Гуня высовывает язык.
— Не могу отдать то, что уже стало моим, в семье засмеют. Даже если заначка твоя и не особо мне нужна. Но это не со зла.
Она усмехается. Острая, черноволосая и черноглазая, тоненькая, резкая, юркая… С грубоватым, будто неровно обтёсанным голоском. Я рассматриваю её вниманительно, с удовольствием, стараясь запомнить каждую чёрточку и каждый жест. Не замечала такого за собой раньше, приыкла оставлять людей без сожалений, просто и быстро, но… Тут вдруг захотелось сохранить в воспоминаниях этот вечер, перетекающий в ночь (или ночь, перетекающую в утро). Мерцающий снег за окошком. Ледяные морозы на стекле. Отблески магического пламени, живого и тёплого. Довольного тролля с бараньими массивными рогами — ребристыми и приятными на вид. Его ухмылки, опасные и при этом совершенно наивные. Его большие руки, толстые и длинные пальцы, скручивающиеся в невероятные формы, чтобы показать что-то, когда оказывается, что в запасе барана не так уж и много слов. Пронзительное «Изольда», падающее с довольно красивых губ, будто скопированных у Джека. Резкое и насмешливое «ведьмочка», звенящее гулко в ладном горле Гуни. Её тонкий стан, жесты такие, будто в руках кинжалы, неприрывный и горячий азарт в глазах. Колкий, искренний смех. Запах кофе, разлитый по комнате. Подступающее бархатное желание нырнуть тёплый, обатяельный, как домашний кот, сон.
Пройду ли я все одиннадцать испытаний или нет, а этот момент хочется унести с собой. Как и маленькое путешествие с Джеком в ночной людской город. Как и встречу с Ёлкой и Сандрой.
Всё это делает меня… счастливой?
Никогда раньше не задумывалась об этом. Никогда не хотела задержаться в моменте подольше.
А это, оказывается, так приятно.
— А знаешь что? — улыбаюсь я, стрельнув глазами в Гуню. — Будем считать, что эти деньги я тебе подарила. Даже не так — я их тебе дарю.
— Что? — протягивает она мне остаток ещё тёплого крепкого кофе на дне турки. И тут же, будто взяв себя в руки, ухмыляется и качает головой. — Ты не можешь подарить мне то, что теперь принадлежит мне, деточка.
— Ты украла у меня вещи и деньги. Можешь этим пользоваться, сколько угодно, — поясняю я свою мысль. — Но от этого оно не перестанет быть ворованным. Не перестанет принадлежать мне. Если бы я тебе продала или подарила, ты была бы владелицей, а до тех пор ты воровка.
— Мы слышали, — хмурится тролль, — люди за такое друг другу руки отрубают. Я бы на это посмотрел.
Жутковато всё звучит, конечно. Но я предпочитаю в таких случаях восхищаться незамутнённостью и энтузиазмом. Тролли — магические мужчины. И точно так же, как и обыкновенные, они иногда слишком уж похожи на детей.
— Может быть, — отвечаю барану, — Джек отпустит тебя в тёплые страны, там этого добра хватает. Там где я жила так не делали.
— А у меня нет дома. Я из странствующих ведьм. И никакие законы мне не писаны. Мы делаем всё, что пожелаем! Правила только одно: что украла, то моё.
Я смеюсь и устраиваю ладонь на её плече.
— Вообще-то, теперь не украла, а предсказала то, что я тебе подарю это всё. И взяла раньше даже, чем я позволила. Молодец! Умелая ведьма.
— Да как ты смеешь? — подрывается Гуня.
Как и тролли, колдуньи иногда могут выказывать вспыльчивость в самых невероятных и неожиданных местах разговора. Так, что даже их коллеги по… эм, магии, не всегда поймут, что именно задело ту или иную особу.
В общем, я тоже не понимаю.
— Отобрала у меня мой статус! — продолжает злиться Гуня. — Я что теперь — не воровка? А ну, снимай-ка своё новое платье!
Она усмехается и прищёлкивает языком.
А я мягко улыбаюсь, смотрю на неё глазами оленёнка и напоминаю:
— Разве ты не хотела дружить с той, что дружит с Джеком?
Гуня хмурится, бросает тихое и досадливое «хитро» и возвращается к огню.
— Я не хотела тебя обидеть. Ты можешь попытаться меня обмануть снова. Или вызвать на поединок. Но ты ведь соперничаешь даже с матерью, разве не хорошо будет, если хоть с кем-то сможешь просто дружить? Знаешь, пить кофе, сплетничать, делиться рецептами выпечки, говорить о платьюшках.
— Ой, лиса, — усмехается и облизывается ведьма, — ой, лиса… Ну что, одобряю. Правда я за тобой слежу. Глаз с тебя не спускаю!
— Что, такая красивая?
— Конечно, красивая! — встревает тролль. — Самая лучшая! А ты, ведьма, вообще-то танец обещала.
— Да погоди! — Гуня машет на него ладонью (пальцы в кольцах, подозреваю, что в чужих) и подсажиается ко мне ближе. — Ты лучше скажи, как Джека очаровала, а?
Отнекиваться смысла не вижу, а потому просто опрокидываю на досточку кофейную гущу. Щёлкаю пальцами, чтобы она застыла в изначальной форме и поднимаю турку.
— Может быть, здесь будет ответ на твой вопрос.
Но как на зло в этот миг я подумала не о нашем с Джеком прошлом, а о том, что будет в будущем.
— Странно, — щурится Гуня. — Девы какие-то и фигуры с ними… Мужики, что ли?
— Да это же последнее испытание! — фыркает тролль, сверкнув синевой в глазах.
— А расскажи, какие вообще будут? — спешу я поймать барана за рога.
Но он тут же вспоминает о том, что это против правил.
И даже топает ногой так, что чуть не потухает магический огонь.
— Ладно, — выдыхает ведьма, — в косицах твоих, наверное, дело. Уж больно толстые и длинные. Да золотистые, как пшеница… Помнишь ещё, какая пшеница была?
Я только веду плечом.
Не говорить же, что в глаза её никогда не видела.
— Будем считать, что мы подружки. И что я у тебя ничего не крала. Тогда и танец не должна, правильно?
— Правильно. Но раз я тебе подарила вещи, ты могла бы и повеселить нас. А нет — так нет.
— Да как так-то! — недоумевает тролль, у которого, кажется, всё смешалось в голове.
Едва ли он понимает, почему мы позвали с собой ту, что пыталась мне навредить, почему я её же и обелила, да ещё и взамен ничего не прошу!
Но когда Гуня начинает двигаться, мир вокруг расплывается разноцветными кляксами, и баран уже совершенно не возражает её компании.
— Этот танец связан с магией нашего рода, обычная ведьма не сможет его повторить. Как и фокусы с иглами, монетками, картами и всем прочем…
Она пляшет так задорно, что кружится голова, всё внимание уходит на то, чтобы улавливать то резкие, то плавные, то мягкие, то жгучие движения, в которых раскрывается целая история. И каждый в этом, я подозреваю, видит что-то своё.
Завораживает, не отпускает, но…
Я всё же замечаю блеск льдистых глаз за окном.
Взгляд пронзает меня стрелой.
Даже не думая извиниться или найти сносную причину, я поднимаюсь и, оставив позади растерянную ведьму и тролля, выбегаю на улицу.
— Аркай… — срывается с губ.
Но дракон, будто вырезанный из льда, улетает.
Я остаюсь посреди снегов у дома с неистово колотящимся сердцем.
И тут рыжезадый Крыс прыгает на меня, карабкается по шубке и взбирается на плечо, чтобы крикнуть в ухо:
— Чего не спишь?
— Это был дракон, да? — вываливается из домика Гуня.
— Что вы все повскакивали, курицы? — показывает баран свои рога.
Глава 34. Ночь снов — день испытаний
Я усмехаюсь. С ними даже будто бы и не одиноко. Стылое чувство истаивает.
— Идёмте назад, тут не на что смотреть.
— Улетел?
— Обещал вернуться?
— Что? — выгибаю я бровь. — Нет! Мы вообще не говорили…
И… дойдя до шкур, недолго думая устраиваюсь в самом удобном месте у огня.
Ох уж же эта сумасшедшая ночная жизнь! Кофе на ночь! Целая турка на две ведьмы! Дикие магические танцы у магического костра!
Но вольности вольностями, а высыпаться тоже нужно.
Я собираюсь прекрасно себя чувствовать к завтрашнему дню и всё преодолеть.
— Какая соня, посмотрите на неё! — усмехается Гуня.
Тролль оказывается прытким (большим) малым, и ложится рядом, позволив себе приобнять меня. Так теплее и уютнее, хотя и не уверена, что греет тролль, а не пламя. Ведьма устраивается напротив, шёпотом произносит какой-то заговор и улыбается мне:
