Миссия: соблазнить ректора (СИ) - Летова Ефимия

— «Было»? — отозвался Миар. — Так твои родители умерли? Очередная ложь?

Я помолчала, вздохнула и положила руку на дверную ручку.

— А вот наших детей я вообще не могу представить, если честно, верлад. Не знаю, какие из нас с вами вышли бы родители. Наверное, это было бы вовсе смешно и нелепо, нет, вы только вообразите, что у нас с вами родились бы дети, такие же вредные, как вы, и такие же безголовые, как я. Нет, это совершенно за гранью воображения!

— Ну, почему же, — внезапно Миар оказался за моей спиной. — Я очень даже могу их себе вообразить. Девочка была бы болтливая и капризная, вся в тебя, такая же очаровательная хулиганка и фантазёрка, которой всё непременно сходило бы с рук, а мальчик, наверное, всё время лез бы в закрытые лаборатории и что-нибудь там взрывал…

— Нет. Никаких больше взрывов в лабораториях! — вырвалось у меня.

— Вся беда в том, что я действительно могу себе вообразить всё то, что ты тут наговорила. И даже больше, — Миар взял меня за руку и заставил оторваться от дверной ручки и повернуться к нему. — Дайхр!

— Только представьте себе, — прошептала я. — Каждую ночь только вы и я. Вместе, верлад. Никаких холостяцких поездок к Акрысии — вы бы смирились с такой потерей? А если бы дети оказались слишком уж приставучими, мы бы прятались от них в гардеробной или даже в хранилище. Если бы не было этого всего…

— Твой наниматель идиот. Выбрать именно тебя — как такое в голову вообще могло прийти?!

— Согласна.

— А ты идиотка, что согласилась.

— Согласна. Но уже с оговорками…

— Молчи, несчастье моё, — он закрыл мне рот ладонью, словно опасаясь, что у меня снова потечёт кровь. — Сам со всем разберусь. Больно?

— Лучше вам не знать. Драться больше не будете?

— Не буду. А если буду, запри меня в гардеробной одного. Или вместе с детьми, так страшнее.

Он отодвинул меня, теперь уже от двери, и запер её на ключ. Усадил меня на мягкий кожаный диван, обхватил ладонями моё лицо и поцеловал, очень бережно, едва касаясь моих губ. Неприятное саднящее ощущение отступило почти мгновенно.

— Хорошо, что вы не пошли в целители, — я зарылась пальцами ему в волосы. — Я категорически против таких методов лечения, если они будут массовые…

Я уже ничего не понимала, кроме того, что я сидела на Миаре верхом, а он целовал меня, жадно, болезненно, одновременно раздевая, что-то нашёптывая — я опять не могла ни слова распознать. Было… хорошо. Словно погрузиться в чистое озеро после долгой засухи и жажды. Вожделение — лучшее обезболивающее. Потом, разумеется, станет ещё хуже, чем было, но это только потом, а я эгоистично погружалась в «сейчас».

На нём по-прежнему оставалась рубашка, и снять её он не давал, зато на мне очень быстро не осталось одежды, и, всхлипнув, я обхватила его ногами и руками.

— Осторожнее, — прошептала я. — Пожалуйста… В прошлый раз я только и думала о том, как ты убьешь меня после. И больно было. Не так что бы очень, но всё же. Сделай так, чтобы в этот раз…

Он приподнял меня с колен и стал мягко ласкать пальцами, целуя то грудь, то живот, а потом осторожно протолкнулся внутрь, словно растягивая, и я всхлипнула, поддаваясь ему навстречу.

А потом пальцы сменил член, на этот раз медленно, я постаралась расслабиться и дышать ровно. И всё равно умудрилась что-то жалобно промычать ему в шею.

— Ари?

Я куснула его за ухо, не желая продолжать болтовню. Миар слегка покачивал меня на себе, но по сравнению с прошлым разом он был почти неподвижен, позволяя мне привыкнуть, прочувствовать всё целиком и полностью, контролировать происходящее.

— Никогда не имел дела с невинными девушками…

— Хоть в чём-то и я для тебя в новинку.

— Во всём ты для меня в новинку. Давай сама, — шепнул он мне. — Так, как тебе комфортно.

— Вместе, — ответила тоже шёпотом.

Мы приноравливались друг к другу, так, словно впереди у нас была целая вечность, и я зажала себе рот кулаком, не в силах сдержать какие-то сиплые животные звуки. Это даже не было похоже на стоны, и мне стало стыдно, но Миар целовал меня так, что все звуки тонули в нём, как в космосе. Я захлёбывалась подступающим удовольствием, как струёй воды с сильным напором.

— Как тебя зовут? Зовут по-настоящему? Это же всё обман, даже имя? — вдруг спросил он, а я сжала губы.

— Сам всё узнаю, — пообещал Миар, я кивнула, выдохнула — и мир взорвался.

Я проснулась от какого-то пронзительного света в лицо, заморгала и инстинктивно попыталась нащупать руку Миара рядом. Её не было, и на меня сразу нахлынула беспричинная паника и непонимание, где я и что происходит.

Ещё в кабинете?

Нет, уже нет. В спальне. Спать на кожаном диване оказалось не очень-то удобно, да и вымыться в кабинете негде — большое, между прочим, упущение. Так что мы всё-таки вышли, и меня отконвоировали в ректорские личные покои — приводить себя в порядок и отсыпаться. Миар вернулся ко мне поздно вечером и нехотя доложил, что все подозреваемые ещё коптят небо, а Кертона приехавшие столичные полицейские забрали до выяснения всех обстоятельств. Завтра ЗАЗЯЗ ожидает весёлый денёк — с расследованиями и допросами… Но только завтра. И мы уснули, а вот теперь я проснулась одна…

Впрочем, почти сразу же выяснилось, что для паники нет причин: Миар сидел рядом. Над его головой завис светильник с довольно неприятным белым свечением.

— Ты решил меня добить таким бесчеловечным образом? — я зевнула и потянулась, успокаиваясь. В теле ещё чувствовалась приятная тяжёлая расслабленность после всего произошедшего вчера. Хотелось свернуться калачиком и вспоминать… а ещё поверить в то, что Миар действительно сам решит все проблемы. Не знаю, как, но решит. Мне тоже хотелось ему довериться.

А ещё мне вдруг пришла в голову совершенно безумная идея, что мы действительно можем остаться с Миаром вместе. Мысль безумная, нелепая, невозможная — но такая восхитительно-сладкая. Я тоже ему нравлюсь, во всяком случае, я для него желанна — совсем недавно я в этом убедилась. Убеждалась долго-долго-долго… И не против убеждаться ещё лет сорок, регулярно, ежедневно.

— Верни темноту, пожалуйста, — попросила я. — У меня глаза болят.

Миар не ответил. И свет никуда не делся. Молча он взял меня за руку и принялся разглядывать. Лицо у него было хмурое, напряжённое.

Что он там опять себе навоображал? Скрывать мне больше нечего… если не считать гибели Мертона по моей вине. Но об этом ректор вряд ли мог узнать, изучая мою руку.

Тревога, неявная, колючая, вернулась снова.

— Что? — нервно спросила я. — Что такое?

Переползла к нему на колени и обхватила за шею, чтобы лучше видеть его лицо. Свет наконец-то погас, точнее, стал совсем слабым и тусклым, а Миар мне так и не отвечал, продолжая сидеть каменным изваянием.

Может, у мужчин такое бывает после близости? Может, это нормальное явление?

— Миар, — шепнула я, шалея от собственной смелости. — Скажи мне хоть что-нибудь, а?

Он вдруг обнял меня, мягко вжался носом в шею. Меня тут же отпустило — ну, вот, всё в порядке, главное, что он на меня не злится. А со всем остальным мы уж как-нибудь справимся.

— Знаешь, — тихонько продолжила я, целуя его в висок. — Ты уже понял, что я… да, всё, что ты мне говорил, когда ругался — почти всё это было правдой. Но вышло так, что если я и притворялась, то только в самом начале. А потом… не знаю, как так вышло, но я действительно стала чувствовать всё то, что должна была изображать. Наверное, я тебя люблю.

Миар молчал, только сжал руки крепче, и мне вдруг стало совсем страшно.

— Что случилось? — громче сказала я и опять почесала проклятущее предплечье. Что-то блеснуло — и я невольно всмотрелась. Поднесла руку поближе к глазам. А потом перевела взгляд на человека, которому только что призналась в любви в первый раз в жизни. — Что это? Это что, шутка такая? Ты это сделал? Зачем?!

— Одевайся, — резко бросил он мне.

— Миар, что это?!