Пять, десять, двадцать разных вариантов, слыша каждый из которых, я чувствовала, как ослабевает напряжение, копившееся во мне несколько месяцев, и тают сомнения. То, чего я так хотела, наконец, сбылось! Хантли поверил в мои способности!
Нить, ещё одна, десяток. Отмщение. Я жаждала его, впитывая каждое слово, но чего-то всё время не хватало. Наверное, того, что не могу высказаться в ответ. А может, взгляда, обращенного ко мне. Ведь все извиняющиеся Эрнеты смотрели на других Амелий. И я искала, искала ту нить, которая даст мне почувствовать абсолютный триумф… Но это всё было не то!
Пресветлая Лейна, Ина и Ошур простите мне то торжество на грани с исступлением, которые я испытала, пользуясь своими возможностями в личных целях, а не на благо других.
— Госпожа Ковальд, эт самое… — От просмотра очередного извинения меня оторвали тихие слова и аккуратное подёргивание за рукав. Газета упала на пол, а нити Ошура исчезли. — Вы опять рехнулись?
Я заморгала, возвращаясь к привычному миру, и наткнулась на обеспокоенный взгляд Джейка.
— Стоите, смотрите в одну точку и скрюченными пальцами медленно шевелите в воздухе. И улыбка такая страшная, что аж мороз по коже.
— Кхм, — поперхнулась ответом я. Опустила руки и нервно отряхнула юбку, пытаясь побороть смущение. Неужели я так ужасно выглядела? Какой кошмар!
Щеки залила краска смущения, и стоило больших усилий сделать вид, что ничего такого со мной не происходило.
— Так вы это… — Мальчишка шмыгнул носом, а потом осторожно поднял с пола газету. — Если больше скандалить не собираетесь, то пойдёмте домой.
— Вообще-то, собираюсь, — решительно ответила я и забрала спецвыпуск. — Но не с тобой. Веди меня к господину Хантли.
Да, я хотела получить свою порцию извинений лично! И всё во мне было возмущено тем, что Эрнет до сих пор меня не нашёл и не сказал ничего из того, что я сейчас услышала! В конце концов, почему я сама должна бегать за ним, чтобы вынудить признаться в своей неправоте! Но я не гордая! Я приду! И выскажусь!
Джейк собрался возразить, но выражение моего лица, видимо, было таким красноречивым, что он только кивнул, засунул руки в карманы и пошёл на выход из банка. Сотрудники провожали нас взглядами, в которых читалось явное облегчение.
Жил Эрнет не на Книжной. Поэтому нам пришлось минут десять-пятнадцать плутать по закоулкам, которые так хорошо знал мой секретарь, и в которых совершенно не ориентировалась я. Наконец, мальчишка остановился возле большого двухэтажного дома, первый этаж которого занимал магазинчик с книгами и товарами для письма, а второй, видимо, был жилым.
— Весь верхний этаж снимает господин Хантли, вход там. — Джейк показал на тёмную дверь, совершенно теряющуюся на фоне витрин и входа в магазин. — Ну, я пошёл. Тут вы точно не заблудитесь.
Не успела я возразить, как секретарь уже испарился, и ничего не оставалось, как пойти туда, куда он указал. Впрочем, никаких сомнений у меня не было. Изнутри подталкивали возмущение, негодование, злость, обида и ещё целый букет эмоций, которые я попросту не могла назвать.
Но все они мгновенно улетучились в тот момент, когда после короткого стука дверь распахнулась.
Глава 69
— Только не говори, что она уех… Амелия?
Хантли был без рубашки. И все гневные слова потонули в захлестнувшем меня смущении. Взгляд метался от линии шеи к мышцам груди, от заведённой за спину руки к прессу, ремню брюк. Пришлось резко отвернуться.
Ладони что-то коснулось, заставляя вздрогнуть. Я опустила взгляд и увидела, что Эрнет взял меня за руку. Осторожно, так что легко можно было освободиться, но я не могла сопротивляться.
— Амелия, не знаю, что привело вас ко мне, но, пожалуйста, не уходите.
Также осторожно он потянул меня в дом, а я, наконец, осмелилась поднять взгляд. В карих глазах плескалась тревога. Словно заворожённая я сделала шаг в прихожую, а потом ещё несколько, краем сознания отметив, что дверь за нами захлопнулась.
— Подождите в кабинете. Я только оденусь.
В небольшой светлой комнате, где меня оставили, тут же навалилось ощущение совершенной глупости. Но что это была за глупость, никак не удавалось понять.
Я положила газету на маленький столик и сцепила пальцы в замок. Подошла к окну, пытаясь вспомнить, что же хотела сказать, но мысли упорно возвращались к виду Эрнета без рубашки. Жар прилил к щекам, и захотелось сбежать. Лучше бы дождалась, когда он сам придёт ко мне просить прощения!
Амелия, соберись, ты же шла скандалить. Как так вышло, что в голове стало пусто, в горле сухо, а на душе неспокойно. Тебе-то чего бояться? Ты ведь точно знаешь, что сейчас будет! Он зайдёт, извинится, и ты, наконец, испытаешь полный триумф и удовлетворение!
Но вместо спокойствия на меня напал страх. Так что я вздрогнула, когда под ногой Хантли скрипнула половица, резко повернулась и убрала руки за спину, словно пыталась что-то спрятать.
Пресветлая Лейна, что ж так страшно-то? Страшнее, чем перед встречей с мэром на балу. Наверное, потому, что сейчас решалось что-то гораздо более важное.
Чёрная рубашка делала Эрнета бледнее и подчёркивала тени под глазами. Одну руку он держал в кармане, и я тоже поспешно спрятала ладони в складках на юбке, иначе непременно начала бы их нервно потирать.
В полном молчании Хантли преодолел четыре из пяти разделяющих нас шагов, протянул ко мне руку, но тут же опустил, так и не коснувшись.
— Амелия? — В его голосе прозвучал вопрос, но было непонятно, о чём меня спрашивают.
Сердце билось в горле, а губы пересохли. Я облизнула их, но лучше не стало.
— Не могу поверить, что вы здесь. По моим предположениям, вы должны быть где угодно, но только не у меня дома… — Он замолчал, и я тоже не знала, что сказать. Дышать стало тяжело, слова теснились в груди, но ни одно не выходило наружу. А мысли из головы, словно вымело.
— Но я здесь, — зачем-то подтвердила я очевидное.
— Я очень этому рад, хотя как только увидел вас, забыл всё, что собирался сказать. А ведь я всю ночь готовился. — Он едва заметно улыбнулся, но тут же вернул серьёзность. — Вы простите мне экспромт?
Воздух наполнился такой пронзительностью и остротой, что стало даже больно его вдыхать. Никакого триумфа я не ощущала, никакой радости, никакого удовлетворения. Только отчаянную надежду и страх, словно стояла на самом краю скалы за миг до падения и не знала, подхватят меня или нет.
Изо рта вырвался всхлип, и я прикусила губу. Взгляд Эрнета скользил по моему лицу с таким вниманием, словно мы виделись впервые. Его кадык дёрнулся, а потом он произнёс:
— Сколько же в тебе удивительного… И каким же я был дураком, что раньше не замечал этого из-за собственной ограниченности…
Тишину прерывало только наше дыхание. А комната словно наполнилась грустью и сожалениями.
— Я понимаю, что мне нет прощения, и остаётся надеяться только на твою доброту, которой я и так слишком часто пользовался. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь извинить моё неверие в твои способности, предвзятость и пренебрежение интересами…
Повисла пауза. Хрупкое мгновение. Мы смотрели друг другу в глаза и видели гораздо больше, чем можно было выразить словами. Там были мои надежды, боль и разочарования, его прошлое с трагедиями и неудачами. Наши встречи и расставания, ссоры и примирения. Там было всё.
Напряжение росло. Наверняка в моём взгляде была такая же буря чувств, какую я видела в его глазах. И когда стало казаться, что я в них пропросту захлебнусь, Эрнет приблизился ещё на полшага и сказал:
— Если у меня есть шанс снова завоевать твою любовь, обещаю исправить все ошибки. Ты заслуживаешь человека, который будет ценить тебя и верить в то, что ты делаешь. И если ты разрешишь, я постараюсь им стать…
Глаза защипало, а на ресницах повисли непрошеные слёзы.
— Не плачь из-за меня, Амелия, я не заслуживаю этого.
Слова сделали только хуже. Губы задрожали, я заморгала, пытаясь сдержаться, но горячие солёные дорожки всё-таки обожгли кожу.
