Госпожа преподаватель и Белый Феникс (СИ) - Полански Марика

— Так… ни о чём, — смущённо кашлянула, нахмурилась и ляпнула первое, что пришло в голову: — Мне стыдно, что я сломала вашу орхидею.

Вэлиан закатил глаза и медленно выдохнул. Казалось, он сдерживается, чтобы не схватить меня за плечи и не тряхнуть как следует.

— Вас мало пороли в детстве, — заключил он, сжав пальцами переносицу. — Но с вашим характером вам бы понравилось.

Сев в кресло напротив меня, О’Рэйнер сложил руки на груди. Холодный сквозняк едва коснулся моих висков и пробежался по затылку, как будто чужие пальцы коснулись моей головы.

Я слышала, что инквизиторы частенько используют подобные приёмчики, чтобы достать нужную информацию из головы подозреваемых. Но подобное являлось противозаконным, так как могло повредить разум человека.

— Интересно, — пробормотал Вэлиан. Он смотрел прямо, не моргая, как будто впал в транс. — Очень интересно…

— Послушайте, — я тряхнула головой, пытаясь прогнать неприятное чувство. — Хватит уже копаться в моей голове! Не думаю, что вам будут интересны конспекты уроков… Да в конце концов! Я вам разрешения не давала.

— А оно мне не нужно, — его взгляд приобрёл осмысленность, и министр хищно осклабился.

Я никогда не считала себя жертвой. Да, были трудные ситуации. Да, хотелось всё бросить и опустить руки. И да, были моменты, когда казалось, что нет никаких сил и что обстоятельства вот-вот и сломают пополам. Приходилось отступать, замирать на месте и падать. Но все люди проходят через трудности. В конце концов, вся жизнь — это сплошная полоса препятствий, которые необходимо преодолеть, чтобы стать лучше.

Однако, пока я сидела напротив министра, меня охватило чувство, близкое к отчаянию. Руки немели, на кончике языка появился противный металлический привкус. И, честно говоря, я даже не знаю, что больше меня ужасало в тот момент: то, что О’Рэйнер пытался залезть ко мне в голову, или то, что я почувствовала себя слабой и беззащитной.

Совсем как в тот момент, когда ван Вилсон неприкрыто издевался надо мной, зная, что ему за это ничего не будет.

— Ну, знаете ли, ваша светлость, — возмутилась я. — Это настоящее свинство — копаться в мозгах без моего разрешения и ещё бравировать этим. Я не какая-нибудь преступница и закон не нарушала.

— Правда? — Вэлиан заломил бровь и чуть наклонил голову набок.

Я сконфуженно промолчала. Мы оба прекрасно понимали, что мне есть, что скрывать от остальных: будь то возмутительное для преподавателя поведение, преследующие кредиторы или тёмное прошлое отношений, о которых бы хотелось забыть навсегда.

Правый уголок губы министра приподнялся — ни дать ни взять, шантажист, который прекрасно осознаёт, что его жертве некуда деваться. Самое паршивое в этой ситуации было то, что некому было меня защитить. Если бы Вэлиан решил спустить с меня шкуру прямо здесь, в Доме Преподавателей, то никто бы даже не бросил на него косого взгляда. Люди боялись его почти безграничной власти.

Боялась и я. Вот только мне некуда было деваться. Я нервно теребила юбку и лихорадочно соображала, что ему нужно, пока прохладные невидимые пальцы пытались проникнуть в моё сознание.

В висках заломило от пульсирующей боли: Вэлиан пытался пробраться сквозь прозрачную завесу, которую я накинула на воспоминания в Разломе.

Боль усиливалась, и в какой-то момент я вдруг осознала: если что-то срочно не придумаю, то стану одной из тех бедолаг, которые двинулись умом.

Когда я училась в Университете, профессор Шнауц обмолвился, что наш мозг не различает фантазии и реальность. «Фраза «Желания имеют свойство исполняться» основана на том, что для нашего мозга всё равно воображаете вы или это происходит на самом деле, — говорил он менторским тоном, расхаживая перед доской. — А потому будьте всегда бдительны к тому, о чём думаете».

Тогда это казалось сущей глупостью, но сейчас я ухватилась за это воспоминание, как утопающий хватается за прутик в надежде на спасение. Что ж… Раз Вэлиану так хочется копаться в моих мыслях и узнать, о чём думаю, то я покажу.

Шумно выдохнув, прикрыла глаза и пустила мысли на самотёк.

Одна за другой вспыхивали картинки из далёкого детства: сад, раскинувшийся за домом моих родителей, школьные парты в пустом кабинете, где проводили уроки истории и философии. Не самые лучшие годы, должна сказать. Но сейчас я была рада и им.

А потом вспомнился вечер, когда мы с подругами гадали на суженого на пшенице. Я тогда так расстроилась, что проплакала всю ночь. Ведь подруги вытянули кто золотое кольцо (значит, муж будет из богатых), кто отрывок из газеты (намёк, что  супруг будет известным). И только мне достался пустой лист — верный знак одиночества до старости. Тогда я ещё не знала, что первая любовь окажется садистом и что после тех отношений больше никогда не захочу допускать к своему сердцу других людей.

Очередная картинка сменилась уютным магазинчиком, где на полках стояли разнообразные бытовые артефакты. Одни были похожи на серебристые тарелки, расписанные рунами, другие — на крутящиеся шарики на подставке. В углу стояли самоубирающие мётлы и корзины, сжигающие бумагу. Воспоминания отозвались тёплой волной ностальгии. Такое странное чувство, когда я ощущала себя по-настоящему счастливой и теперь понимала, — этого не вернуть. Может быть, когда-нибудь и смогу снова открыть свой магазинчик, но пока это казалось недостижимой мечтой.

Боль в висках утихла. Однако я ощущала, как за моим плечом стоял Вэлиан и со скучающим видом наблюдал за сменяющимися воспоминаниями. Он явно не этого ожидал, но радовать его интимными подробностями я не собиралась.

Хмыкнув, зажмурилась покрепче и представила... министра голым в собственной кровати. Картинка получилась очень яркой. И чтобы смутить Вэлиана ещё больше, подкинула несколько красочных деталей. Да таких, что девицы блудилен удавились бы от зависти.

Сработало.

В тот же миг мне стало значительно легче. О’Рэйнер буквально выдернул невидимые пальцы, заставив немного поморщиться от болезненного укола в районе затылка.

— Нашли что хотели, ваша светлость? — невинно спросила я, глядя на него из-под полуопущенных век.

Хотелось злорадно захихикать, глядя на его окаменевшее лицо — а нечего совать свои ручонки в голову женщины. Мало ли что она может себе там понапридумывать!

Министр потёр глаза и уставился на меня. Он показался усталым и сбитым с толку. Впрочем, это было мимолётное впечатление. Мгновение, — и как будто не было ни усталости, ни удивления. Он смотрел на меня спокойно, словно прикидывал, что можно со мной сделать.

— Не совсем, — помолчав, произнёс он и провёл пальцами по подбородку. Его взгляд изменился, и вот тут я почувствовала себя крайне неловко. — Но скажем прямо, вы меня заинтриговали. Очень заинтриговали, госпожа де Вальдан.

***

Дверь с грохотом отворилась, заставив вздрогнуть от неожиданности и поморщиться от болезненного толчка в затылке.

— Госпожа де Вальдан, можно посидеть в кабинете? — громко спросил очередная будущая гроза бесчинствующих ведьморожденных. Судя по голосу, это был Андрес.

Боги! Надо было сослаться на последствия Разлома и взять отгул. Хотя бы на день. Впрочем, представив, как студенты обрадуются отмене занятий, я кое-как выбралась из-под уютного одеяла и отправилась на работу. Позволить кому-то радоваться моему плохому самочувствию претило вредности, внезапно пробудившейся во мне.

Я с трудом приоткрыла правый глаз и отрицательно покачала головой.

— Э-э, нет, мой золотой. До звонка гуляете в коридоре. Иначе я не ручаюсь за ваше здравие. Так, остальным и передайте.

Андреас всё же зашёл в аудиторию. Он, как и другие студенты, привык к моим саркастическим выпадам и язвительному тону. Поскольку прекрасно знал: ни колкое слово, ни едкое замечание не перейдёт границы дозволенного и не превратится в оскорбление.

Студент смущённо топтался возле двери, стиснув в руках сумку, и хмурился. Меня невольно царапнуло чувство, что Андреас считал моё паршивое состояние.