Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия (СИ) - Ютин Макар

– О, я знаю несколько нужных заклинаний, мастер, – тут же елейно зачастил Адимант, – местом проведения следует сделать каменный лабиринт – большая часть ваших коллег возведет его меньше, чем за час. А если добавить один ритуал, известный не волнуйтесь, штатный ритуальщик или алхимик должен его знать, то вы получите очень интересный результат. Максимально близкий к тому к вашему проекту.

– Да? И что за заклинание?

– Хм. Перед этим, я бы хотел озвучить одну ма‑а‑аленькую просьбу.

«Гинн Фуни Сфагиазе»

– А‑а‑а‑а!!! – тут же начала корчиться голова и Медей прервал заклинание на половине каста.

– Ты действительно думаешь, что можешь диктовать условия в своем положении? – прошипел наставник своему безвольному ра, своему верному фамилиару.

– Прошу меня простить… это всего лишь небольшая просьба… – Гнилоуст хрипел, но стоял на своем, – разумеется, я расскажу все и без нее…

Или не стоял. Скорее, трусливо пытался втянуть голову в плечи. Из‑за отсутствия оных, жест выглядел глупо и комично, а Медею вдруг стало стыдно своего порыва.

А потом он разозлился на себя за собственный стыд. Почему он вообще испытывает такую хрень? Ставить зарвавшихся подчиненных на место – основа рабочей этики. Иначе они сядут на шею и свесят ноги. Впрочем, Адимант точно усвоил урок. Значит, можно и узнать, в чем там дело.

– Ох‑хо, – болезненная гримаса постепенно стекала с его лица, менялась на робкое воодушевление, когда Медей озвучил вопрос.

Наставник вглядывался в мертвеца, но не заметил ни затаенной обиды, ни злости. Фамилиар воспринял свое наказание абсолютно правильно – за это можно и наградить. Кнут и пряник, господа, кнут и пряник.

– Честно сказать, мне не хватает острых ощущений, – в голосе Адиманта Сафроса прорезалось смущение.

Очень подозрительно!!!

– Каких? Кофе не дам. Сам я его сейчас пить не буду, а заваривать только тебе чересчур жирно будет.

– Жирно? Вы пьете с маслом, как макроны?..

– Не важно. Продолжай.

– Эхе, я и не рассчитывал на кофе. Мастер, я прошу: ударь меня в челюсть!

– Что?

– Что?

– Какая еще челюсть? Ты дебил? Зачем мне тебя бить? – опешил Медей.

– Ах, еще в бытность студентом я познал то прекрасное, ошеломляющее чувство, когда в голове шумит, ноги становятся ватными, а мысли пляшут вокруг, словно девки на Элевсинских мистериях.

– Ты перепутал избиение с вином.

– Не‑ет, – мечтательно прогундосил мертвяк, – чудо из виноградной лозы не дает резкости. Оно вводит тебя в разговор Богов, точно старый друг. Мой способ выбивает все человеческое, оставляя после себя лишь прекрасные порывы души.

– Ишь, как заговорил. Ладно, давай попробуем, – с сомнением произнес Медей.

– Только прошу, не прикладывайте много силы. Мне нужен точный, ошеломляющий удар, а не болезненное беспамятство.

– Щас все сделаем, тк скзть, в лучшем виде. Поверь, я в этом мастер.

Башка поверил, дурак. Где бы Медей вообще мог изучить подобный скилл? На всех пьянках, вечеринках, загулах в баре и прочих вписках получал исключительно он сам. Пока не брал в руки мебель или бутылки, после чего организовывал людям новый праздник, который всегда с тобой.

Хдыщ!

Удар, к его удивлению, получился довольно техничным, а легкая масса головы без тела не дала приложить чересчур много силы. Вышло в самый раз.

– А‑а‑а‑а, мир кружится вокруг меня~

Адимант упал и покатился по полу, жуткие бельма туманились мечтательной поволокой. Медей потер запястье, вздохнул и смиренно поднял глаза к потолку. В его глазах отражалась вся тщетность мироздания.

«Кнут и пряник, господа. Кнут. И. Пряник…»

Медей бы ни за что не признался кому‑то другому, но с самим собой следовало быть честным: ему понравилось ощущение удара по человеческому (не‑человеческому?) телу. Понравилась упругая отдача, злая вибрация, приятная боль в ноющих костяшках. Само чувство причинения вреда другому без каких‑либо последствий. Вряд ли он мог бы отнестись так легко к побоям живого человека, поэтому следовало поблагодарить Адиманта за предоставленную возможность сбросить стресс.

Разумеется, никто никого не поблагодарил. Вместо этого:

– Что за заклинания ты имел в виду? – нетерпеливо спросил Медей фамилиара, пока пытался содрать со своего лица гримасу отвращения перед такой стороной своего нового питомца.

Тот назвал сразу четыре подходящих спелла, причем одно из них наставник и сам помнил по записной книжке отродья. Правда, там не оказалось никаких подробностей, так что Адимант свое отработал сполна. Лишь из‑за полезности пересушенного придурка, Медей не стал товарить гадость электричеством. Хотя бы за то, что тот заплевал своими слюнями одобрения его прекрасный ковер. Ладно, все равно мимы отмоют.

– К тому же, если я буду хреначить «Фуни» этого обморока слишком часто, то он сможет привыкнуть. Ну нафиг, хватит моей ручной чупакабре радости и от тюремных колотушек. М‑да. Патогенную голову штамм не сечёт, – задумчиво пробухтел Медей и не стал наказывать не по уму инициативную, чтобы не сказать угодливую нежить.

После таких откровений ему стало некомфортно находится рядом с пускающей черные слюни нежитью, поэтому он пошел проветриться. Благо, до отбоя оставалось еще добрых полтора часа.

«Навестить, что ли, Эскулап?» – подумал он, – «а, почему бы и нет? Надо спросить и у нее, чтобы потом сравнить показания. Мало ли, Гнилоуст вполне мог подсказать нерабочую херню, только время потрачу. Блин. Не хочу рассказывать ей подробности встречи с макроном. Эх, добью тогда историю про Пельтаста. Может, тогда и не станет спрашивать».

По дороге он чуть не столкнулся с Павсанием. Герой‑путешественник летящей походкой вышел из‑за поворота, беспричинно смеялся и приговаривал, что «в этот раз точно!..». Медей решил не уточнять. Он лишь гордо прождал, вжатый в стену, а потом тихо поскребся в обиталище великой врачевательницы.

Та приняла его с отчетливым энтузиазмом, от которого наставника передернуло, усадила на кровать, села рядом в своей излюбленной позе, после чего изрекла глубокомысленное: «Ну».

«Что, „ну“? Не лошадь, не понукай!» – угрюмо подумал он, а сам сказал:

– Ах, великая врачевательница. К моему глубочайшему сожалению, я не могу поведать тебе о моих сегодняшних подвигах. Сами понимаете, не моя тайна и вообще…

– Что значит «не могу»? – маленькая полубог сварливо уперла руки в боки и начала сверлить юношу бледного со взором потухшим своими недовольными зенками.

– На самом деле, я хотел бы обсудить с тобой свою задумку насчет Второго Испытания. Дело в том, что…

– Нет, – злорадно отозвалась Эскулап.

– В смысле, «нет»? – он почувствовал, как челюсть неуклонно тянет вниз от удивления и разочарования.

– Я не хочу портить себе удовольствие. Не рассказывай мне, иначе я тебя накажу. Будешь ходить с языком до колен и брызгать слюной при каждой попытке заговорить.

– Ах, с таким языком мне не понадобиться ни единого слова, чтобы стать популярным у девушек, – подмигнул ей Медей, – я просто оближу им брови, а потом подвигаю ими, эдак, с намеком. Давай, накажи меня, о великая врачевательница, если твои темные желания так сильно рвутся из‑под контроля

– Замолчи, извращенец!!!

Она все еще краснела после его шуток. Как мило. Ай! То есть, как больно.

– Стоп‑стоп‑стоп, не надо насылать на меня чуму и мор! – Медей потешно раскинул руки, чем вызвал у Эскулап злобненький хмык.

– Я пришел закончить историю про Проклятую Зону!

Девушка заколебалась. С одной стороны, ей определенно хотелось выкинуть одного харизматичного, обаятельного наставника за дверь. С другой – дослушать рассказ про Пельтаста. Скука победила.

– Ладно, в этот раз я оставлю твои похотливые, развратные фантазии без внимания, – процедила она, – только из уважения к твоей истории, ты, скорбный разумом мошенник с замашками Бога пьяниц и безумия.

– Это не относится к Дионису, – хмыкнул Медей и Эскулап против воли улыбнулась.