Он подошёл к узкому окошку, вглядываясь в вечерние сумерки. Его лицо в полумраке было искажено внутренней борьбой. Желание защитить, обладать, не отпускать — всё это сплелось в один тугой, тёмный клубок, затягивающий петлю на шее его рассудка.
Да. Решение было принято. Оно кристаллизовалось в его душе, холодное и твёрдое, как алмаз.
Его нужно устранить. И я сделаю это сам.
Он не чувствовал ни злобы, ни ненависти к генералу. Только холодную, безразличную необходимость. Генерал был камнем на пути. Камни убирают.
Лу Синь медленно выдохнул, и его дыхание вышло ровным и спокойным. Метания прекратились. Внутри него воцарилась та самая, знакомая ледяная пустота, которую он призывал перед боем. Он знал, что делать. Оставалось лишь дождаться подходящего момента. И ночь, как известно, лучшее время для дел, творящихся в тени.
* * *
Ночь была его стихией. Лу Синь растворялся в тенях, двигаясь бесшумно, как дым, обходя патрули и ловушки поместья Цзян Вэя с противоестественной, демонической лёгкостью. Его истинная сущность, обычно скрытая под маской человека, теперь была настолько обнажена, что воздух вокруг него слегка мерцал, искажаясь от концентрации тёмной ци. Он был не стражником, а хищником, вышедшим на охоту.
Он изучил поместье с холодной эффективностью: расстановку стражей, распорядок, слабые места. Его цель была ясна — спальня генерала. Проникнуть внутрь было делом нескольких мгновений. Замок на резной двери поддался лёгкому прикосновению его пальцев, пропитанных тьмой.
Он скользнул в комнату, готовый к быстрой и беззвучной работе.
И замер.
Тело Цзян Вэялежало на роскошном ложе. Но это не было результатом работы клинка или яда. Лицо генерала было обезображено не болью, а стремительным, неестественным увяданием. Кожа почернела и обтянула череп, словно высохший пергамент. Глаза запали, превратившись в тёмные впадины.
Но это было не самое ужасное.
Запах. В воздухе висел тяжёлый, сладковато-гнилостный дух, знакомый Лу Синю до боли. Запах инь энергии, доведённой до гротескного, смертоносного предела.
Его взгляд скользнул по комнате. На прикроватном столике стояла тарелка с фруктами — персики и сливы, ещё накануне сочные, теперь были сморщены, покрыты чёрной плесенью и источали тошнотворное зловоние. Роскошные комнатные орхидеи на подоконнике завяли и почернели за несколько часов, их лепестки осыпались тёмным пеплом.
Здесь был цзянши.
Всё в этой комнате было высушено, лишено жизненной силы, поглощено той же силой, что питает ходячих мертвецов.
Кто-то опередил его. Кто-то наслал цзянши прямо сюда, в самое сердце владений генерала, на его личную охрану. И этот некто был невероятно могуществен и безжалостен.
Лу Синь медленно отступил, его демоническая ярость сменилась леденящим, безмолвным шоком. Он вышел из поместья так же бесшумно, как и проник, его разум лихорадочно работал.
Он шёл по тёмным улицам столицы, не видя ничего вокруг.
Кто-то… так же отчаянно не хочет этой свадьбы, как и я.
Мысли выстраивались в чёткую, пугающую цепь.
Попытался устранить Тан Лань. Цзянши в её покоях. Но она выжила. Благодаря… мне. Благодаря её странным знаниям. Тогда… тогда устранили самого жениха. Чтобы свадьба не состоялась любой ценой.
Он останавливался, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Это была не просто политическая интрига. Это была тотальная, беспощадная война. И главной мишенью была она. Тан Лань.
Его собственный план мести, его желание убить, померкли перед этим открытием. Он был не единственным демоном, охотившимся в ночи. Где-то рядом был другой, куда более опасный и коварный. И этот другой видел в Тан Лань не объект желания, а препятствие, которое нужно стереть с доски.
Лу Синь поднял голову, глядя на багровую полосу зари на востоке. В его глазах больше не было ярости. Теперь в них горел холодный, собранный огонь осознания. Охота не закончилась. Она только началась. И ему предстояло выяснить, кто был вторым охотником. И защитить её от него.
Глава 53
Весть пришла не с официальным визитом чиновника, а на крыльях испуганного шёпота. Он просочился сквозь стены, пополз по коридорам, перескакивал от служанки к служанке, пока не достиг покоев Тан Лань, где её завтрак внезапно показался ей безвкусным.
Сяо Вэй вбежала в комнату, её лицо было белым как мел, глаза — огромными от ужаса.
— Госпожа… — её голос сорвался на шёпот. — Генерал… Генерал Цзян Вэй… мёртв.
Слова повисли в воздухе, тяжёлые и нереальные. Тан Лань медленно опустила фарфоровую палочку для еды. Звон, с которым она коснулась стола, прозвучал оглушительно громко в наступившей тишине.
Сначала не было ничего. Лишь пустота, в которую провалилось сознание, отказываясь обрабатывать информацию. Потом — странная, противоречивая буря чувств.
Свобода.
Свадьбы не будет. Её не отвезут в чужой дом, к незнакомому мужчине. Её тело, её жизнь не станут разменной монетой. Острая, почти болезненная волна облегчения хлынула на неё.
Но следом за ней накатило нечто иное. Холодный, липкийужас.
Кто-то убил могущественного генерала Империи. В его собственном поместье. Так же легко и безжалостно, как… как убили Цуй Хуа.
Она сидела неподвижно, но внутри всё сжималось в ледяной ком. Она чувствовала, как над ней сгущаются тучи. Не просто интриги или неприязнь. Нечто большее. Нечто абсолютное и беспощадное. Кто-то методично, с пугающей небрежностью устранял людей вокруг неё. Служанку. Жениха. Кто следующий?
И тогда, с кристальной, леденящей душу ясностью, в её сознании всплыло лицо. Холодное, прекрасное, с глазами, в которых читалась бездонная, вычисляющая ярость.
Императрица.
Это была не уверенность, а глубокая, костнаядогадка. Кто ещё обладал такой властью? Такими ресурсами? Таким знанием тёмных искусств? Кто ещё был так же заинтересован в том, чтобы Тан Лань не обрела могущественного союзника? Кто видел в ней лишь угрозу своему влиянию и влиянию своей дочери?
Смерть генерала была не трагедией. Это было послание. Явное и небрежное, как удар хлыста по лицу. «Я могу дотянуться до кого угодно. И ты — следующая».
Тан Лань медленно подняла дрожащую руку и провела по лицу. Она не знала, радоваться ей или плакать. Она чувствовала лишь всепоглощающий, парализующий холод. Она была пешкой на шахматной доске, где противник играл не по правилам, а стирал фигуры с доски одной рукой. И её король — отец-император — либо не видел этого, либо не желал видеть.
Она осталась одна. Посреди роскошных покоев, в окружении слуг и стражников, она чувствовала себя абсолютно одинокой перед лицом невидимого, всемогущего врага. Свадьба отменялась. Но её жизнь едва ли становилась безопаснее. Напротив, она только что сделала очередной, смертельно опасный шаг вперёд.
* * *
Тан Лань сидела в кресле, как изваяние, сквозь которое проходят звуки мира. Голос старика Линь Цзяна, дрожащий от напускного соболезнования и неподдельной ярости, был для неё лишь далёким гулом, словно доносящимся из-под толстой воды. Официально он был тут чтобы выразить свои соболезнования, но явно находился тут чтобы высказаться.
— … безрассудная… непочтительная… опозорила имя своего клана… — его слова, острые и ядовитые, ударялись о её сознание и отскакивали, не оставляя следа.
Она видела, как двигаются его губы, как трясется седая борода, как он жестикулирует, пытаясь достучаться до её, как он считал, оскотинившейся совести. Но её мысли были далеко. Они витали вокруг леденящей догадки об императрице, вокруг призрака цзянши, вокруг собственной внезапно обретённой, купленной такой страшной ценой, свободы.
И тогда сквозь этот водопад брани пробилось одно словосочетание, зацепившее её внимание, как крючок.
— … и теперь о вас говорят как о чёрной вдове! — выкрикнул Линь Цзян, и его голос сорвался на визгливую ноту. — Выйти замуж вам теперь не грозит! Ни один уважающий себя клан не свяжет свою судьбу с такой… такой несчастливой невестой! Вам уготовано лишь вечное одиночество! И знайте — семья Линьюй официально отрекается от вас! Прикрывать ваши выходки больше некому!
