— Неплохо, — наконец нарушил молчание Савамура. — Особенно для первогодки.
— И не такое проходили, — проговорил я, все еще погруженный в свои мысли. Это воспоминание… Оно напомнило мне о том, о чем я стал почему-то забывать. Что это все — сон.
— Но у вас же там, наверное, нет такого оборудования, — не так понял мои слова Савамура, видимо, решив, что я говорю про ту свою больничку в Кунитати. —Нет как такового катлаба, который готов принять пациента через пять минут. Как вы справлялись?
Я усмехнулся. Как мы справлялись… Хороший вопрос.
— Иногда, Савамура-сан, когда у тебя нет ничего, кроме головы на плечах и пары рук, приходится включать то, что в книжках называют «клиническим мышлением», а я называю «отчаянной импровизацией».
Савамура лишь хмыкнул.
— Кстати, — вдруг вспомнил я. — А кто сегодня дежурный хирург? Кто должен был этим заниматься? Чего мы тут бегаем?
— Хороший вопрос, — протянул он и остановил пробегавшую мимо медсестру, ту самую, что звала нас на помощь. — Такахаси-сан, кто сегодня на дежурстве?
Медсестра замерла, ее щеки слегка покраснели, и она опустила глаза.
— Эм… ну…
— Такахаси-сан, я не спрашиваю государственную тайну, — мягко, но настойчиво сказал Савамура. — Просто имя.
— Томимо-сенсей… — прошептала она так тихо, что я едва расслышал.
Я удивленно поднял брови.
— Профессор?
Медсестра совсем смутилась и, бросив на нас испуганный взгляд, почти пролепетала:
— Нет… Это Томимо Токоряво-сенсей… Простите, мне нужно бежать!
И она тут же скрылась за поворотом, словно за ней гналась вся японская мафия. Савамура тяжело вздохнул и потер переносицу. На его добродушном лице промелькнула тень такого искреннего, такого глубокого раздражения, что я даже удивился.
— Ладно, раз уж все обошлось, пойдем обратно. Нужно заполнить кучу бумаг.
Мы вошли в ординаторскую. Я сел на кровать и посмотрел на Савамуру.
— Что это за Томимо Токоряво? — спросил я. — И почему при упоминании его имени у тебя такое лицо, будто ты съел просроченный мандарин?
Савамура рухнул на свой стул и откинулся на спинку.
— О, Херовато-кун, ты еще не знаком с нашим главным сокровищем, — он криво усмехнулся. — Томимо Токоряво — это не просто ординатор. Это… это явление природы. Ходячая катастрофа. Племянник нашего дорогого профессора Томимо.
— Племянник? — удивился я. Как то не верилось, что у флюгера вообще родня есть.
— Он самый, — криво усмехнулся Савамура. — И этим все сказано. Понимаешь, в каждой больнице есть свой «блатняк». Но наш Токоряво — это особый случай. Парень абсолютно бездарен. Я серьезно.
Почему-то Савамуре я верил. Раз даже такого доброго и жизнерадостного на первый взгляд парня можно так вывести, то там наверняка совершенно необычный экспонат.
— Он умудряется ставить неправильный диагноз даже тогда, когда правильный, кажется, написан у пациента на лбу большими буквами. Он ленив, как панда после обеда, и компетентен в хирургии примерно так же, как я в балете. Но при этом он обладает самомнением, которому позавидовал бы сам император.
— И как он здесь держится? — спросил все же я, хотя ответ и так знал.
— Дядя, — коротко ответил Савамура. — Профессор Томимо его прикрывает. Любой его косяк, любая жалоба, любая ошибка — все заминается. Токоряво вечно «болеет» во время сложных дежурств, «уезжает на срочную консультацию», когда привозят тяжелого пациента, или просто отсиживается где-нибудь, играя в телефон. Как сейчас, например. А мы с тобой тут носимся, как ошпаренные.
— Мда… — хмыкнул я. Ничего нового. Везде таких «Токоряв» тоже пруд пруди. Только фамилии у них другие.
— Да, — закончил Савамура. — Так что, считай, нам повезло, что мы оказались рядом.
И то верно. Иначе ждал бы Ямамото-сан своего «дежурного хирурга» до второго пришествия.
Остаток дня прошел на удивление спокойно. Я разбирал бумаги, заполнял истории болезни, пытаясь вникнуть в местную систему, которая, казалось, была создана специально для того, чтобы доводить врачей до нервного срыва. Савамура мне помогал, терпеливо объясняя, какую форму нужно заполнить, чтобы выписать пациенту аспирин, хотя я верил, что у них даже на использование туалетной бумаги есть отдельная форма.
Но я чувствовал себя на удивление… комфортно. Будто я работал с этими ребятами уже много лет.
Вечером, когда рабочий день уже подходил к концу, и я чувствовал себя выжатым, как лимон, который пропустили через соковыжималку, а потом еще и потоптались на нем ногами, в ординаторскую заглянул Савамура.
— Эй, Херовато-кун, — он хлопнул меня по плечу. — Какие планы на вечер?
— Кровать, сон, возможно, кома, — честно ответил я.
— Отставить кому! — рассмеялся он. — Каждого новичка мы должны… как бы это сказать… посвятить. В общем, я предлагаю пойти выпить. Отметим твое, так сказать, боевое крещение. Отказ не принимается. Это приказ старшего по званию!
Савамура с улыбкой посмотрел на Рю, который тут же закивал с энтузиазмом.
— Точно! Пойдем, братец! Я знаю одно место, там такие якитори делают, пальчики оближешь!
Я посмотрел на них, потом на Инуи, который все так же сидел с книгой, словно прирос к стулу.
— Инуи, ты с нами? — спросил Савамура.
Тот даже не поднял головы.
— Спасибо, но у меня в плане на вечер — глава по патофизиологии митральной недостаточности. Это куда увлекательнее, чем денатурация белка в вашем организме под воздействием этанола.
— Ну, как знаешь, зануда, — добродушно хмыкнул Савамура. — А мы пошли.
Бар, в который притащил нас Нишиноя, оказался крошечным, зажатым между прачечной и цветочным магазином. Внутри было всего несколько столиков и длинная стойка, за которой колдовал пожилой усатый бармен.
Мы сели за маленький столик в углу. Рю тут же заказал три огромные кружки пива и целую гору закусок.
— Ну, за знакомство! — провозгласил Савамура, когда нам принесли запотевшие кружки
Мы чокнулись. Холодное, горьковатое пиво приятно обожгло горло.
— Так откуда ты все-таки, Херовато-кун? — спросил Савамура, отхлебнув из своей кружки. — Кунитати — это же такая дыра. Как тебя оттуда занесло в столицу?
Я пожал плечами.
— Ладно, — отмахнулся Савамура. — Ты сегодня был великолепен. Я, честно говоря, на секунду растерялся. А ты… как будто каждый день такое делаешь.
— Не каждый, — я усмехнулся. — Просто иногда приходится выбирать между «не сделать ничего» и «сделать хоть что-то». Я выбрал второе.
— Слушай, а правда, что ты в скорой тому парню… ну, ты понял… ручкой? — Нишиноя подался вперед, его глаза горели любопытством.
Я вздохнул. Уже выяснили. Похоже, от славы героя-канцеляриста мне не отмыться. Неужто в каждой больнице обо мне будут слухи нелепые ходить.
— Ага… Но там ничего особенного.
Савамура, видимо, поняв, что я не сильно горю желанием обсуждать свой великий подвиг, пришел на выручку.
— В любом случае, — он отпил пива, — ты уже стал членом нашей команды. Ты теперь часть корабля.
— Кстати, — оживился Нишиноя, прожевав кусок куриной кожицы. — Раз уж мы тебя посвящаем, ты должен знать местный расклад. Садись поудобнее, братец, сейчас начнется самое интересное.
Он сделал таинственное лицо и понизил голос.
— Начнем с нашего любимого Томимо-сенсея, — Нишиноя хихикнул. — Есть байка, что однажды, когда еще он был ординатором, на дежурстве перепутал физраствор с глюкозой и чуть не ввел его пациенту с диабетом. Его тогда остановила санитарка, которая просто мимо проходила и заметила не ту этикетку. С тех пор она в отделении пользуется большим уважением, чем он.
— Рю, не преувеличивай, — мягко поправил его Савамура, хотя и сам улыбался.
— А профессор Ишикава? — спросил я, вспомнив рассказ Савамуры. — Тот, что самый старший.
— О, Ишикава-сенсей — это живая легенда, — с неподдельным уважением в голосе сказал Савамура. — Говорят, лет десять назад ему предложили пост заместителя министра здравоохранения. Кабинет в центре Токио, личный водитель, огромная зарплата. А он отказался. Сказал, что не может променять операционную на разборки и политическую грязь. Говорят, министр был в ярости. Но Ишикаве было все равно.
