— Ты кто? — выдал я, с недоумением разглядывая девицу, которая внезапно появилась посреди омута.
Точнее, девица восседала на крупном пеньке, который больше походил на трон. Словно огромное дерево не дорубили до конца, и могучий ствол рухнул сам по себе, от последнего толчка. Из-за этого не вышло чистого среза, а получился торчащая щепка, которая выглядела как спинка царского сиденья.
Пень-трон разместился на пригорке, покрытом мхом и каплями крови. Присмотревшись, я сообразил, это не кровь, а ягоды брусники, рассыпанные по всему пригорку.
— Явно не конь в пальто, — флегматично заметила девица с густыми волосами изумрудного цвета, с венком из водяных лилий в волосах. Прикрытая, собственно, только своими косами.
«А ножки у неё ничего так, — отметил про себя. — Да и грудь вполне».
Над речкой разнёсся хрустальный звон, через секунду к нему присоединились и лягушки, и сверчки. Спустя полминуты до меня дошло: это не звон. Это девица на троне смеялась, а поддерживали её местные земноводные.
— Ты кто? — резко повторил я свой вопрос и позволил силе проявиться.
— Ох, ты, какой красавчик. И смельчак, — девица откинулась на спинку трона. — Правду сестрица говорила: для человека ты слишком хорош, а для нечисти чересчур наивен. Так бы и съела тебя, человечек.
Хотел было ответить: «Подавишься», — да вовремя язык прикусил, припомнив последние события в Кощеевом замке, потому промолчал, только широко улыбнулся. И получил ответную улыбку.
Бледные пухлые губы девицы чуть приоткрылись, и я обратил внимание на острые мелкие зубки, острый язычок прошёлся по ним, а потом и по губам. Длинный такой язычок. Радует, что не раздвоенный.
— Понятно, — хмыкнул я, начиная понимать, о чём умолчала Ягиня. — Тут, как в сказке, трижды повторять надобно? Ну что ж, я человек хоть и гордый, но понятливый. Ты кто, красна девица?
— Аха-ах, насмешил. Давненько я так не смеялась, — расхохоталась девица и поднялась с пенька. — Никто меня красной девицей не называл. Всё больше утопленницей кличут, или водной девой. Когда чего просят и дары приносят, так и вовсе водяной царицей зовут.
— А ты не она? — уточнил я.
— Я, скорее, дочь царя, по-вашему выходит, царевна.
— Морская? — снова полюбопытствовал я.
— Где ты здесь море видишь? — изумилась девица, отчего глаза её стали в два раза больше, а на веках проявились чешуйки, как у рыбки.
«Ну, Яга, ну, погоди у меня! Вернусь к избе, выпишу на орехи», — пронеслось в голове. Ясно теперь, почему Яна так загадочно улыбалась, когда провожала меня к водяному. Нет никакого водяного. А есть вот это… эта… водяная. Или водяница? Да к кикиморам всё, царевна так царевна.
— Как звать-величать тебя, царевна речная? — я склонил голову в вежливом поклоне.
— Ишь ты, ещё и вежлив, и почтителен, — дочка водяного склонила голову на плечо. — Батюшка кличет негодницей, а матушка называла Наядой.
— Это за что ж тебя так батюшка невзлюбил? — совершенно искренне удивился я.
— Так замуж не хочу.
— Совсем? — вырвалось у меня.
— Не то чтобы… — кокетливо стрельнув в мою сторону глазками, вздохнула русалка. — За тех, за кого предлагает, не хочу.
— Почему? Уверен, батюшка достойных подобрал, при деньгах и титуле.
— Так-то оно так, — снова вздохнула Наяда, отчего грудь едва не показалась в полную красу из-за водопада волос. — Да скучные они какие-то… А мне, добрый молодец, летать охота.
Я мысленно выругался: никак Ягиня проболталась про летучий корабль? Но я стражнице обещал, что только у неё одной будет крылатое чудо, и больше ни для кого другого я такой артефакт не сотворю. А потому молчу и слушаю, пытаясь предугадать, чего от меня речная в обмен на инструменты затребует. Хотя нет, что это я, вроде царевна та самая родственница, которая ступу создала. Значит, как построить летательную технику, знает.
— Чего охота? — всё-таки переспросил я.
— Летать!
Царевна поднялась с трона, потянулась всем своим гибким телом, да так, что выдающиеся достоинства крупным планом показались из-за длинных зелёных прядей. Усмехнулась, щёлкнула пальцами и тут же оказалась облачена в царские одежды, расшитые речным жемчугом. Оглядела себя, снова щёлкнула и сменила наряд на более простое платье, чем-то похожее на сарафаны, которые носят простолюдинки в Яви. Так бы и не отличить от обычной девушки, да только ткань выдавала, что передо мной не простая русалка, а как минимум из благородных.
— Летать, опричник, летать хочу! — воскликнула Наяда, раскинула руки и взмахнула широкими рукавами. На секунду я даже поверил, что девушка взлетит над водой, но чуда не случилось.
— Летают в основном птицы, — пожал я плечами. — Люди тоже не летают сами по себе. Разве что на летательных аппаратах. Про крылатых человеков лично я ничего не слыхал.
— Вот и я говорю: отчего навьи не летают, как птицы? Отчего драконам дано, ящерам непутёвым, а другим нет? Знаешь, опричник, иногда представляю, будто я птица. Особенно в батюшкином дворце часто представляла, — доверительно сообщила царевна. — Вот так поднимусь на самую высокую хрустальную башню, раскину руки и так бы и полетела! — закончила Наяда и печально вздохнула.
От её тоскливого вздоха по омуту прокатилась волна и пошла дальше и дальше.
— Опять чудишь, высочество? — раздался противный голос. Из воды высунулась крупная жабья башка и пупырчатая лапа. Лапа пригрозила толстым пальцем.
— Царь-батюшка что велел? Не чудить! Ему волны на реках да ручьях с озёрами не надобны! Государь отдыхать изволят.
— Отстань! — топнула ногой царевна. — Понимаешь теперь, опричник, за что меня наказали.
— Наказали? — удивился я. — Извини, красна девица, не ведал, что ты здесь в наказание оказалась. Думал, дом твой.
— Сослал меня батюшка за женихов и за… крылья… — ещё печальней вздохнула царевна.
И снова волна прокатилась от кочки, на которой стоял трон царевны, но дальше метра не отошла. Жаба дунула, плюнула, и омут снова превратился в гладкое тёмное водное зеркало.
— Подожди, — до меня, наконец, дошло, что не так в словах Наяды. — Ягиня сказала, что это ты создала для неё летающую ступу.
— Я, — кивнула царевна.
— Но тогда почему тоскуешь по полётам? Сооруди себе такую же и летай на здоровье, — предложил я.
— Много ты понимаешь, человек, — фыркнула речная царевна. — Ступа — то подарок сестрице, для скорости передвижения. А я крылья хочу, — мечтательно протянула русалка. — Чтоб летать без всяких там механизмов.
— М-да… — я окинул девицу задумчивым взглядом. — Слушай, ну есть у меня идейка, как тебе помочь.
— Правда? — восхитилась Наяда, подходя к самому краю кочки.
— Она самая. Может, ко мне перебьёшься, — предложил я.
— Не могу, батюшка на землю ступать не велел, запер в омуте, где только черти и водятся. Да вот… нянька, — царевна кивнула в сторону жабы, которая с недовольной мордой сидела на гигантском листе кувшинки.
— Слушай, ну с женихами всё просто. Говоришь отцу, что, мол, согласна замуж, но только на своих условиях, и устраиваешь отбор.
— Чего? — удивилась Наяда.
— Ну, отбор. Женихи будут за твоё внимание и руку с сердцем всякие испытания проходить, а ты выберешь лучшего.
Отчего-то возникло чувство, что я всё перепутал, вот и царевна скептически на меня смотрит, не веря. Ну да ладно, идея-то хорошая.
— Слушай, ну так во всех женских романах пишут. У меня сестрица младшая в двенадцать лет такими сказками зачитывалась.
— Так, а если тот, кто победит, мне не мил будет?
— Всё просто, — заверил я. — Последнее испытание придумай с невыполнимым условием. Да вот хотя бы… — я задумался. — Что выйдешь замуж за того, кто научит тебя летать как птицу.
— А ты не только красив, но ещё и умён, — похвалила меня речная царевна. — А кто согласится, но в три дня не выполнит условие, станет на веки вечные батюшкиным слугой. — Нет, ты не умён, — русалка улыбнулась кровожадной улыбкой. — Ты хитёр, человек. И заслуживаешь награды.
