Глаза горят полностью синем огнём, чего я никогда раньше не замечала.
Он молчит, не двигается, сверлит меня казалось бы спокойным, но на самом деле убийтсвенным взглядом.
Воздух становится тяжёлым, каждое дуновение ветра ощущается пущеной в сердце стрелой.
— Я понятия не имею, — наконец, выплёвывает Джек, касаясь пальцами моей руки, водя ими туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, — с чего ты взяла, что меня можно назвать сколько бы то ни было хорошим. Ты не знаешь меня. А я знаю о тебе достаточно, чтобы говорить так, как мне хочется. Как, впрочем, и со всеми. Забавная неледи, я бы уничтожил тебя, но тогда куда более достойные ведьмы лишатся прелестного зрелища.
— Раз всё так, зачем пришёл сюда? Сам.
— Объявить о задании.
— Обычно ты пользуешься услугами фамильяров, — улыбаюсь я.
И он бросает острый взгляд на Гуню, а затем облизывается нарочито медленно.
— Пришёл, чтобы увидеть кое-кого. И это, — отнимает пальцы от моей руки и проходит мимо, — не ты.
Мне всего-то не понравилось, что у ведьм неправильное представление о нём.
Если Джек такой, каким я видела его с Ёлкой, то… разве ему не обидно?
Но, видимо, нет.
Во всяком случае это уж точно не моё дело.
И правда — облизываю губы — чего только завелась так? Нужно думать о деле, а не о всяких…
Его касания всё ещё чувствуются на коже, я оборачиваюсь и застываю.
Джек целует Гуню так смачно, что мне кажется, что он пытается её съесть… Да ещё и звуки такие издаёт, о небеса! Я отступаю на шаг и едва не падаю.
Только этим, видимо, обстоятельством, заставляю его остановиться и вдохнуть, наконец, воздуха.
Вот же ж… тролль!
— Чего вылупилась, Изольда? — ухмыляется он. — Теперь, дамы, времени нет, поговорим о пятом задании…
Ведьма слегка пошатывается, и я по глазам вижу, что ей не терпится рассказать обо всём своей матери.
Та ведь обзавидуется! Ну, правда! Сам господин зла почтил своим… лягушачьим ртом!
А вообще… если он поступил так, чтобы позлить меня, а ситуация как бы намекает на это, то…
То разве это поведение того-самого-Джека?
Уж не самозванец ли забавляется с нами, часом?
А ещё мне всё-таки очень интересно, нет ли за одиннадцатью испытаниями чего-то ещё?
Жутких, мрачных, таинственных целей, которые можно было бы выбить из главного тролля…
Столько вопросов! И касательно обстановки вокруг, и касательно меня самой. А ответов — совиная глазница.
— Изольда, — гаркает Джек. — Ты где? Опять прячешься?
— Уже здесь, — выдыхаю.
Он, буркнув, всё же выдаёт задание:
— Все знают, что любая уважающая себя ведьма умеет принимать облик животного, который близок ей по сути. Или что-то ещё. В общем, никто не знает, почему ведьмам доступна та или иная живность, но… В кого-то нужно будет превратиться за три часа, чтобы пройти пятое испытание, вот я о чём.
— Как хорошо ты умеешь говорить, — не удерживаюсь я из-за того, что в воздухе ещё вибрирует прошлая ссора.
— Плохо, что ты не умеешь превращаться в… — собирается съязвить он, но замирает вдруг, потому что…
Я парю в воздухе, размахивая бело-серыми крыльями. И… ухаю. Чувствую себя маленькой, вижу всё иначе, внутри будто волнуется магический океан, но в целом… это оказалось так легко и приятно!
Вот, значит, что ощущала Агния, когда оборачивалась чернобуркой?
Только вот что во мне совиного — ума не приложу…
И тем не менее вылетаю из дома и делаю круг прямо под нижним небом, высматривая рыжую крысиную жопку, чтобы… поохотиться.
Но так как ничего даже отдалённо похожего на крыс не находится — возвращаюсь назад и становлюсь старой доброй Изольдой у трепыхающегося пламени.
И даже — что особенно приятно — в одежде.
У Гуни загораются любопытством большие, чёрные глаза.
— Ты всегда так умела? Чего же молчала и прикидывалась слабой ведьмой? Ну, дорогая, ты полна сюрпризов!
— Я не видел, чтобы ты… — начинает Джек, но тут же обрывает себя, будто не желая даже заговаривать со мной.
— Это, конечно, сложно, если таланта нет, но…
На раз два ведьма оборачивается волчицей и обратно.
— Ты прошла, — тянет Джек, — теперь иди, призову позже.
— Я вам тут не нужна господин? Мы могли бы…
— Нет, — рявкает он, и Гуню будто ветром сдувает.
Ещё бы! Ей теперь есть, что обсудить со знакомыми ведьмами!
— Изольда! — рычит господин зла, надвигаясь на меня. — Как ты это объяснишь?
Я торопливо отступаю назад и вновь едва не поскальзываюсь на заледенелом полу.
— Просто делаю то, что от меня т-требуется.
Глава 36. Невозможное возможно
Джек с рёвом опрокидывает меня на снег у дома, а я, дурная, веселюсь от мысли, что сейчас где-то под нами сидит баран в норе. Звучит так по-сказочному, что злится всерьёз на хозяина зимы не выходит. Пусть он и стенает раненым зверем, нависая надо мной и колотит снег, словно бешеный.
— Ты пока успокаивайся, — шепчу ему, зевнув, — а я тут полежу. Небо ваше, конечно, красивое, но мне не хватает звёзд. И снежинок в воздухе.
— Ты! — кричит тролль. — Снова мне указываешь, Изольда?
Иногда мне кажется, что моё имя — это какое-то троллиное ругательство.
Забавно вполне себе, если так и есть.
— Но а как реагировать, когда господин зла разминает кулаки вместого того, чтобы говорить о деле? Ещё и уронил меня! Ты говорил, что не такой и не будешь мешать мне проходить испытания. Обиделся даже. А теперь что? Помни, я должна быть в кондиции для следующих препятствий.
Он фыркает, приближает свою немаленькую рожу — простите, лицо — ко мне и выдыхает:
— Я не обиделся.
— Да-да, мальчик мой, конечно…
Он проводит великанской ладонью под моей шубой и ухмыляется:
— Я тебя… хочу.
Тут же вспоминаю свой сон и слова Гуни, и только поэтому — только поэтому! — вспыхиваю, как спичка.
Даром, что волосы не загораются, прямо-таки словно у хозяина зимы.
— Джек, я…
— Ты делаешь это снова и снова, — меняет он тему, поднимаясь и подавая мне руку, — сначала мост, теперь это. Кто ты вообще такая?
— Ведьма, — даю магии блеснуть в глазах, на что тролль только морщится.
— Ты целый год ничего подобного не вытворяла, Изольда! Так не бывает.
— Может быть, у меня был маленький отпуск в тихом, уютном местечке, а теперь я здесь, чтобы забрать дракона и оставить тебя… в дураках.
Его волосы начинают отливать синим, пальцы сжимаются в кулаки. Так отчётливо видно, что это его первый сбор ведьм, что он не знает, как с ними себя вести, а потому появляется редко, произносит хрипло пафосную речь и исчезает, кружа головы тем, кто умудряется видеть в нём господина зла, а не рыжего мальчишку.
Увы, в этом смысле меня уже не излечить.
Но ведь это не плохо.
Наоборот, настоящий Джек, если честно, очаровывает…
Жаль, мы встретились именно здесь и сейчас, когда наши цели, видимо, расходятся, когда каждое моё слово выводит его из себя.
— Вот почему я был зол тогда на мосту, Изольда, — выдыхает Джек, старательно пыхтя, чтобы успокоиться. Мой хороший мальчик. — Про «подружиться с зимой» я сказал не совсем всерьёз. Как ты это себе представляешь? Требовалось пройти по мосту, а не подчинить себе все ветра да бури! Следующие испытания не будут сложны для тебя, ведь ты каким-то образом сделала ровно то, что я и сказал. Хотя я считал, что это невозможно. Не в тот момент. Не так быстро. Не для такой, как ты.
Мысль стремительная прилетает в голову, и я хватаю Джека за руку, на что он только выгибает кустистую бровь.
— Ты думал, что это невозможно, но говорил иначе. Я поверила тебе. Я не знала, что это что-то сложное. Подумала, раз стандартное требование, да ещё и для всего лишь четвёртого испытания, значит, я должна справится. А ещё умирать не хотелось…
— Я бы не допустил… — рычит он. — Впрочем, забудь. Хочешь сказать, ты можешь всё сделать, что тебе скажут? А ну, Изольда, пусть небо свалится на нас. Тогда увидишь свои ненаглядные звёзды.
