«Не, я точно не проживу достаточно, чтобы увидеть эту дичь», – решил Медей, хмыкнул, после чего удостоился подозрительных взглядов своих коллег, которые быстро перешли в подозрительные, а то и откровенно паникующие. Не то, чтобы у них не имелось на то оснований.
Неважно, насколько плохо Медей чувствовал себя сейчас. Если другие люди испытывали схожие эмоции или мучались еще сильнее, то он мог претерпеть любые муки – лишь бы почувствовать удовлетворение от того, что всем остальным еще хуже, чем ему.
"Так вам, всякие нормисы, риаджу, счастливчики, богатенькие мажоры, популярные гигачады, качки, обычные и магические, сердцееды и прочие любимцы социума! Почувствуйте мою боль, почувствуйте, как ваша страна радуги и улыбок скукоживается в угашенную, забинтованную морду планеты. Как суровый оскал реальной жизни приветствует вас вонючей ногой на затылке.
Ты пытаешься оттолкнуться от дна, сучишь лапками по колено в помоях, чужих плевках и городских стоках, а более удачливые люди вокруг ходят по твоей спине, отталкиваются и прыгают дальше, лишь бы не запачкать об тебя свое белое пальто. Но иногда приходит великий уравнитель – стихийные бедствия, эмиссары чужих государств, которым ты можешь продать свою родину за миску супа и страдания большинства, новые технологии, полковник Кольт… или великий наставник Аристон. И тогда… О, тогда каждый равен перед этим ощущением лингвистической агонии и разжижения мозга".
– Смотри‑смотри, они так расстрогались. Вон, гляди, как всхлипывают! – р(г)адостный водонагреватель игриво толкнул Медея локтем, – кто знает, может быть именно отсюда начнется мой путь к славе!
«Какой еще путь⁈ Ты – поэтический бимбо унитаз, информационная бомба в век говна и палок. Таких только забрасывать на катапульте в чужой город, как чумных коров в осажденный город в средневековье. А‑а‑а, как можно быть настолько тупым? Его эмоциональный интеллект на уровне оператора холодных звонков! М‑да. Все, как у отродья. Он тоже думал, что дрался, трахался и купался, а на самом деле его били, сношали и топили».
– Да‑а, теперь у вас появилась первая слава… – томным голосом просветил его Медей, – думаю, вы точно станете знаменитым. Особенно, когда эти ученики разъедутся по домам.
– О, у меня есть своя слава! – счастливо зажмурился водонагреватель, не замечая сложных взглядов своих коллег и ненавистных – учеников снизу.
«Окстись, придурок! С такой славой, людей гасят битами в переулке, а потом ссут на них собаками и под конец продают это полено армянам на нарды. Такую дрянь, как Аристон, теперь не возьмут даже на кирпичный завод в Дагестане!»
Медею не хотелось отвечать. Не хотелось нарушать своими неуместными словами эту мрачную, могильную тишину. Подобное безмолвие стояло на полях Первой Мировой, после газовых атак Ипра или Сомы. Никаких следов присутствия живых существ – люди вокруг даже дышать пытались как можно тише, чтобы смерть раньше времени не простерла над ними свою горькую длань.
– Это все из за наставника Медея! – вдруг закричала в тишине полосатая Никта. Храбрая и глупая, как тысяча бегемотов.
И такая же обслюнявленная, обгаженная какой‑то дрянью с совершенно зверской физиономией, покрытой содержимым чужого желудка.
Со всех сторон раздались скептичные хмыки. Люди постепенно приходили в себя и горький, а кое‑где истеричный смех от ее заявления возвращал людям жизнь. Сидящие рядом товарищи вместо улыбок дружно закатили глаза, привычные к ее обвинениям. Но и они стали неуверенно улыбаться, глядя на ее фигуру – воплощение чистого негодования и жажды плодить шизотеории.
– А кто еще мог⁈ – не сдавалась она.
– Да, вы можете поблагодарить за мое выступление наставника Медея! – Аристон искренне обрадовался прерыванию давящей тишины и поспешил вставить свое никому не нужное слово, – он помогал мне работать над рифмой. Скажу больше! Без него ничего бы не случилось! Ни там, в Делетерионе, ни здесь, в этом зале! Спасибо, наставник Медей!
Аристон расчувствовался, пустил щедрую мужскую слезу, повернулся к товарищу с самым идиотским и одухотворенным лицом, которое тот когда‑либо видел, после чего произнес свою искреннюю благодарность.
– СПАСИБО, НАСТАВНИК МЕДЕЙ!!! – хором повторили все три курса сквозь скрип зубов и сдержанные ругательства.
«Э, чо началось вообще!» – вдруг забеспокоился означенный наставник, когда внезапно стал адресатом ненавидящих взглядов наравне с виновником торжества, – "сраный водонагреватель, не подводи меня под статью! Мне ж так реально темную устроят. Только хреначить будут не подушками, а сразу боевыми!
Я ж от третьекурсников не отобьюсь, там отморозок на отморозке сидит и яйца морозит! У нас тут новелла о мясе в Академии, а не «о мышах и людях». Меня ж забьют, как того дауна, причем за компанию вместе с водонагревателем! Это он Ленни, а я Джордж, это я из ружья стреляю! Эх, хотя я б реально с удовольствием пристрелил Аристона, если наш великовозрастный дебил погладит гипотетическую Колхиду до хруста позвонков. Прости нас, Стейнбек, мы все просрали!"
– Вот так, – Аристон хлопнул товарища по плечу, – видишь, как они нам благодарны!
Тот не ответил. Своими выпученными глазами и ошарашенной мордой, Медей стал походить на Блока, которому, в рамках программы уплотнения, подселили квартиру всех красноармейцев из его поэмы разом. И со всеми вещами в руках, в том числе награбленными. А в начале очереди в туалет мнется «в белом венчике из роз – Впереди – Исус Христос».
К счастью, Немезис в этот момент завладел ситуацией, оттеснил придурка плечом и толкнул речугу, которая сводилась к простой и незатейливой мысли: «слабым телом и духом здесь не место». Если они не могут достойно встретить и не испугаться какого‑то там гимноса, то как им вообще можно называть себя настоящими магами? Только упорный, изматывающий труд, талант и благородство смогут пробиться сквозь тернии испытаний замка Эвелпид.
– Если у них такие гимносы для развлечения, то какие тут вообще наказания⁈ – истерично взвизгнул какой‑то первокурсник.
Медей против воли прыснул, затем засмеялся слегка психическим, зато искренним, чистым смехом, отчего снова обратил на себя недобрые взгляды толпы.
"А и хрен с вами, золотые рыбки! Я не зомби‑апокалипсис, чтобы всем нравиться! Пусть приходят, гадят, предъявляют! Всем горячих навешаю! Сегодня же заставлю Адиманта защитить комнату, поставлю ритуал, как в Лабиринте… ну, может чуточку послабее.
Но чтобы нарушители гарантированно преисполнились и как следует просрались. А потом, по грязным порткам, вычислю «фулюганов» и заставлю их на уроке раз за разом призывать проклятый меч с во‑о‑от таким вот хуищ‑"
– Уф, в этот раз вышло слабее, чем в прошлый раз. Спасибо, наставник Медей, – прервал Демокрит поток его мыслей.
Он умудрялся выглядеть мудрым и одухотворенным даже когда источал отчетливый запах свалки.
– Вы ведь скажете ученикам, что это не я виноват? Ведь скажете? – Медей состроил лицо «Падме точка жепеге».
Все отвели глаза.
– Конечно, сынок, – по‑отечески мягко успокоил его Демокрит, а другие наставники подбодрили его уверенными, располагающими улыбками.
Разумеется, никто никому ничего не сказал.
«А‑а‑а, они же меня на вилы поднимут! У этих античных пубертатов нет контракта и рабочей этики! Нужно защитить кабинет как можно сильнее! И как можно быстрее!»
Медей и представить не мог, насколько мог оказаться прав в своих подозрениях.
