимо, чтобы ты работала и зарабатывала деньги. И не несколько часов в неделю, а полный день. И мы не можем больше платить за школу. Прости меня, Рут. Я очень хотела, чтобы у тебя в жизни было больше возможностей выбиться в люди. Но если ты станешь день за днем шить рядом со мной, я обучу тебя всему, что умею. И не только шитью. Ведь в твоем возрасте я ходила в школу, изучала французский и историю. Так что полной невеждой не останешься.

Я должна была бы радоваться этой новости, ведь мне не придется больше терпеть издевательства одноклассниц. И в общем-то я действительно была рада. Только почему так неожиданно?

– Зачем же ты отправила меня в школу, если знала, что не сможешь платить за нее?

– Я думала, что мы сможем, девочка моя… Но…

– Что случилось, мама?

В комнате было совсем темно, но она избегала смотреть мне в глаза.

– Случилось, моя хорошая. Я не ожидала, что это может случиться со мной. В моем возрасте…

– Так что произошло, мама?

– Я беременна, Рут. У меня скоро будет ребенок.

Ребенок… Разве это не чудесно! Пищащий маленький комочек, который точно не даст мне соскучиться. Хотя, по правде говоря, последние месяцы было не до скуки. Без сна и отдыха мы шили крошечные штанишки и рубашечки. Я никогда не думала, что буду скучать по школе, но в какой-то момент поняла, что очень скучаю. Мне казалось, что шитье станет отрадой для моей души, но на деле оно оказалось настоящим кошмаром. Я стала ненавидеть этого ребенка всеми фибрами своей души еще задолго до того, как он появился на свет.

Шить одежду для маленького было вовсе не так увлекательно, как вышивать для миссис Метьярд: это была монотонная работа, где совсем нет места творчеству и фантазии. Как ни старайся, все равно все будет загажено.

В те дни я открыла для себя, что могу пропустить иглу под кожей подушечки большого пальца, не проронив ни капельки крови. Получалось что-то вроде поросенка на вертеле, только вместо вертела была игла, а вместо поросенка – мой палец.

Сделав так, я долго смотрела на него и уже не могла различить, где кончается моя кожа и начинается игла. Мама каждый раз кричала, что это отвратительно, и частенько ее тут же начинало тошнить. Но я упорно продолжала проделывать этот фокус.

Мой тринадцатый день рождения прошел под разноцветные вспышки фейерверков по случаю дня Гая Фокса. Папа тоже устроил небольшой фейерверк, потому что мне всегда нравился запах пороха. Это стало единственным ярким пятном в моей беспросветной жизни.

Потом один осенний день сменял другой, буйство красок постепенно затухало, уступая место серости, сырости и холоду. Я сидела и шила у окна рядом с мамой, наблюдая, как ветер гоняет взад-вперед по улице сморщенные опавшие листья.

Иногда мне казалось, что вместе с завыванием ветра я слышу и другой звук: натужный хруст. Иногда я просыпалась от него среди ночи. А порой он не давал мне покоя и днем. Ни мама, ни папа ничего не слышали. Но стоило мне только закрыть глаза и прислушаться, как я снова слышала этот ужасный хруст. Предсмертный стон моего корсета под ногой Розалинды Ордакл.

Пусть мама забрала меня из школы и завалила работой, но ничто не могло стереть тот день из моей памяти. Я никак не могла его забыть.

И вот в один прекрасный день я сидела и шила детское одеяльце. Вдруг открылась дверь, и в дом с большим трудом вошла мама. В руке она держала тяжелую коробку и еще какой-то сверток в коричневой бумаге. Я всегда думала, что будущие мамочки расцветают и хорошеют, но моя мама расплылась и обрюзгла, став похожей скорее на лягушку, чем на распустившуюся розу.

– Фу-х! Кажется, коробки с тканью день ото дня становятся все тяжелее!

Мама попросила меня взять ее и поставить у окна. Она смотрела на меня из-под полуприкрытых век, растирая ноющую спину. Полы одежды были мокрыми от дождя.

– Спасибо, Рут!

Я склонилась над коробкой и сняла крышку. Сильный галантерейный запах ударил в нос: коробка была до верху набита отрезами батиста и холста. Теперь понятно, почему она оказалась такой тяжелой.

Мама развязала ленты чепца и рухнула в кресло. Голова ее безвольно лежала на подголовнике. И все из-за этого скрюченного существа внутри нее. Это что – червь? Паразит? Да, изнуряющие часы за шитьем выжали все соки из моей мамы, но это… Сейчас она выглядела просто как ходячий труп. Я присела у ее ног и начала развязывать шнурки на ее ботиночках.

– Мальчик от мясника не приходил, пока меня не было?

– Нет. Он так и не появился. Уже вторую неделю.

Склонившись над ботинками, я не видела лица мамы, но по ее тяжелому вздоху поняла, как она расстроена.

– О боже! Значит, за нами опять долг!

– Ну так надо отдать его. Разве миссис Метьярд не заплатила тебе больше за мою вышивку на перчатках?

– Ох, Рут, – разочарованно вздохнула мама, – я тоже на это надеялась. Твоя вышивка получилась просто великолепной! И невеста тоже была очень довольна. Но… Ты не знаешь миссис Метьярд.

Слава богу, что в этот момент я отвернулась, чтобы поставить обувь на место, и мама не увидела моего исказившегося от гнева лица. Перчатки! Они все равно мои, хоть и украшают теперь чужие руки.

– Вообще, сегодня мне рассказали кое-что странное о той невесте. Мисс Кейт – дочка миссис Метьярд – дружит с кем-то из слуг семейства Линдсей. Поэтому я спросила у миссис Метьярд, не знает ли она, как прошла свадьба. – Мама подняла голову и посмотрела на меня.

– Так что ты думаешь? Невеста рыдала весь день!

– Наверное, это были слезы счастья, – съязвила я.

– Нет-нет, она выглядела очень несчастной. Перед свадьбой она просто порхала, выбирала материал для платья, столько раз примеряла и подгоняла его… Но в день свадьбы посмотрела в зеркало – и разревелась. Бедняжка весь день рыдала и приговаривала, что она слишком некрасива для такого прекрасного наряда и что красота платья еще сильнее подчеркивает ее уродство! Представляешь? Она и в церкви продолжала плакать! Не знаю даже, как жених вытерпел все это.

Я злорадно улыбалась, живо представив себе эту картину: богатая невеста в шикарном платье, сотрясаемая рыданиями от такого же отчаяния, которое испытывала я, вышивая ее перчатки. Похоже, мое настроение передалось ей через вышивку.

– Какая неблагодарность! Ей ли рыдать? Молодая, богатая, красивая, замуж выходит! Вдовы и нищие старые девы и те так не рыдают. Какое она имеет право!

Мамины щеки глубоко ввалились, в последнее время она была сама не своя – потерянная и ранимая.

– У каждого человека есть право на чувства, Рут! Другое дело, что мало кто настолько свободен, чтобы действовать, руководствуясь исключительно своими чувствами… Быть может, в глубине души она осознавала, что никогда не сможет любить и уважать своего жениха. Вполне вероятно, что этого жениха выбирала не она…

Я отвернулась и вновь принялась за одеяльце. Вообще-то оно было уже готово, но я с деланым усердием принялась обрабатывать края, завязывая узелки и перекусывая нити. Я уже давно не ребенок и прекрасно понимаю, что мама выскочила за папу только для того, чтобы не стать женой ненавистного мужчины, которого прочили ей в мужья ее родители. Но правильный ли выбор она сделала? Пусть нелюбимый муж, но сейчас она носила бы одежду из дорогих тканей и бриллианты. А вместо этого в жизни мамы не было ничего, кроме адовой работы. Она явно заслуживала лучшего. От этих мыслей меня охватил гнев.

– Побереги зубы, Рут! Возьми лучше ножницы!

– Да я уже почти закончила. Одеяльце готово. Что дальше? Чепчики?

– А что, тебе не хочется шить чепчики? Ты все время жалуешься, что шить детские вещи – тупая работа. Ну вот, чепчики можно хоть как-то украсить. Дай волю своей фантазии!