Мой Неидеальный прынц (СИ) - Тудаль Наталья

«Гостевые» — это было сильно сказано. Это были роскошные, но бездушные апартаменты, больше похожие на золоченую клетку. Бархатные шторы, гобелены, мебель из темного дерева — все первоклассно, все начищено до блеска и абсолютно безлико. И за всем этим — двое стражников у каждой двери и решетки на окнах, столь искусно вписанные в орнамент, что их почти не было видно. Но они были.

— Королевская тюрьма, — констатировала льера Брошка, с силой дергая ручку одной из дверей и обнаружив, что она заперта. — Стандартный прием. Создать иллюзию комфорта, чтобы подследственный расслабился и сказал лишнее. Примитивно.

Брат Малахий, наш верный тюремщик, скрылся в своих покоях, обещая «в должное время известить о начале процедур». По сути, нас бросили в эту роскошную яму, чтобы мы сами себя съели от страха и неизвестности.

Первые два дня ушли на то, что я в приватных беседах с Кристиной называла «аудит стрессоустойчивости в условиях изоляции». Льера Брошка, не в силах командовать замком, принялась командовать нашими тремя комнатами. Она переставляла мебель, составляла списки «недостающего» (от дополнительных подсвечников до специального мыла для ее «деликатной кожи») и предъявляла их ничего не выражающим лицам стражников. Это был ее способ сохранить контроль над ситуацией.

Я же занялась тем, что умела лучше всего — анализом и поиском информации. Я изучила нашу «клетку» вдоль и поперек. Акустику (стены были толстые, но слуги, разносящие еду, могли быть источником слухов). Видимость (из одного окна в угловой башне можно было разглядеть внутренний двор, куда выходили окна других флигелей). Я завела блокнот, куда записывала все, что видела и слышала: распорядок дня стражи, имена слуг, обрывки разговоров.

— Ты ведешь дневник наблюдений за поведением приматов в неволе? — поинтересовалась как-то льера Брошка, заглядывая через мое плечо.

— Нечто подобное, — ответила я, помечая, что стражник с родинкой над губой всегда меняет караул на полчаса раньше. — Собираю оперативную информацию. Знание — это не только сила, матушка. Это еще и валюта.

Моим главным источником «валюты» стала еда. Оказалось, повар дворца, маэстро Гильом, был французом в душе и страдал от того, что местная аристократия предпочитала его изыскам пережаренную дичь и густые похлебки. Когда я, попробовав поданный нам ужин, отослала тарелку обратно с Кристиной и вежливой, но подробной рецензией на соус («слишком тяжелый, заглушает вкус фазана, рекомендую добавить каплю лимонного сока и уменьшить количество сливок»), во флигеле случился переполох.

Через час маэстро Гильом лично явился к нам, красный от возмущения и любопытства.

— Это вы осмелились критиковать мой соус?!

— Не критиковать, маэстро, — парировала я с самой невинной улыбкой. — А высказать восхищенное недоумение. Такой тонкий вкус, такое понимание специй… и такой грубый, деревенский финал. Словно Рафаэль решил дописать свою Мадонну сапогом.

Льера Брошка закатила глаза, но промолчала. Повар, однако, был задет за живое. Завязался долгий, подробный разговор о кулинарии. Я щедро сыпала терминами вроде «томление», «дегласирование» и «конфи», почерпнутыми из кулинарных шоу в моей прошлой жизни. К концу беседы маэстро Гильом смотрел на меня как на посланца гастрономических богов.

С этого дня наше питание резко улучшилось. А вместе с ним улучшился и поток информации. Повар, благодарный за «единственного человека во дворце, который его понимает», через слуг начал передавать нам свежие сплетни: кто из членов Совета что любит на завтрак, у кого проблемы с пищеварением, а кто тайно привечает на своей кухне итальянского кондитера.

Так я узнала, что председатель Совета, старый герцог фон Хаген, страдает подагрой и ненавидит шум. А его главный оппонент, граф фон Бюлов, обожает цитрусовые и терпеть не может запах жареного лука. Это были крохи, но из таких крох можно было слепить стратегию.

Итан прибыл через неделю. Его привезли под еще более плотным конвоем и поселили в соседних с нами покоях. Нашу первую встречу под надзором стражников он начал с того, что сгреб меня в охапку, проигнорировав все правила приличия.

— Цела? — спросил он отрывисто, отстранившись и оглядывая меня с ног до головы.

— Не только цела, но и во всеоружии, — успокоила я его, сжимая его руку в знак того, что нельзя говорить лишнего. — Мы тут устроились довольно комфортно. У нас даже есть личный кулинарный критик.

Он посмотрел на меня, на льеру Брошку, которая с видом полководца разглядывала карту дворца, нарисованную мной на оборотной стороне обоев, и напряжение в его плечах немного спало.

— Вы уже успели… обжиться? — спросил он с тенью улыбки.

— Дорогой, — вступила льера Брошка, не отрываясь от карты. — Пока ты скакал через пол-королевства, твоя жена успела завербовать главного повара, составить досье на пол-Совета по их гастрономическим пристрастиям и, я подозреваю, разработать план, как с помощью правильного десерта склонить на свою сторону герцога фон Хагена.

Итан сел в кресло и смотрел на нас с тем самым выражением, в котором смешивались изумление, гордость и легкое помешательство.

— Я готов выслушать, — сказал он просто. — Похоже, пока я был на войне, вы начали свою. И, судя по всему, ведете ее с помощью… кулинарной книги.

— Не только, — улыбнулась я. — Еще с помощью психологии. Знаешь, что такое «эффект сходства» и «теория обмена»?

— Просвети, — он откинулся на спинку кресла, готовый слушать.

— Люди склонны благоволить к тем, кто на них похож или кто удовлетворяет их базовые потребности, — начала я свою мини-лекцию. — Маэстро Гильом был одинок в своем гастрономическом величии. Я стала для него «своей». Теперь он за нас. Герцог Хаген страдает от подагры. Если мы через того же Гильома предложим ему блюда, которые облегчат его страдания, он подсознательно начнет нас жалеть. А жалеть — значит, искать оправдания. Это базовый уровень. Дальше — сложнее.

Я видела, как в глазах Итана зажигается тот самый азарт, что был в нем в ночь после разоблачения Амалии.

— И что же «дальше»? — спросил он.

— Дальше, дорогой муж, — сказала я, подходя к окну и глядя на освещенные окна дворца, — мы начинаем самую изощренную битву в нашей жизни. Битву, где нашим оружием будут не мечи, а… вилки, ножи и знание человеческой природы. Они думают, что посадили нас в клетку. Но они не знают, что посадили в нее двух хищников и одного гения манипуляций с дипломом педагога-психолога.

Льера Брошка фыркнула, но в ее фырканьи слышалось одобрение.

— Ладно, — Итан встал и подошел ко мне. — Значит, так. Я — твой козырь. Грозный, молчаливый муж, чье слово на Совете будет весить тонну. А ты — мозг операции. Командуй.

Он был готов следовать за мной. Доверял моей странной, неаристократичной науке.

— Первый приказ, — сказала я. — Завтракать. А потом я составлю список. Нам понадобятся свежие травы для чая, мед вместо сахара и рецепт легкого супа-пюре. Для начала. Герцог Хаген заслуживает нашего самого пристального… гастрономического внимания.

Глава 37

На следующее утро наш «салон» превратился в штаб психологической войны. Я диктовала, Кристина, обладающая самым разборчивым почерком, записывала, а льера Брошка вносила «стратегические правки», основанные на своем знании аристократических предрассудков.

— Итак, меморандум номер один, — объявила я. — «О потенциальном воздействии диеты на подагрические состояния, основанное на изучении трудов античных целителей из библиотеки фон Тайлоров». Льера Брошка, вам слово.

— Выбрось этих «античных целителей», — отрезала свекровь. — Никто здесь не поверит, что ты рылась в пыльных свитках. Скажи, что это — фамильный рецепт твоей прабабки, знаменитой травницы. Аристократы обожают все фамильное и загадочное. И добавь, что этим рецептом пользовался дед нынешнего императора. Они проверять не станут, а звучит солидно.

Я восхитилась ее циничным гением. Так и поступили. Получился изящный свиток с рекомендациями: легкий бульон на второй воде, сельдерей, отвар из вишневых косточек. Ничего революционного, но поданного под соусом «секрет предков».