— Натали, — начал Ван-Эльст, — нам нужно поговорить.
О нет, никогда ничего хорошего не начинается с этой фразы.
— Вы слышали что-нибудь о мадам Боше — главе Общества Благовоспитанности и Устоев?
— Наслышана, — кивнула Натали.
— Так вот. Она направляется в Вальмонт. И не одна. С ней мой дядя Сигизмунд.
— В гости? — удивилась Натали.
— Я бы назвал цель их визита по-другому. Разрушить мою жизнь и репутацию.
Он говорил спокойно, но в голосе было напряжение. Такое, которое обычно не замечают, если не смотреть очень внимательно. Но Натали смотрела внимательно.
Ван-Эльст вкратце изложил, в чём состоит угроза. Мадам Боше надеется оспорить завещание, доказав фиктивность их брака. Если ей это удастся, Вальмонт перейдёт Обществу, которое она возглавляет.
— Мадам Боше обязательно попытается выведать у слуг, как ведут себя супруги в свой медовый месяц, — предположил ван-Эльст. — И если хоть одна горничная проболтается, что мы ведём себя как дальние родственники на похоронах — всё может закончиться весьма… неприятно.
— Значит… вы предлагаете… что? — Натали насторожил ход его мыслей.
Он выдержал паузу.
— Нам нужно… слегка усилить видимость супружеской близости.
— Но это противоречит контракту, который мы подписали! — Натали возмущённо вскинула брови.
Хотя в реальности испытывала не столько возмущение, сколько лёгкую панику, будто сидишь в телеге, которая несётся с горки, но не в твоих силах её остановить. Дело в том, что в планы Натали входило наладить хорошие отношения со слугами. Возможно, кто-то из них настолько долго служит в Вальмонте, что был свидетелем событий сорокалетней давности, связанных с Жозефиной и может поделиться воспоминаниями. Однако Натали только сейчас осознала, что если они с ван-Эльстом будут сторониться друг друга, слуги заподозрят неладное и вряд ли в таком случае захотят с ней откровенничать. Выходит, она должна не меньше него быть заинтересована в том, чтобы, как он выразился, “слегка усилить видимость супружеской близости”?
— Что вы имеете в виду? — спросила она, стараясь хотя бы внешне сохранить невозмутимость.
— Всё очень просто. Слуги должны видеть, что я иногда захожу в вашу спальню поздно вечером и провожу там некоторое время.
Натали ощутила, как краска прилила к лицу. Все тётушкины книги одновременно всплыли в памяти. Самая кульминационная сцена там, как правило, и начиналась с того, что мужчина входит в женскую спальню… А дальше? Дальше шло несколько туманных фраз про ночь, полную удовольствий.
— Всё в пределах контракта, — поспешил заверить ван-Эльст. На его лице светилась самая невинная улыбка. — Мы могли бы проводить эти несколько ночных часов с пользой и удовольствием…
С удовольствием?
— …например, играть в настольные игры, скажем, в лото.
— В лото? — Натали моргнула.
— Чудесная игра, чтобы скрасить пару часов, не находите? Или предпочитаете шашки?
Натали замолчала. Она не знала, как реагировать. Ничего нарушающего контракт в его предложении не было. Игра в лото не предполагает ни прикосновений, ни флирта — ничего, из того, что запрещал Ван-Эльсту договор. А ещё… Натали должна была признать, что его доводы звучат убедительно. Если ей действительно важно остаться в Вальмонте, попытаться найти хоть какие-то следы Жозефины, распутать клубок прошлого, который так бередил её сердце, то придётся честно играть роль, на которую она согласилась…
Но… ночи?
В спальне?
С ним?
Натали снова посмотрела в сторону ручья. Птицы щебетали, ветер шевелил кроны, за которые цеплялись проплывающие облака…
— Имейте в виду, что я очень хорошо играю в лото. Обычно мне везёт, — Натали прикрыла согласие иронией.
— Сегодняшней ночью проверим, — многообещающе улыбнулся ван-Эльст.
ГЛАВА 19. Тишина, темнота и предчувствие перемен
Вечер опускался на дорогу, как уютное, но слегка потрёпанное покрывало — с выцветшими красками, лёгким запахом пыли и обволакивающим мягким теплом. Карета уже давно выехала из обжитых мест, и всё чаще за окном мелькали деревья и густые заросли кустарника да когда-никогда поля, по краям которых важно разгуливали грачи. Натали смотрела на одинокую птицу, облюбовавшую себе место на покосившемся столбе, и пыталась угадать, о чём она думает. Наверное, о корке хлеба. По крайней мере, мысли самой Натали то и дело возвращались к вишнёвому пирогу, который Виола предусмотрительно завернула с собой утром и который исчез ещё до полудня.
Карета слегка подпрыгнула на очередной кочке, и голос тётушки, неустанно читавшей вслух, тоже дрогнул. Натали не знала, заметили ли мужчины, но самой ей бросалось в глаза, что Виола уже куда менее эмоционально зачитывала сцены страсти и куда более эмоционально сцены о званых обедах с описанием блюд.
— А может, заедем куда-то поужинать? — предложил Антуан.
Выходит, как минимум один мужчина обратил внимание на невысказанные вслух мечты Виолы.
— В этих местах мы вряд ли найдём что-то подходящее, — отозвался Поль. — Я знаю здесь только одну таверну — “Последняя Ложка”. Но… хозяйка “Последней Ложки” славится отвратительным нравом и ещё худшей кухней. За глаза её называют ведьмой. Не сомневаюсь, что есть за что. Готовит она так, будто у неё в кладовке только соль, уксус и проклятия. Я бы предпочёл голодать до самой смерти, чем заказывать у неё рагу.
Вспыхнувшая было в глазах Виолы надежда, тут же погасла. Но ван-Эльст дал повод для новой.
— Через пару часов мы будем в Вальмонте, — пообещал он. — Думаю, нас уже ждут. Несколько дней назад я отправил управляющему письмо с распоряжением подготовить поместье к нашему приезду. Полагаю, месье Фабриций обо всём позаботился. Нас ждёт ужин. Хлеб с хрустящей корочкой. Горячий суп из молодых овощей. Телятина в собственном соку. Рагу из кролика. Пироги с сыром и форелью. И десерт из свежих фруктов и ягод.
На какое-то время в карете установилось благоговейное молчание. И даже Натали, при всём её скептическом отношении к ван-Эльсту пришла к умозаключению, что в некоторых ситуациях он может быть вполне сносным и даже… в голове крутилось слово “обаятельным”, но Натали решила, что это уже чересчур.
Сумерки сгущались всё сильнее, и дорога с каждой милей становилась всё мрачнее. Карета еле тащилась по ухабам и рытвинам. И для Натали стало полной неожиданностью, когда вдруг перед глазами выросли ворота Вальмонта.
Её поразила странная тишина. С деревьев пахнуло сыростью и запустением. Карета замедлила ход, и тут Натали поняла — что-то не так. Очень не так.
— Где свет? — удивлённо спросила Виола.
Никто не ответил. Фонари вдоль подъездной аллеи не горели. В окнах не было ни единого огонька. Даже пламени свечи, даже слабого отсвета из кухни, где, по логике, должно было кипеть вот то всё вкусное, о чём говорил ван-Эльст.
Натали вышла из кареты вслед за остальными. Антуан с Полем не теряли самообладания и посчитали логичным попытаться привлечь к себе внимание стуком в ворота, пока ван-Эльст не заметил чуть смятый конверт, застрявший между коваными узорами.
— Твоё письмо? — догадался Антуан.
— Даже не распечатанное, — кивнул Поль.
Натали не составило труда построить логическую цепочку: видимо, почтальону, доставившему послание, никто не открыл, и он посчитал правильным просто оставить конверт воткнутым в ворота. Выходит, управляющий не появлялся в поместье уже несколько дней. А слуги? Их тоже нет! Натали не знала огорчаться ей или радоваться. Во всяком случае, если нет слуг, то и нет необходимости разыгрывать перед ними счастливых супругов.
— Завтра же разберусь, куда делся месье Фабриций и займусь поиском нового управляющего, — пообещал самому себе ван-Эльст, — и слуг, — а это уже прозвучало, как обещание Натали.
Да только пока у них были более насущные проблемы. Как попасть в поместье? Не ночевать же под воротами.
В этот момент, как по волшебству, с крыши кареты грациозно слетел Лорд Мортимер, сел на ветку дерева и закаркал. Затем с ловкостью воришки снял с сучка что-то блестящее и плавно опустился к Натали.
