Что он за ерунду ест? Чёрт… Слуг, наверное, кормят не так вкусно, как господ. Накормить его что ли сладостями? В её голове мгновенно возникла абсурдная картина: она, с подобострастной улыбкой, протягивает ему изысканную шкатулку с лакомствами. «Лу Синь, не убивай меня, пожалуйста. У меня есть печеньки с жасмином». Мысль была настолько идиотской, что она сама чуть не фыркнула.
В этот момент её наблюдения из-за густых пионов прервал громкий, пронзительный голос Цуй Хуа:
— Госпожа!
Тан Лань аж подскочила на месте, громко зашуршав листьями и выдав своё укрытие с головой. Лу Синь, услышав шум, поднял глаза от своей скромной трапезы, и его тяжёлый, вопрошающий взгляд упёрся прямо в неё, краснеющую и смущённую в зарослях.
Тан Лань, недолго думая, испуганно рванула с места и побежала прочь, подальше от места преступления, оставив кусты покачиваться.
— Госпожа! — уже почти настигая её, протянула Цуй Хуа, дыша в спину.
— Ну, чего тебе? — обернулась Тан Лань, стараясь вложить в голос раздражение, чтобы скрыть панику.
— Госпожа, я видела, как Сяо Вэй странно кралась от ваших покоев с каким-то подозрительным мешочком! — выпалила Цуй Хуа, сверкая глазами и ожидая немедленной бури.
Тан Лань её почти не слушала, вглядываясь через плечо служанки туда, откуда вот-вот мог появиться грозный страж.
— Ну, видела и видела, — быстро, почти невпопад, ответила она. — Уйди, Цуй Хуа, не мешай. — Она замахала руками, словно отгоняя надоедливую муху, всем видом показывая, что служанка должна немедленно испариться.
Цуй Хуа отступила, сражённая. Её блестящий план дал трещину. Госпожа, вопреки всем ожиданиям, не ринулась в покои с криками о воровстве. Это было странно и неправильно! Всего пару месяцев назад она устроила разнос на полдворца из-за того, что кто-то осмелился переложить книгу на её столике.
Подавив вздох разочарования, Цуй Хуа послушно ретировалась.
Тан Лань, переведя дух, снова на цыпочках, с преувеличенной осторожностью, подкралась к углу и заглянула за него. Но порожки были пусты. Лепешка валялась на земле, но самого стража и след простыл.
Куда же он…
— Вы меня ищете, госпожа? — раздался низкий, знакомый голос прямо позади неё.
Тан Лань вздрогнула так, что чуть не подпрыгнула на месте. Медленно, очень медленно она обернулась. Прямо перед ней, невозмутимый и бесшумный, как сама тень, стоял Лу Синь. Его лицо было невозмутимо, но в глубине глаз, казалось, плескалась тёмная усмешка.
— А-ха-хах… — напряжённо, с визгливой нотой выдавила из себя Тан Лань, и звук этот был так же естественен и изящен, как крик напуганной совы. Её улыбка больше походила на гримасу лёгкой паники.
— Я вам… для чего-то срочно понадобился, госпожа? — его голос был ровным, почти бесстрастным, но в самой его интонации сквозила тень едва уловимого, колкого любопытства.
Девушка замялась, её взгляд метнулся по сторонам в поисках вдохновения или хоть какого-то правдоподобного предлога. Потом она вдруг выпрямилась в струнку, подняв подбородок с видом оскорблённого достоинства, пытаясь прикрыть смущение напускной высокомерностью.
— Да, знаешь… — начала она, стараясь, чтобы голос звучал томно и свысока, но на середине фразы он всё же дрогнул. — … Страшно вдруг стало. Тебя нет… Непривычно.
Он не моргнул и глазом. Лишь слегка склонил голову.
— Простите, госпожа, что осмелился оставить вас без присмотра даже на мгновение, — произнёс он с мёртвой, почти издевательской почтительностью. — Такое непростительное упущение более не повторится. Отныне я буду принимать пищу исключительно тогда, когда вы уже будете благополучно ложиться спать. Или, быть может, вовсе откажусь от неё, дабы не отвлекаться от столь важной миссии.
В его словах не было ни капли искренности — лишь идеально отточенная, сухая формальность, которая звучала куда насмешливее любого открытого сарказма. Он словно предлагал ей самой осознать всю абсурдность её же собственной тревоги.
Тан Лань нервно хикнула — звук, средний между приступом астмы и попыткой завести моторчик старой машины.
— Я не это имела в виду, — выдавила она из себя, чувствуя, как жар стыда снова заполняет её щёки.
Лу Синь молча сверлил её взглядом из-под шлема. Казалось, он мог разглядывать трещины в её душе с таким же успехом, как и трещины в каменной кладке.
— Давай… вместе попьём чай? — вдруг выпалила девушка, отчаянно пытаясь заполнить тягостную паузу хоть чем-то. — У… у меня есть печенье… с жасмином. — Последние слова прозвучали так, будто она предлагала ему не лакомство, а украденные драгоценности короны.
На это неожиданное, граничащее с ересью предложение, Лу Синь отреагировал так, будто его легонько ткнули током. Он не дрогнул, но одна его идеально очерченная бровь медленно поползла вверх, выражая бездну немого вопроса и лёгкого, почти отеческого укора. Его взгляд говорил яснее любых слов: «Вы вообще в своём уме?»
— Слуге недопустимо разделять трапезу с госпожой, — отрезал он сухо, и в его голосе прозвучала сталь вековых устоев и воинского устава.
— Ну да… — разочарованно, почти обречённо прошептала Тан Лань, ощущая, как её гениальный план по налаживанию отношений рушится в прах. Она беспомощно развернулась и побрела вдоль садовой дорожки к ближайшей лавочке, чувствуя себя полнейшим идиотом. Сзади её наверняка сопровождал всё тот же тяжёлый, невыносимо красноречивый взгляд, который, казалось, прожигал дыру в её спине.
Простое предложение о чае прозвучало в его сознании как взрыв заклинания, на мгновение парализовав все привычные схемы мышления. Его внутренний мир, выстроенный на строгой иерархии и железной дисциплине, дал заметную трещину.
Его мозг, заточенный на анализ угроз и расчёт движений противника, беспомощно буксовал. Почему? Этот вопрос грохотал в нем громче любого боевого клича. Утончённое унижение, где ему дадут попробовать крошку с её стола, чтобы потом напомнить о его месте?
Всё его существо восставало против этой нелепой ситуации. Он — оружие. Он — тень. Он — воплощение мести. Он не тот, с кем пьют чай и делятся печеньем с жасмином! Эта мысль была настолько абсурдной, что вызывала почти физическую тошноту.
Каждый нерв был натянут. Он искал подвох в каждом её слове, в каждом движении. Может, это проверка на преданность? Или способ усыпить его бдительность?
Но еще больше его поглощало щемящее, незнакомое и оттого ещё более пугающее чувство растерянности. Где-то на самом дне, под пластами ненависти и подозрений, шевельнулось что-то странное. Что-то, что заставило его не просто отвергнуть предложение, а сделать это почти автоматически, защищаясь. Потому что если допустить, что это хоть капля искренности… то это рушило всё. Всё, ради чего он жил все эти годы. Ненавидеть можно только зло. А если оно предлагает тебе печенье?..
И потому его ответ был не просто отказом слуги. Это был щит. Грубый и немедленный, воздвигнутый чтобы защитить не столько свой статус, сколько собственное, внезапно пошатнувшееся понимание мира.
Тан Лань сидела на каменной скамье, закинув ногу на ногу, и нервно подёргивала одной ступнёй, будто отбивая тайный кодсвоего отчаяния азбукой морзе. Руки её были крепко сложены на груди, словно она пыталась удержать внутри себя клубок тревожных мыслей, готовый вырваться наружу.
И как же достучаться до этого гранита? — билось в её голове, как пойманная птица. Он непробиваем!
Лу Синь, как и положено её тени, уже бесшумно занял свой пост позади неё, слившись с окружающими тенями.
Стоит и вечно молчит, — роилось в её голове, вызывая раздражение. Я даже не видела, как он со слугами говорит. Он вообще разговаривает? А что если… И тут её осенило. Точно!
— Лу Синь, — вдруг выдавила она из себя, оборачиваясь к нему так резко, что чуть не потеряла равновесие. — Ты постоянно стоишь, молчишь. Может, поговорим о чём-нибудь? О чём угодно, хоть о погоде, например. Постоянно молчать и не общаться — так сума можно сойти, — пробурчала она, пытаясь звучать небрежно, но выдавая своё напряжение высоким голосом.
