Мой Неидеальный прынц (СИ) - Тудаль Наталья

— Меморандум номер два, — продолжила я. — «Заметки о влиянии ароматов на когнитивные функции и принятие решений». Проще говоря, какие запахи кого раздражают, а кого — расслабляют.

Итан, наблюдавший за процессом, сидя в кресле и точа кинжал (видимо, это помогало ему думать), поднял бровь:

— И как ты это узнала?

— Метод наблюдения, дорогой. Граф фон Бюлов, наш главный оппонент, вчера на прогулке во внутреннем саду чуть не задохнулся, когда ветер донес запах жареного лука с кухни. Он покраснел, закашлялся и ушел с такой скоростью, будто от него пахло серой. Вывод: он либо ненавидит лук, либо у него аллергия. А вот герцог Хаген, наоборот, замедлил шаг, когда почуял аромат печеных яблок с корицей. Значит, этот запах ему приятен. Если во время заседания Совета в зале будет пахнуть яблоками, а не духами, он будет благосклоннее.

Итан перестал точить кинжал и смотрел на меня с немым восхищением. — Ты ведешь досье на самых могущественных людей королевства на основе… кухонных запахов?

— Война нервов, Итан, — парировала я. — Все средства хороши. Тем более такие элегантные.

Нашим курьером, разумеется, стал маэстро Гильом. Повар, польщенный тем, что его возвели в ранг стратегического агента, с важным видом принимал наши «меморандумы». Через день мы получили первый отчет. Герцог Хаген, попробовав «фамильный суп Тайлоров», якобы заметил, что «нога болит меньше». Это была победа. Маленькая, но победа.

Следующей мишенью стал молодой барон Рейнер, известный щеголь и мот. Через того же Гильома мы узнали, что он проиграл в кости крупную сумму и находится в отчаянном положении. Тут вступил в игру Итан.

Он «случайно» столкнулся с бароном во время прогулки в саду (прогулки под охраной, разумеется) и завел разговор о… неэффективности королевского монетного двора.

— Чеканят монеты разного веса, — мрачно заметил Итан, делая вид, что размышляет вслух. — Спекулянты на этом наживаются. В нашем замке моя жена, увлекающаяся древними трактатами по экономике, разработала быструю методику определения весового несоответствия. Жаль, здесь ей не до того.

У барона Рейнера загорелись глаза. Методика, позволяющая обыграть мошенников? Это было именно то, что ему нужно!

— Ваша супруга… просто удивительная женщина! — воскликнул он. — Как жаль, что ее гению мешают такие нелепые обвинения!

— Да, — вздохнул Итан с идеально сыгранной грустью. — Ее знания могли бы принести пользу королевству. Но кто будет слушать колдунью?

Это был мастерский ход. Итан не предлагал сделку. Он просто создал у барона ощущение, что он может получить доступ к ценному знанию, если обвинения будут сняты.

Тем временем я работала с тем, что было под рукой. Нашей «аудиторией» были слуги и стража. Я запоминала их имена, интересовалась их здоровьем (используя, разумеется, только «разрешенные» травяные чаи). Я заметила, что один из стражников, вечно хмурый детина, тайком рисовал на клочках пергамента. Я попросила Кристину передать ему через его сменного напарника несколько чистых листов и кусочек угля. «Льера заметила, что у вас талант», — сказала Кристина.

На следующий день этот стражник, проходя мимо, кивнул мне почти что с уважением. Мелочь? Возможно. Но из таких мелочей складывается репутация. Репутация не колдуньи, а внимательной и справедливой женщины.

Через неделю нашей «осады» брат Малахий, наконец, соблаговолил вызвать меня на первую беседу. Это происходило в нейтральном кабинете под надзором писца.

— Льера Мэриэм, — начал он, его черные глаза буравили меня. — Вы утверждаете, что ваши знания почерпнуты из книг. Но как простая девушка из рода Орвил могла постичь столь глубокие вещи?

Вот он, главный вопрос. Вопрос о моей «иной» сущности. Я была готова.

— Брат Малахий, — ответила я спокойно. — Невежество — не является добродетелью. Разве Господь не даровал нам разум, чтобы мы им пользовались? Моя мать, умирая, завещала мне стремиться к знанию. А в библиотеке моего мужа я нашла то, что искала. Разве это грех? Или грех — оставлять книги пылиться, в то время как их мудрость может облегчить страдания? Как, например, страдания от подагры.

Я сделала небольшую паузу, чтобы упоминание о подагре закрепилось в его сознании. Он не дрогнул, но я заметила, как его пальцы слегка пошевелились.

— Вы много говорите о страданиях, — парировал он. — Но ваши методы… они пугают людей. Они видят в них нечто… неестественное.

— Людей пугает все новое и непонятное, брат Малахий, — мягко сказала я. — Но разве задача Церкви не в том, чтобы вести их от тьмы невежества к свету разума? Я не колдую. Я просто… думаю. И учусь. И если мои скромные познания могут послужить на благо, я готова ими делиться. Например, я читала трактат о влиянии музыки на душевное состояние. Говорят, определенные мелодии могут усмирять даже самых буйных одержимых. Это могло бы пригодиться вашему ордену.

Я снова бросила приманку. Знание, которое может быть полезным лично ему. Его взгляд на секунду затуманился размышлением. Он был фанатиком, но не идиотом. Полезное знание было для него таким же инструментом власти, как и вера.

Беседа длилась еще час. Я не оправдывалась, не отрицала. Я наступала. Я говорила о пользе, о знании, о разуме. Я создавала образ не опасной еретички, а… необыкновенно умной женщины, чьи таланты расточаются понапрасну.

Вернувшись в свои покои, я была измотана, но довольна.

— Ну? — спросил Итан, встречая меня у двери.

— Я сыграла в его игру, но по своим правилам, — выдохнула я, падая в кресло. — Я не дала ему ни крючков, ни зацепок. Вместо этого я предложила ему сделку, которую он даже не осознал. Знание в обмен на снисхождение.

Льера Брошка оценивающе меня осмотрела.

— С ним это может сработать. Он видит в тебе не добычу, а сложную задачу. А умные люди любят сложные задачи. Они надолго занимают их ум.

Вечером, когда мы ужинали, ко мне подошел тот самый стражник-художник. — Льера, — пробормотал он, глядя в пол. — Спасибо за уголь. И… я слышал, вы разбираетесь в травах. У моей дочери… кашель.

Я посмотрела на него, потом на Итана. Он едва заметно кивнул.

— Расскажите мне о симптомах, — сказала я. — Я посмотрю, что можно сделать.

Это была еще одна маленькая победа. Не в зале суда, а здесь, в нашей золоченой тюрьме. Я больше не была для них колдуньей. Я стала… полезной. А в этом мире, как и в любом другом, полезных людей сжигают в самую последнюю очередь. Если сжигают вообще.

Глава 38

Наше затворничество нарушил стук в дверь — не привычный, тяжелый стук стражи, а легкий, почти изящный. В проеме возник не брат Малахий и не слуга, а человек в скромном, но безупречно сшитом камзоле. Он поклонился.

— Его Светлость, герцог Людвиг, желает нанести визит. Если льеры будут так любезны его принять.

Льера Брошка, шившая у окна, уколола палец. Итан, чистивший яблоко своим боевым кинжалом, замер. В воздухе повисло напряжение. Герцог. Здесь. Не на официальном заседании, а с «визитом вежливости». Это был либо очень хороший знак, либо очень плохой.

— Конечно, — сказала я, поднимаясь и стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Мы будем польщены.

Через минуту в нашу «гостиную» вошел герцог Людвиг. Без свиты, без охраны. Он был один. Его пронзительные глаза медленно обвели комнату, задержавшись на карте дворца, набросанной на обоях (я мысленно поблагодарила бога, что льера Брошка успела прикрыть ее гобеленом), на моем блокноте, на кинжале в руке у Итана.

— Итан, — кивнул он моему мужу. — Льера Брошка. Льера Мэриэм. — Его взгляд остановился на мне. — Надеюсь, с вашим размещением нет проблем? Дворец стар, но слуги стараются.

Его тон был светским, дружелюбным. И от этого стало еще страшнее. Это был тот самый «эффект сходства» на высшем уровне — он пытался создать иллюзию, что мы «свои».

— Все прекрасно, Ваша Светлость, — ответила я, делая реверанс. — Мы чувствуем себя… как дома. Почти.

Уголок его губ дрогнул. Он понял мой сарказм.