Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия (СИ) - Ютин Макар

— Маги! Злые маги! Целая свора! Орда! Иноземное вторжение! Но я сумел спастись, отбиться, гм, сохранить целый склад, в смысле район, короче, сам город!

На последней фразе он решил сменить тактику и одарил собеседницу самой томной, самой тошнотворной улыбкой из имеющихся. Медей назвал ее: «любвеобильная улыбка тридцатилетнего мага». Ну, или просто номер тридцать. Все равно рассказывать Колхиде про арену не стоило. Мало кто вызывает у наставников Академии столько же отвращения, сколь ее посетители. Вот жеж засада!

— Хотите расскажу как? — он сказал это и облобызал несчастную наставницу еще более томным, влажным, неизбывно нежным взглядом, еще более карамельным, слипшимся, диабетным голоском

После чего шагнул к ней вплотную, нагло вторгся в личное пространство. Решил даже подхватить под локоток, но потом опомнился. Не стоит помогать тем двум магам подчищать за собой свидетелей.

Колхида тут же отодвинулась, одернула руку, кое-как сдержала поток ругательств и возвела серые, как газобетон, глаза к темному небу.

— Расскажете, непременно расскажете. Когда пройдете полное обследование Эскулап. К слову, будить вы ее будете сами, — улыбнулась мягкой, материнской улыбкой

Словно мифическая царица Прокна за готовкой мужу семейного ужина.

Наставница любезно проводила его до самых ворот в обитель полубога-врачевателя, сама постучала медными кольцами по полотну, чтобы не загружать пострадавшего коллегу. А потом также быстро, как будто бы даже поспешно удалилась. Лишь педантично пожелала Медею спокойной ночи. Хмурые, невыразительные серые глаза в этот момент искрили почти невозможной для нее эмоцией злорадства.

— Ах, вы так любезны, милейшая наставница Колхида. Позвольте мне…

Он недоуменно моргнул и воззрился на далекую спину и упругие подпрыгивания буйных кудрей. Мало того, что местный дух манер и педантизма оборвал его самовлюбленный пассаж (а ведь такая шутка умерла!), так еще и скрылась она со скоростью скримера в компьютерной игре! Когда жуткая НЁХ внезапно преодолевает сотни метров, стоит лишь на мгновение отвести от нее камеру.

«Эй, гадость растрепанная, под какой поезд ты меня сейчас бросила?» — внезапно для себя забеспокоился Медей.

Со стороны дверей донесся протяжный стон, исполненный муки, злобы и обещания скорой расправы.

«Эскулап ненавидит вставать ночью», — подсказала память отродья.

Память самого Медея добавила в копилку тошнотворных картин, заботливо изображенных художником новеллы. Одна из них живописала, как главгероиня с ее неофициальным гаремом пробралась в терапевтирион, благополучно украла какую-то дрянь и сбежала под покровом орущих: «тревога» барельефных стражей. Однако отряд не заметил потери бойца: один задохлик остался парализованный на полу.

Следующая сцена — он привязан к кровати, по одеялу ползет ленивый предрассветный луч солнца, глаза воспалены, выпучены и бешено вращаются, на лице сопли со слезами и потом, тело дергается, мышцы непроизвольно сокращаются. Невероятно детальная картина панической атаки. Спасибо, автор! Спасибо, иллюстратор! В тот раз ваш преданный читатель так и не доел свой бублик с вареньем.

А Эскулап всего-то убрала спасительную иллюзию сознания. Ту, в которой мы не замечаем звуки собственного тела: как трутся друг об друга кости, булькают легкие, гудит кровь по венам, шелестят глаза при движении, непрерывно плещется вода в желудке и так далее. Добилась эффекта безэховой камеры. Провести в которой дольше нескольких минут достаточно сложно для неподготовленного человека. Эффекта частичного, поскольку другие чувства все же оставались доступны. Небольшое милосердие, чтобы не концентрироваться исключительно на новых ощущениях.

Судя по картине, помогло не сильно.

Кажется, она наложила заклинание на час, но дальше воспаленное сознание просто продолжило транслировать ему сигналы. Так Медей, в своем прошлом мире, иногда начинал слышать рингтон входящего звонка, даже если мог быть абсолютно уверен, что тот нереален.

«Вот, почему рыжая стерва так радовалась. Нафиг-нафиг, не хочу такой экскурсии в практическую физиологию! И то наказание, где гениальный медик заставила какого-то идиота целый день моментально выкрикивать правду и только правду на каждый заданный вопрос, тоже пробовать не хочу. Спалюсь ведь по всем фронтам, без вариантов!»

— Загадка бытия: как встретить злую, разбуженную Эскулап и не умереть? Вряд ли она сделает скидку по старой памяти.

Времени на раздумья уже не оставалось. В ночной, неприязненной тишине старого замка стали отчетливо слышны мерные шлепки босых ног по выложенному мозаичной плиткой полу.

Шлеп, шлеп, шлеп-шлеп-шлеп, шлепшлепшлепшлеп

Шорх.

Тело остановилось под дверью. Время умерло вслед за Ницше. Один вариант. Пан или пропан. Бутан или изобутан. Вот такая она, девочка-зажигалочка.

— Кто-о-о-ау-а-а, посмел? — створки торжественно распахнулись, едва не щелкнули окованной древесиной по носу позднего посетителя.

Вон он, момент истины.

— Знаешь, когда лучше всего рассказывать страшные истории? — он ухмыльнулся как можно более дерзко, сочно, уверенно

— На пороге с-с-смер-рти? — казалось, даже белые чешуйки на ее идеальной коже светятся от гнева.

Взгляд цепкий, несмотря на недавний сон. Эскулап сразу отметила его состояние, заметила легкое потряхивание после приключения, размазанную по хитону и коже кровь, багровые разводы на лодыжках, сандалиях, запястьях. Все, что, как надеялся Медей, не смогла обнаружить разгневанная Колхида.

— Я думал, что ты от порога уводишь, — сказал он скучным, будничным тоном.

— Туда или обратно, не все ли равно? Старик Харон точно мне задолжал. Устрою к нему на переправу без очереди. Пользуйся, — гнев в ее голосе слегка убивался, потерял остроту.

— Ба, романтика свиданий в лодке сильно переоценена. Сейчас люди предпочитают совместное творчество, — он подмигнул своей персональной Немезиде и жесткая складка на лице Эскулап слегка разгладилась.

Она раздраженно закатила глаза, а затем схватила его за подол хитона и бесцеремонно втащила внутрь. Створки позади них шумно захлопнулись, словно врата Аида за несчастными душами.

— Когда я говорила о посещении завтра, то имела в виду дневное время, а не сразу после полуночи.

— Этот город никогда не спит, — он дурашливо направил на нее пальцы-пистолеты.

— Зато сплю я, — Эскулап заразительно зевнула.

— Ладно, показывай, нет, рассказывай, во что ты опять вляпался? Если история будет идиотской, то я не дам тебе ни единого шанса загладить вину. Будешь ходить следующие сутки с удаленными веками и шепотом в голове, — проворчала она.

— Посмотрим, как ты сможешь тогда заснуть.

— Ах, как это по-собственнически. Ты словно намекаешь, чтобы я смотрел на тебя не отрываясь. Пик ми, сэмпай! — хрипло рассмеялся Медей, а затем закашлялся.

К симптомам вроде гудящих ног и обожженной спины добавилась боль в легких. И голени, в которую его пнула маленькая ножка. Эскулап не стала переспрашивать: опять закатила глаза в ответ и прошлепала к ближайшей кровати, все еще с куском хитона в руке. Медей враскоряку засеменил следом.

Ее осмотр длился всего несколько минут. Рассказ Медея занял втрое больший срок, но разочарованной полубог не выглядела.

— Ладно, звучит достаточно забавно. Почти уморительно. То есть ты выжил, благодаря интуитивно поставленному щиту? Причем не быстрому Варду, а его стихийному усилению, — скепсис в нежном голоске жег сильнее батиного супа.

— Однако я не вижу, что бы ты лгал, наставник Медей, — первый раз, когда Эскулап назвала его по имени.

Он вздрогнул, посмотрел ей в большие, завораживающе-прекрасные глаза: дорожка лунного света окутывала изящные плечи светлым саваном, подсвечивала изнутри смолистые кудри, превращала ее фигуру в прекрасный мираж, в

Он мотнул головой, отогнал наваждение. Гипнотический взгляд пленил его легче, чем в прошлый раз. Усталость. Во всем виноваты усталость, духовное истощение и боль.