Он с силой выдохнул, снова запустив поток ци, чтобы заглушить эту мысль. Но она уже поселилась в нём, жгучая и ясная.
Лу Синь закончил сжимать последние края раны. Кожа на спине всё ещё пылала болью, но теперь это была управляемая, знакомая боль, а не угроза жизни. Он медленно надел нижнюю рубашку, и его взгляд упал на Мо Юаня. Ворона сидел неподвижно, его блестящие чёрные глаза, казалось, видели всё, что происходило за стенами этой каморки.
Мысленный приказ был отдан безмолвно, мгновенно и с предельной чёткостью, как отточенный клинок.
«Иди. Следи за ней. И за генералом. За каждым шагом, за каждым словом. Я должен знать всё».
В этих словах, переданных без единого звука, не было ни ревности, ни простого любопытства. Это был холодный, аналитический расчёт хищника, охраняющего свою территорию и оценивающего угрозу. Генерал Цзян Вэй был переменной, непредсказуемой и опасной. Его мотивы, его истинное отношение к Тан Лань — всё это было тёмной водой. А Лу Синь ненавидел неизвестность.
Мо Юань не издал ни звука. Он лишь медленно кивнул своей блестящей головой, словно подтверждая получение приказа. Затем он взмахнул крыльями — бесшумно, изящно — и выпорхнул в узкое окошко под потолком, растворившись в утреннем небе.
Его полёт был стремительным и целенаправленным. Вскоре он уже парил высоко над дворцом Тан Лань, его острое зрение фиксировало каждую деталь. Он видел, как генерал, всё ещё хмурый и полный ярости, отдаёт последние приказы страже у ворот. Видел, как тот бросает короткий, властный взгляд в сторону покоев принцессы — взгляд, полный не заботы, а раздражённого собственичества.
Затем Мо Юань спустился ниже, найдя удобную ветку на старой сосне прямо напротив окон покоев Тан Лань. Он устроился там, превратившись в живую, но совершенно неприметную часть пейзажа.
Внутри Сяо Вэй (как раз вернулась) и что-то взволнованно шептала своей госпоже. Тан Лань сидела, всё так же закутавшись в одеяло, но её поза была менее напряжённой — видимо, новости о состоянии Лу Синя её немного успокоили.
Мо Юань видел, как по её лицу пробегают тени разных эмоций: усталость, горечь, а затем — та самая стальная решимость, которую Лу Синь научился в ней узнавать. Она что-то обдумывала. Строила планы.
И ворон, верный слуга своего хозяина, безмолвно наблюдал. Он был его глазами и ушами. Каждый её вздох, каждое движение генерала — всё это будет донесено до Лу Синя. Ничто не ускользнёт от внимания тёмного стража. Пока Мо Юань наблюдал, Тан Лань была под незримой, но абсолютной защитой. И генерал, сам того не ведая, находился под не менее пристальным, враждебным наблюдением.
* * *
Генерал Цзян Вэй перед уходом задержался на пороге её покоев. Его массивная фигура заполнила проём, отбрасывая длинную, давящую тень на и без того переполненную комнату. Он стоял несколько секунд, наблюдая за ней — за этой хрупкой, бледной девушкой, которая причиняла ему столько непредвиденных хлопот.
— Ваше высочество, — его голос прозвучал громко, нарушая хрупкую тишину, которую пыталась сохранить Тан Лань. — Надеюсь, этот… инцидент… послужит вам уроком. Двор — не место для безрассудных прогулок и своеволия. Впредь вы будете соблюдать правила безопасности, которые я установил.
Тан Лань медленно подняла на него глаза. В них не было ни страха, ни покорности, лишь усталое, ледяное равнодушие.
— Правила безопасности, генерал, или правила содержания ценной вещи в надлежащем виде? — её голос был тихим, но каждое слово падало, как отточенная игла.
Цзян Вэй нахмурился. Его брови сдвинулись, образуя тёмную, грозную складку.
— Не говорите глупостей. Я пытаюсь уберечь вас. И свою будущую репутацию.
— Ах, да, репутация, — она слабо улыбнулась, и в этой улыбке не было ничего, кроме горькой насмешки. — Главное, чтобы ваша новая собственность не оказалась с помятым боком. Это ведь так портит впечатление.
— Вы намеренно пытаетесь вывести меня из себя? — его голос загремел, заставив пару стражников у дверей вздрогнуть. Он сделал шаг вперёд, и его мощное тело казалось ещё больше в тесном пространстве комнаты. — После всего, что случилось, у вас хватает наглости язвить?
— После всего, что случилось, — парировала Тан Лань, не отводя взгляда, — у меня хватает наглости желать, чтобы ко мне относились как к человеку, а не как к трофею, за которым нужно присматривать, пока его не перевезут в новый дом!
Это стало последней каплей. Ярость, копившаяся в генерале от унижения, от ночного провала, от её непокорности, вырвалась наруому. Его лицо исказилось гримасой чистого, ничем не сдерживаемого гнева.
— ХВАТИТ! — проревел он так, что, казалось, задрожали стёкла в окнах.
И затем, движением, полным слепой ярости, он обрушил свою богатырскую ладонь на низкий лаковый столик, стоявший между ними.
Удар был сокрушительным.
Стол с грохотом перевернулся. Дерево треснуло. Фарфоровая посуда, кисти для каллиграфии, свитки — всё взлетело в воздух и с оглушительным лязгом и звоном разлетелось по комнате. Кусочки фарфора и брызги туши разметало по дорогому ковру и стенам.
В наступившей оглушительной тишине было слышно лишь тяжёлое, яростное дыхание генерала. Он стоял над осколками своего гнева, грудь его высоко вздымалась.
Тан Лань не отпрянула. Не вскрикнула. Она лишь сильнее вжалась в своё кресло, её пальцы впились в подлокотники. Её глаза, широко раскрытые, были прикованы к нему — не в страхе, а в леденящем, абсолютном презрении.
Он выдержал её взгляд несколько секунд, потом с силой выдохнул, словно пытаясь выдохнуть вместе с воздухом свою ярость.
— Вам следует отдохнуть, — прошипел он, и его голос снова стал опасным и тихим. — И хорошенько подумать о своём поведении.
Развернувшись, он тяжёлой поступью вышел из покоев, оставив после себя гробовую тишину, хаос и Тан Лань, сидящую среди осколков её прежней жизни, которая, казалось, разбилась вдребезги вместе с этим столом.
Глава 52
В своей каморке, куда не доносился шум дворцовой суеты, Лу Синь был подобен хищнику в тесной клетке. Он не сидел на месте — его тело было сжатой пружиной, он метался по ограниченному пространству, каждый мускул напряжён до предела. Тишину нарушало лишь его тяжёлое, сдавленное дыхание и глухой стук сапог о каменный пол.
Меньше недели.
Слова отдавались в его сознании навязчивым, зловещим боем колокола. Меньше недели — и её увезут. В поместье генерала. В крепость, полную его личной, преданной охраны, в место, куда ему, простому стражнику, пути не будет. Он больше не увидит её. Не услышит её смеха, не увидит, как её глаза загораются огнём упрямства, не почувствует мимолётного, случайного прикосновения.
Мысль об этом была невыносимой. Она вызывала в нём слепую, животную ярость, против которой меркли все доводы рассудка. Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, и по ним пробежала знакомая дрожь — не от боли в спине, а от сдерживаемой силы, рвущейся наружу.
Убить его.
Идея возникла не как мысль, а как озарение, ясное и простое, как острый клинок. Устранить генерала. Свадьба не состоится. Угроза исчезнет. Тан Лань снова будет здесь, в этом дворце. Она снова будет улыбаться своей прекрасной, живой улыбкой, злиться, строить планы. А он… он сможет быть рядом. Остаться её тенью. Её защитником. Это было так просто.
И ведь мне ничего не стоит это сделать.
Он остановился, глядя на свои руки. Руки, которые могли разрывать плоть и кость, гасить жизни одним лишь прикосновением тёмной энергии. Генерал Цзян Вэй был сильным воином, да. Но он был всего лишь человеком. Плотью и кровью. Для него, Лу Синя, он не был ровней. Не был даже достойным противником. Он был просто… помехой.
И я могу сделать это тихо. Как демон.
Он уже делал подобное. Много раз. Устранял угрозы, своих врагов. Отдавал приказы, которые приводили к бесшумным исчезновениям. Смерть была для него инструментом, привычным и эффективным. Почему этот случай должен быть другим?
