Она, словно призрак, растворившись в густеющих сумерках, проскользнула в покои не через парадную дверь, а через потайной ход — узкую щель за свитком с изображением горного пейзажа, известную лишь посвящённым из числа старой прислуги. Пыльная, пахнущая старой древесиной и тайнами лазейка привела её прямиком в гардеробную.
Воздух в покоях был густым и неподвижным, напоенным знакомым, дорогим ароматом увядающих пионов и сандала — запахом самой госпожи Тан Лань. Цуй Хуа знала здесь каждую вещь, каждый уголок. Её цепкий, жадный взгляд, привыкший подмечать малейшие детали, мгновенно провёл инвентаризацию комнаты и упал на низкий лаковый столик из красного дерева, стоявший у самой кровати.
И там, на тёмной, отполированной до зеркального блеска поверхности, лежал ОН. Тот самый кулон.
Нефритовая птица феникса, вырезанная рукой великого мастера. Казалось, она парила на столе, а не лежала на нём. Каждый изгиб крыла, каждая перышко были проработаны с ювелирной точностью. Камень, прохладный и полупрозрачный, отливал в свете заходящего солнца мягким молочно-зелёным светом, а вкрапления золота в оправе мерцали тусклым огнём. Он был не просто украшением. Он был символом. И он был здесь, брошенный на милость любой проходящей мимо служанке. Какая беспечность, — с презрительным удивлением подумала Цуй Хуа.
Она не стала сразу хватать его. Сначала она замерла, прислушиваясь к тишине. Лишь отдалённый гул дворца и собственное учащённое дыхание нарушали покой. Затем, движением отточенным и быстрым, она подошла к столику. Её пальцы, тонкие и цепкие, зависли над камнем на мгновение, словно совершая некий ритуал, а затем сомкнулись вокруг кулона. Нефрит был удивительно тёплым, будто вобравшим в себя солнечное тепло. Он лежал на её ладони, тяжёлый, реальный, воплощение её растущей власти.
Она сжала его в кулаке, ощущая твёрдые грани. План сработал. Осталось самое простое и самое изящное — сделать так, чтобы этот феникс «вспорхнул» в скромные владения глупой Сяо Вэй.
Она с почтительным трепетом разжала пальцы, и её взгляд упал на сверкающий нефритовый феникс, лежавший на её ладони. Теперь нужно было превратить сокровище в улику. Цуй Хуа с ловкостью фокусника достала из складок своего платья крошечную, потрёпанную шелковую сумочку для ароматных трав — простенькую, безыскусную, точно такую, какие носили все служанки её ранга. Без малейшей дрожи в руках, с хирургической точностью, она опустила кулон на дно сумочки. Драгоценный камень бесшумно утонул в жалких остатках засохших лепестков. Она туго затянула шнурок, и драгоценность исчезла, превратившись в ничем не примечательный девичий аксессуар.
Затем, прислушиваясь к малейшему шороху, она крадучись выскользнула обратно в пустынный коридор. Тень от её фигуры скользила по стенам, удлиняясь и искажаясь в утреннем солнце. Убедившись, что путь свободен, она, подхватив подол, помчалась в сторону комнат прислуги — не бегом, что могло бы вызвать подозрения, а быстрыми, семенящими, почти бесшумными шажками, которым её научили годы жизни в этих стенах.
Сердце её колотилось уже не только от предвкушения, но и от азартной гонки со временем. Ей нужно было успеть подбросить эту роковую сумочку в самый тёмный угол скромной каморки Сяо Вэй до того, как та вернётся с бессмысленным поручением. А потом… потом останется лишь самая приятная часть. Спустя некоторое время, с видом озабоченной и преданной служанки, намекнуть госпоже, что она видела, как Сяо Вэй что-то прятала с виноватым видом, и «из лучших побуждений», с дрожью в голосе, предложить провести обыск, дабы развеять все гнусные подозрения.
Ядовитая, торжествующая улыбка не сходила с её застывшего лица. Сложная, многоходовая игра, которую она затеяла, начиналась. И на этот раз, парируя в воздухе шелковый мешочек с уликой, Цуй Хуа была абсолютно уверена, что держит все козыри на руках и выиграет с разгромным счётом.
Глава 22
Тан Лань сидела на деревянной скамье, подставив лицо последним тёплым лучам встающего солнца. К тому времени, как вернулась Сяо Вэй, её мысли уже отпустили её — то ли от усталости от бесконечных переживаний, то ли от того, что солнце так приятно разморило её, и хотелось лишь сидеть в оцепенении, уставившись куда-то вдаль, в сторону гор.
— Ваш роман, госпожа, — почтительно прошептала Сяо Вэй, протягивая книгу в бархатном переплёте.
— Спасибо, Сяо Вэй, — устало протянула Тан Лань, лениво бросив взгляд на подношение. Её взгляд скользнул по названию, написанному изящными иероглифами сверху вниз: «Сто тысяч поцелуев под лунным покрывалом».
Какая сентиментальная глупость, — мельком подумала Тан Лань, и её разум уже начал было уплывать обратно к облакам. Но тут же её окатило ледяным душем осознания. Сверху вниз…
Она резко выпрямилась, схватила книгу и судорожно принялась листать её, перескакивая со страницы на страницу. Её глаза, привыкшие бегать по строчкам слева направо, теперь видели их истинное расположение — столбцы иероглифов, аккуратно идущие сверху вниз. И теперь, когда её взгляд переходил от одного знака к другому правильно, смысл написанного становился до боли понятен. Она всё это время могла читать! Вся её борьба с «неграмотностью» была порождена не отсутствием знаний, а чудовищной, вопиющей тупостью!
Тан Лань, будто разозлившись на саму себя за такую феноменальную недогадливость, с силой шлёпнула себя ладонью по лбу. И тут же вскрикнула от пронзительной боли — её пальцы наткнулись на свежую, ещё пульсирующую шишку.
Сяо Вэй подскочила, как ошпаренная.
— Госпожа, да что же вы с собой делаете-то опять⁈
— Ох, Сяо Вэй… — простонала Тан Лань, с выражением глубокого страдания на лице, и отложила роман на скамью рядом с собой, как будто тот внезапно стал раскалённым углём. — Кажется, я только что совершила величайшее открытие в своей жизни. И оно оказалось до смешного очевидным. Как та шишка на моём лбу.
Тишина, внезапно обрушившаяся после ухода Сяо Вэй, показалась Тан Лань неестественно гулкой. И тут её осенило: что-то было не так. Что-то важное отсутствовало в привычной картине мира. Она медленно провела взглядом по саду, и холодок беспокойства пробежал по её спине.
А где Лу Синь?
Обычно от тени высокого, молчаливого стража было просто не спастись. Он возникал позади, стоило ей сделать шаг за пределы покоев, его присутствие ощущалось спиной — напряжённое, незыблемое, как скала. Разве что в своих комнатах она могла быть уверена, что он не появится из ниоткуда.
Но сейчас его не было. И это отсутствие, столь непривычное, беспокоило куда сильнее, чем его вечное мрачное присутствие. Особенно после тех обрывков воспоминаний, что выплыли после удара головой. Обрывков, где его голос звучал как приговор.
— Наверное, обедает, — беззаботно предположила Тан Лань.
Проследить за ним, что ли? — пронеслось в голове у Тан Лань с внезапной, навязчивой настойчивостью. Мысль была рискованной и глупой, но любопытство и растущая паранойя перевешивали.
Приняв скоропалительное решение, она раздала служанкам и евнухам несколько срочных и нарочито странных поручений — то принести особый чай, что варят только на рассвете, то найти свиток с вышивкой десятилетней давности. Никто не посмел перечить первой госпоже, даже если её просьбы граничили с бредом. Наконец, отправив всех в суматошные поиски, она осталась одна.
Именно так, под предлогом суетливой деятельности, она смогла, наконец, выскользнуть из цепких объятий протокола и начать свою собственную, куда более опасную миссию — аккуратно, как охотник, выслеживая своего личного стража, чьё внезапное исчезновение стало зияющей дырой в её мире, внезапно ставшем зыбким и полным угроз.
Оказалось, что Лу Синь был не так уж и далеко. Он сидел на каменных порожках у служебного входа, откуда открывался вид на хозяйственный двор, и без особого энтузиазма перекусывал какой-то бледной, непритязательной лепешкой. Вид у неё был настолько безрадостный, что у Тан Лань непроизвольно сжалось сердце.
