Мой Неидеальный прынц (СИ) - Тудаль Наталья

Колдовство.

Слово ударило по ушам громче, чем набатный колокол. В моем мире это было бы смешно. Анекдотом про суеверных деревенщин. Здесь, в этом суровом средневековье с его темными законами, это был смертный приговор. Огненный, с предварительными пытками.

Льера Брошка первой оправилась от шока. Ее лицо стало каменным. — Колдовство? — ее голос прозвучал ледяной сталью. — Этот выжатый лимон осмеливается?.. После того, как его уличили в соучастии в отравлении льеры? — Он говорит, что имеет свидетелей, — прошептала Кристина, вся бледная. — Из деревни. Тех, кого вы… лечили своими странными способами.

Вспомнилось. Да, я советовала им кипятить воду, делала примитивные перевязки, объясняла основы гигиены. Для них, видевших только кровопускания и заговоры, мои «знания, почерпнутые из древних фолиантов библиотеки фон Тайлоров» (как я скромно это называла), и правда должны были смотреться как нечто невероятное.

— Он не один, — добавила Кристина. — С ним двое. Один — какой-то тощий монах с черными глазами. Другой… — она сглотнула, — барон Отто.

Вот это был уже по-настоящему плохой знак. Сосед, с которым у нас были, мягко говоря, напряженные отношения после истории с его бараном и подложенной свиньей. Его присутствие означало, что у Гурия была не просто блажь, а серьезная политическая поддержка. Барон Отто явно решил воспользоваться отсутствием Итана, чтобы под шумок свести старые счеты.

Льера Брошка тяжело поднялась.

— Что ж, — сказала она, выпрямляя спину. — Примем незваных гостей. Орик, вели подать в малый зал. Хлеб-соль. Пусть не говорят, что фон Тайлоры нарушают законы гостеприимства. Кристина, помоги мне сменить платье. Надо выглядеть… соответствующе. Мэриэм, — она повернулась ко мне, и в ее глазах горел знакомый боевой огонь. — Ты главная. Но молчи, пока я не дам знак. Дай им выговориться. Пойми, что им нужно.

Я кивнула, глотая комок страха в горле. Мои руки были ледяными. Я мысленно благословляла льеру Брошку и те долгие часы, что я провела в библиотеке, штудируя сухие юридические фолианты. Обвинение в колдовстве должно было рассматриваться Советом баронов. Но сначала обвинитель должен был представить доказательства хозяину замка. Наша задача была — не дать этим доказательствам уйти за стены Тайлорхолда.

Через полчаса мы сидели в малом зале за длинным дубовым столом. Я — во главе, в темном, строгом платье, с собранными волосами. Льера Брошка — по правую руку, вся в черном, как ворон, ее пальцы сжимали резные ручки кресла. По левую — капитан Марк, мрачный и непроницаемый, положив руку на эфес меча.

В зал вошли они.

Лекарь Гурий, которого я видела лишь мельком в день моего «отравления», постарел и осунулся. Его глаза бегали по сторонам, не решаясь встретиться со моим взглядом. Но в них читалась злоба и решимость загнанного в угол зверя.

Рядом с ним шел монах. Высокий, костлявый, в потертой рясе. Его лицо было аскетичным и жестким, а глаза — темными, бездонными колодцами, в которых не читалось ничего, кроме холодного фанатизма.

И замыкал шествие барон Отто. Тот самый, с бараном и свиньей. Краснолицый, дородный, он старался выглядеть важно и возмущенно, но в его маленьких глазках читалось простое удовольствие от происходящего бардака.

— Льера Мэриэм фон Тайлор, — начал Гурий, не дожидаясь приглашения сесть. Его голос дрожал, но был наполнен ненавистью. — Я пришел сюда по велению совести и перед лицом Господа! — Перед лицом Господа обычно входят в храм, а не в чужой замок с обвинениями, — холодно парировала льера Брошка. — Ты забыл правила приличия, Гурий. Или тебя выгнали так давно, что ты забыл и дорогу?

Гурий смутился, но монах положил ему на руку свою длинную, белую, почти прозрачную кисть.

— Мир дому сему, — произнес монах тихим, сипящим голосом, который, казалось, исходил из-под земли. — Я — брат Малахий, из ордена Святой Инквизиции. Мы здесь не для препирательств. Мы здесь для установления истины.

Ледяной комок в моем животе стал еще больше. Инквизиция. Вот это уже был серьезный противник.

— Лекарь Гурий обвиняет льеру Мэриэм в использовании дьявольских практик, — продолжил монах. Его черные глаза уперлись в меня, словно буравчики. — Он утверждает, что она исцеляла больных с помощью странных ритуалов, используя неведомые снадобья и порошки. И что именно ее колдовство стало причиной смерти льеры Лизы, а не яд, в котором он, Гурий, был ложно обвинен.

Это был красивый ход. Оправдать себя, обвинив меня.

— Это ложь! — вырвалось у меня. — Лиза сама пыталась меня отравить! И Гурий ей помогал! Это доказал мой муж!

— Твой муж, — вступил барон Отто, наконец-то найдя повод вставить слово, — отсутствует. А его пристрастность очевидна. Он находился под твоим чарами, женщина. Все видели, как он изменился после твоего… выздоровления.

— Какие доказательства? — перебила его льера Брошка, ее голос резал воздух как бич. — Голословные обвинения — клевета. И за нее полагается отсечение языка. По статье 14-й Кодекса чести баронов, если я не ошибаюсь.

Я с гордостью отметила про себя, что это я ей подсказала эту статью во время одного из наших библиотечных сеансов.

Гурий выступил вперед, вытащив из-за пазухи сверток.

— Вот доказательства! — он развернул его на столе. Там лежали засушенные травы — ромашка, зверобой, кора дуба. — Сии травы не числятся ни в одном известном лечебнике! Она использовала их в своих темных обрядах! А вот! — он с торжеством вытащил небольшой глиняный горшочек. — Порошок! Белый и таинственный! Она сыпала его на раны, и они заживали неестественно быстро!

Я посмотрела и едва сдержала смех. Это был обычный крахмал. Я использовала его, чтобы присыпать опрелости у младенцев в деревне, чтобы снизить трение. Эффект плацебо и банальная гигиена творили чудеса.

— И есть свидетели, — добавил брат Малахий. — Многие в деревне видели ее «исцеления». И многие боятся. Они говорят, что после ее ухода их скот болел, а дети видели кошмары.

Классика жанра. Собрать все несчастья, случившиеся по естественным причинам, и приписать их «колдунье».

— Что ты можешь сказать в свое оправдание, дитя? — монах повернулся ко мне, и в его глазах я увидела не поиск истины, а голод. Охотничий азарт. Ему была нужна не правда, а громкое дело.

Все взгляды устремились на меня. Льера Брошка сжала мою руку под столом, предупреждая быть осторожной. Капитан Марк напрягся, готовый в любой момент встать на мою защиту.

Страх отступил, уступив место холодной, ясной ярости. Эти люди пришли в мой дом, чтобы уничтожить меня. Из-за личной мести, политических интриг и религиозного фанатизма.

Я медленно поднялась. Мои колени не дрожали. Голос звучал четко и громко, как школьный звонок, разносящийся по тихому классу.

— Вы говорите о колдовстве, брат Малахий? — я обвела взглядом их всех. — Вы хотите увидеть настоящую магию? Магию знания?

Я подошла к полке, где стояло несколько фолиантов из нашей библиотеки, и взяла тот самый, потрепанный лечебник, который я штудировала.

— Вот источник моих «чар»! — я швырнула книгу на стол перед ошеломленным Гурием. — «Травник и целитель старого Альбуса»! Подавно забытый труд, который пылился здесь сотню лет! Травы, которые вы называете дьявольскими, описаны здесь на странице 84-й! Ромашка — для успокоения нервов, зверобой — для заживления ран, кора дуба — против воспалений! Ваше невежество, лекарь, не является доказательством моего колдовства!

Гурий растерянно уставился на книгу, листая страницы с пожелтевшими рисунками.

— А этот «таинственный белый порошок»? — я ткнула пальцем в крахмал. — Это просто измельченная пшеница! Чтобы младенцы не страдали от опрелостей! Вы бы знали, если бы сами хоть раз по-настоящему помогли больному, а не копались в чужих постелях в поисках компромата!

Я повернулась к барону Отто.

— Барон! Вы действительно хотите, чтобы Совет баронов узнал, что вы поддерживаете человека, который не может отличить крахмал от яда и который обвиняет благородную даму в колдовстве на основании… детской присыпки? Как вы думаете, что скажет на это ваш сюзерен, герцог Людвиг, который совсем недавно был нашим гостем и остался доволен управлением замка?