Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1 (СИ) - Юй Фэйинь

Тан Лань шла неспешно, её взгляд скользил по расписным деревянным украшениям, стопкам шёлков, вышитых золотыми фениксами, и замысловатым сладостям из рисовой муки. Но больше всего её занимали не диковинные товары. Цепкий глаз принцессы подметил то, что от других ускользало: как Сяо Вэй и Ван Широнг постоянно обменивались краткими, украдчивыми взглядами; как их пальцы случайно, будто невзначай, соприкасались в толчее, и как они оба тут же вспыхивали румянцем, словно пойманные на воровстве, и поспешно отводили глаза.

И в её голове, отточенной дворцовыми интригами, созрел маленький, изящный план.

Она остановилась у лотка, заваленного пучками сушёных трав, от которых тянуло горьковатой свежестью и целебной силой. Приняв самый деловой и серьёзный вид, она протянула Сяо Вэй небольшой, на вид совершенно пустой свиток.

— Сяо Вэй, я тут вспомнила, что нам необходимо кое-что ещё прикупить для дворцовой аптеки, — голос её звучал ровно и важно, хотя в уголках губ играла предательская усмешка. — Список длинный и… весьма специфичный. — Она сделала вид, что внимательно изучает невидимые иероглифы на свитке. — Всё это нужно очень тщательно выбирать, нельзя доверять первому встречному торговцу. Ван Широнг, — повернулась она к молодому стражнику, чьё лицо сразу стало подчёркнуто официальным, — сопровожди её, помоги с покупками и, главное, проследи, чтобы нашу милую Сяо Вэй никто не побеспокоил в этой сутолоке.

Она многозначительно подмигнула Сяо Вэй, и та вся вспыхнула, словно один из тех праздничных фонариков, от смущения и безудержной радости.

— А после… — Тан Лань сделала паузу, наслаждаясь эффектом, — карета будет ждать у восточных ворот. Можете не торопиться. Прогуляйтесь, насладитесь фестивалем. Думаю, с моей охраной я справлюсь. Одного Лу Синя мне будет вполне достаточно.

Сяо Вэй, не в силах вымолвить и слова, лишь кивнула с такой силой, что чуть не слетели шпильки из её причёски. Затем она, забыв о всякой осторожности, схватила ошеломлённого, но явно безумно довольного Вана Широна за рукав униформы и потащила его за собой в самую гущу пестрого рынка, словно два кораблика, подхваченные весёлой волной.

Тан Лань с мягкой, тёплой улыбкой смотрела им вслед, наблюдая, как их фигуры растворяются в праздничной толпе. В её сердце, отягощённом тяжкими думами, на мгновение воцарились лёгкость и тихая радость за чужое, такое простое и такое настоящее счастье.

Они зашагали дальше, оставив позади шумную толпу. Их шаги по мостовой отбивали тихий, почти ритмичный аккомпанемент к внезапно наступившей тишине. Разговор тек легко, как ручеёк после дождя. Она расспрашивала его о мелочах — о традициях фестиваля, о том, бывал ли он здесь мальчишкой, о значении узоров на фонарях. Он отвечал сдержанно, лаконично, но без прежней ледяной отстранённости. Воздух между ними, казалось, согрелся и наполнился странным, почти осязаемым взаимопониманием, которое не требовало слов.

И тут его голос, низкий и спокойный, нарушил эту идиллию, разрезав её, как лезвие.

— Госпожа, — начал он, не глядя на неё, его взгляд был прикован к удаляющимся фигурам Сяо Вэй и Вана. — Зачем вы отправили этих двоих за покупками по списку, которого нет?

Вопрос повис в воздухе, прямой и лишённый всяких придворных уловок. Тан Лань вздохнула, и в её голосе вдруг прозвучала лёгкая, едва уловимая печаль, словно отзвук далёкого колокола.

— Праздник же, Лу Синь, — произнесла она тихо, почти шёпотом. Её взгляд блуждал по весёлым лицам прохожих. — Они нравятся друг другу. Пусть порадуются этому прекрасному вечеру. Хоть кто-то в этих каменных стенах должен быть по-настоящему счастлив, пусть и всего на несколько часов.

Она позволила себе на мгновение помечтать об этой простой радости — гулять рядом с тем, кто тебе дорог, не таясь, не боясь косых взглядов.

Но для себя самой Тан Лань понимала всю горечь этой иллюзии. Такая роскошь — позволить себе чувства к собственному стражу — была для неё недостижимой. Их разделяла не просто пропасть, а целая пропасть из трёх бездн… Положение. Репутация. Время.

И потому её собственное сердце, сжавшееся от сладкой боли при его близости, она заковала в лёд. Она могла подарить мимолётное счастье другим, но для себя самой такой роскоши не позволяла. Это была её жертва и её одиночество.

И тут её взгляд, скользящий по праздничным диковинкам, упал на прилавок, ломившийся от масок. Они висели плотными рядами — смеющиеся демоны, умиротворённые божества, хитрые лисицы и свирепые тигры. Тан Лань подошла ближе, заворожённая искусной работой. Она так увлеклась, разглядывая тонкую резьбу по дереву и яркие краски, что не заметила, как Лу Синь, стоявший чуть позади, протянул руку и взял одну из них — чёрную, лакированную, с резкими, угловатыми чертами, лишёнными всякой человечности. Глубокие прорези для глаз словно сочились тьмой, обещая за собой лишь пустоту.

Она обернулась, чтобы показать ему изящную маску-лисичку с лукавым прищуром, и замерла. Дыхание застряло в горле.

Он держал ту самую маску у своего лица.

Чёрный лак отливал синевой на солнце, бездушные, пустые глазницы уставились прямо на неё, скрывая всё, что было знакомо и привычно в его чертах. И в этот миг хрупкая скорлупа реальности треснула и рухнула. Пестрый фестиваль, сладкие запахи, смех толпы — всё это исчезло, поглотилось густым, кровоточащим мраком воспоминаний. Перед ней стоял не Лу Синь. Перед ней, холодный и безжалостный, высился призрак Владыки Демонов с пылающими алыми глазами — тот, что стёр с лица земли её клан, чьё самое лёгкое прикосновение несло мучительную смерть.

Её лицо побелело, как мел, губы задрожали. Воздух вырвался из лёгких коротким, судорожным всхлипом. Сердце забилось в грудной клетке с животной, слепой силой, требуя бежать, кричать, спасаться.

— Нет! — её крик прозвучал резко и пронзительно, как звук бьющегося стекла, заставив нескольких прохожих обернуться в замешательстве.

Перед её внутренним взором, словно кровавые вспышки, пронеслись картины: падающие замертво друзья, искажённые ужасом лица, алчный огонь, пожирающий родной дом. И Он. Всегда в этой маске. С холодными красными глазами, без единой эмоции. Неумолимый. Приближающийся к ней, чтобы добить. Чтобы забрать и её жизнь.

Слепой инстинкт выбросил её вперёд. Она рванулась, выхватила маску из его рук — её пальцы обожгло холодом лака — и с силой, полной отвращения и ужаса, швырнула её обратно на прилавок, будто это была раскалённая докрасна кочерга или ядовитая змея.

— Не надо эту! — её голос срывался, дрожал, в глазах стоял неподдельный, дикий ужас. — Выбери другую! Любую, только не эту!

Лу Синь отшатнулся, ошеломлённый. Его собственная маска невозмутимости дала трещину, обнажив полное, глубинное недоумение. Он смотрел на её бледное, искажённое гримасой чистого страха лицо, на широко распахнутые глаза, в которых плескалась бездонная паника, и не понимал ровно ничего. Его рука, только что державшая маску, всё ещё замерла в воздухе — пустая, беспомощная. Шум праздника обрушился на них вновь.

Тишина, повисшая между ними после инцидента с маской, была густой и тяжёлой, как свинцовое покрывало. Тан Лань старалась дышать глубже, сосредоточив взгляд на алых бумажных фонариках, покачивающихся на ветру, пытаясь вытеснить из памяти жуткий, навязчивый образ. Сердце постепенно унимало свою бешеную пляску, но лёгкая, предательская дрожь в кончиках пальцев всё ещё выдавала пережитый шок.

Лу Синь молча наблюдал за ней. Его взгляд, обычно твёрдый и нечитаемый, теперь смягчился. Он видел, как напряжение медленно покидает её плечи, но в глубине её глаз, словно дымка после грозы, оставалась тень недавнего, животного ужаса. Это зрелище — такая сильная, гордая принцесса, внезапно ставшая хрупкой и беззащитной — вызывало в нём странное, щемящее чувство, заставляющее что-то сжиматься в груди.

— Госпожа… как вы? — его голос прозвучал тише обычного, почти шёпотом, грубоватые нотки сгладились, открывая неподдельную заботу, которую он уже и не пытался скрыть.