Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия (СИ) - Ютин Макар

Сейчас же наставник по боевой физической подготовке буквально восстал из пепла, расправил плечи и неплохо так намекал всем своим видом, позой и огнем в глазах, что просто так не отступит. Эта битва станет легендарной, а пострадает в ней, прежде всего, ответственная за расписание и мирный функционал Академии Колхида.

Рисковать потерей тренера местных покемонов в самом начале учебного года не отважился бы ни один руководитель всех учёбосодержащих заведений школообразного типа. И теперь перед ментором стоял тяжелый выбор, страшный выбор, как перед вторжением в СССР у Гитлера – купить зимнюю форму или нет. Разумеется, Алексиас, как настоящий политик, наступил на те же грабли и пошел на гносеологическую гнусность.

– Ну конечно можешь, друг мой, наставник Аристон, – к его чести, жизнерадостный здоровяк выдавил это признание сиплым, затравленным тоном Есенина, которому в номер внезапно подселили Черного Человека.

– Только давай оставим твое глумле, кхм‑экхм, преступле, акхом, да что ж такое, прости приятель, горло, твое выступление, хотел я сказать, под конец пиршества! Так, ученики хорошенько насытятся, набьют себе чрево, успеют вдоволь наобщаться, а потом, со всем вниманием…

Тренер купился. Он восторженно закивал головой в ответ на пасторальные картины, рисуемые серебряным языком Алексиаса, чтобы затем выразить свое полное и безоговорочное согласие.

– Жаль, я уйду с середины. Дела, мой старый друг. Всегда дела, как старая гидра в Лернейском озере – головы множаться, истекают ядом, а ты чавкаешь по колено в болоте, но все равно поднимаешь щит и идешь дальше. Ничего, зато остальные вдоволь усладят свой слух твоим искусством, – слегка повеселевший ментор дружески хлопнул по спине старого соратника.

– Смотри, не перестарайся там. Впечатлений не должно быть слишком много, а? Как на нашем первом задании, – подмигнул он и Аристон растроганно хмыкнул, пустил скупую мужскую слезу и высморкался в рукав хитона щедрой мужской соплей.

В исполнении длинного, жилистого мужика с лысой, покрытой шрамами головой и неопрятной бородой самого разбойного свойства, такие тонкие порывы души все еще выглядели для Медея нереалистичными, почти что противоестественными. Однако остальные не показывали никакого удивления.

Только постепенно тающую надежду на злокозненного, сатанинского директора, отчаяние, скорбь, подсердечную ненависть и мысли о вероломном предательстве.

– А, и это, я тут подумал… – вдруг неуклюже заюлил ментор, когда поймал добрые и всепрощающие взгляды других наставников, особенно молчащего до сих пор Немезиса.

– … пусть кто‑то с нормальным даром, я хотел сказать, пусть кто‑то, кто обладает похожим, – сипло выдавил он последнее слово с натуральными слезами на глазах, – поэтическим даром, просмотрит твой гимнос, поправит, СМЯГЧИТ. Ты ведь настоящий воин, Аристон, любишь рубить правду‑матку. А у нас тут первокурсники…

Он снова похлопал боевого товарища по плечу, в этот раз еще сильнее, словно от приложенных усилий зависела эффективность вколачивания в стихоплета, нет, в стихосрала, мыслей Алексиаса и их успешное принятие означенным человеком искусства. Ах, если бы это действительно было так!

В таком случае, ментор, вне всяких сомнений, просто кричал бы тренеру бросать стихосложение… и попутно лупил старого друга до кровавых соплей, до отбитых внутренностей, до состояния кровавого пятна от шлепнутого на стене комара. К сожалению, реальность никогда не умела развиваться в правильном направлении… поэтому местный граф Хвостов все еще оставался коптить терпеливое небо одним выпуклым куском.

– Как вы думаете, друзья, – пафосно обратился к педсоставу Алексиас, – кто способен помочь нашему‑

– НАСТАВНИК МЕДЕЙ! – первым возопила Колхида.

«Ах ты рыжая потаскуха!» – мгновенно отреагировал он, однако сдержался и лишь подумал, а не выкрикнул.

– Наставник Медей! – радостно подтвердила Пенелопа, как будто его кандидатура действительно решала проблему ушедшего в разнос водонагревателя.

«И эта блондинистая шлёндра туда же!».

– Охо, уверен, наставник Медей прекрасно справится с этой задачей.

«Старый гнидогадойд, жди теперь подарочек. Адимант придет к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало. И выберет момент, когда ты будешь стоять у толчка…»

От возмущения, вызванного вероломством коллег, Медей пропустил первые пару секунд, за время которых сборище местных антихристов хором тыкало в него пальцами. Наконец, он нацепил самую гнилую, самую понимающую усмешку, словно чинуша, которому предложили отправить дорогие подарки для детского дома самым нуждающимся детишкам с высокопоставленными должностями…

Коллеги хором, не сговариваясь, посмотрели на Медея страшными глазами, жуткими глазами. Точно живые мертвецы, точно воплощения мести, духи скорби или самые безжалостные, глумливые отродья прошлого мира – англичане. «Это ты виноват, заткни его» – говорили эти одухотворенные лица. А Немезис подошел к нему и принялся долго, изнуряюще страшно пялится на него своими неподвижными, космически‑холодными глазами.

– Аха, буду рад помочь своему прекрасному, душевному другу, приятелю, настоящему человеку с большой буквы Гэ! – тут же сдал назад Медей.

«Что б тебя, Немезис, собака страшная. Запугай лучше своего стихосрала, гребаный ты Дзюндзи Ито. От твоей рожи у меня самого мозги в спираль от страха закрутятся. А потом бездарный режиссер превратит меня в уродливую карикатуру на первоисточник…»

– Да что вы вообще от меня хотите? – зашептал Медей наставнику Немезису с нотками отчаяния в голосе, – я не смогу взять его, а потом вернуть обратно нормальным! Даже Буратино человеком сделать проще, чем наставника Аристона!

Очень не хотелось бы продолжить существование красным пятном на стене. В отличие от тренера, Медей оставался куда более заменимым, с точки зрения учебного процесса, пусть с потерями, переработками и психическими расстройствами остального контингента наставников.

– Просто возьмите его бездарные вирши и превратите их во что‑то нормальное! – зашептала ему на ухо Колхида, пока Аристона, больного бешенством поэтической матки, отвлекал Алексиас по пути в пиршественный зал.

Медей вздрогнул, волна мурашек пробежалась по позвоночнику от ее чувственного голоса, внезапно эмоционального голоса. Ржавая прядь буйных локонов защекотала шею, нос тронул притягательный, ненавязчивый аромат лилий и мандаринов с нотками книжной пыли.

– Придумайте стихи получше и убедите его прочитать свою версию, – она положила ему на плечо свою узкую ладонь, в редком для наставницы приступе энтузиазма, встала на цыпочки, чтобы вплотную приблизить губы к уху коллеги. Руки коснулась ткань ее хитона, натянутого на упругой груди, – кто знает, вдруг это полностью решит нашу проблему.

Они сделали шаг, Колхида слегка отстранилась, однако не успела убрать ладошку с его плеча или отвернуть личико в сторону. Они встретились взглядами и она что‑то прочитала на его лице, отчего вдруг покраснела, сделала резкий, почти панический шаг назад.

– Все равно читать их станет именно он! – Медей поспешно разбавил ответом неловкий момент.

– Тогда все пройдет не настолько ужасно! – воскликнула она нормальным голосом от горячности темы и неловкости одновременно.

Колхида вздрогнула, когда коллеги зашикали на нее со всех сторон, покраснела повторно, тихо извинилась. Благо, кожа Аристона соперничала по толщине с танковой броней, поэтому если он и услышал ее возглас, то уж точно не принял за свой счет.

– Хорошо, я переделаю текст… нормально переделаю. Без рифм типа «супостата – лопата».

– Отлично! – облегченно улыбнулась ему Колхида.

«И все‑таки у нее красивая улыбка», – отстраненно отметил он, – «какое расточительство для этой невыразительной, пыльной личности».

– Он действительно справится? – донесся до него полный сомнений голос Алексиаса.

Ментор дошел до светлой мысли послать водонагревателя вперед: уладить мелкие проблемы, рассовать безобразников по столам, пока они не перевернули пиршественный зал вверх дном без своих надзира, без своих наставников и побыстрей накатать текст своей поэмы, чтобы осталось больше времени на переделку.