Император повернулся, в глазах полыхала неприкрытая ярость.
— Но он сработал. Вы быстро узнали о заговоре, потому что разозлись на меня, а большинство людей сейчас заняты тем, что вспоминают старые дела, а не сплетничают о едва не произошедшем перевороте.
— Кто ещё знает? Это ты передал информацию о Леофике в газеты?
— Нет, ваше величество. Я не заинтересован в том, чтобы дело получило широкую огласку. Думаю, никто не заинтересован. Это может привести к народным волнениям.
— Прекрати издеваться! — Подлокотник жалобно скрипнул, когда император с силой сжал его. — В прошлый раз подробности дела, которое не надо было оглашать, ты растрепал на всю страну! И чуть не вызвал этим народные волнения!
— Наши позиции по этому вопросу всё ещё кардинально отличаются. — Эрнет прямо посмотрел на правителя. — Но это не значит, что наши мнения не могут совпасть сейчас.
— Виктор Бранс просил за тебя. И до этой встречи я был склонен удовлетворить его просьбу, но сейчас вспомнил, насколько ты упёртый, наглый и вечно лезущий не в своё дело. Невыносимый! Как заноза в заднице. Не вижу причин, почему бы не избавиться от тебя раз и навсегда. Похоронить вместе с принципами, которые ты не можешь засунуть куда подальше и всё время суёшь мне под нос!
Упёртный. Амелия тоже называла его упёртым. И Хантли понимал, что будь он более гибким и менее принципиальным, умей закрывать глаза на происходящее, и всем было бы куда проще жить. Особенно ему самому. Вот только, это был бы уже не он. Да и не действовал он никогда из прихоти и желания навредить, но многие почему-то так считали. Вот и император тоже.
— Моей целью никогда не было ни мешать вам, ни раздражать, ни разочаровывать. А Виктор Бранс — благородный человек, и, вероятно, считает, что чем-то мне обязан. Это не так. Я поступил, как поступил не ради него, и не ради Вероники Нэвис, если вдруг она тоже просила за меня. Я поступил бы так же, даже если бы медальон мне передал совершенно незнакомый человек. Так что никто из них ничего мне не должен, и вы вольны не брать на себя обязательства, которые противоречат вашим убеждениям, руководствуясь лишь чувством благодарности к тем, кто действительно спас страну.
Эрнет бросил короткий взгляд в окно, где светило яркое летнее солнце, так не соответствующее тяжёлой обстановке в приёмном зале.
— А чем, скажи мне, ты руководствовался? Я просто хочу понять. — В этот раз в голосе императора не было злости, только неудовольствие пополам с любопытством.
— В сущности, я всегда рискую только тогда, когда надо восстановить справедливость, ваше величество. — Эрнет повторил фразу, которую сказал Стиву, и почувствовал, какое непоколебимое спокойствие пришло к нему с этими словами. — Во благо империи.
Он произнёс стандартную формулировку, которой заканчивались все официальные разговоры, и тут же осознал, что зря. Понимание, мелькнувшее во взгляде императора, тут же исчезло, а глаза налились кровью. Пожалуй, на фоне разоблачения убийцы Элеоноры, который был нужен для государственных дел, это прозвучало насмешкой. Но Эрнет, правда, не хотел ничего подобного.
— Вон! И чтоб я тебя больше не видел! Теперь-то ты точно издеваешься!
Охранники окружили Хантли плотным кольцом. Оставалось только развернуться к выходу, пытаясь понять, помиловали его или отправили на казнь, чтобы уж точно никогда больше не увидеть.
— Ваше величество, какое решение внести в протокол: заключение, казнь, помилование. — Сзади раздался голос господина Сорвена.
— Казнить!
* * *
Эти слова оглушили. Звуки исчезли и выцвели краски. Воздух закончился. И только немыслимым усилием воли удалось не сбиться с шага. А потом, словно сквозь слой ваты Хантли услышал новый вопрос.
— Какую-нибудь награду за помощь в спасении страны выдать? Так положено. Орден пресвятого Ирна второй степени, например. Посмертно, естественно.
Император глухо рыкнул и снова стукнул по измученному подлокотнику.
— Ладно! Сохранить в том же статусе: пусть не появляется в Брейвиле никогда. В следующий раз я не буду так добр.
С души, словно камень свалился, а в глазах потемнело от облегчения. Расслабились плечи, позволяя понять, в каком напряжении Хантли находился во время аудиенции.
— Стой! — вдруг остановил его голос императора. — Мне сказали, что ты всё время что-то писал, пока был в камере. Покажи. Там черновики статей о заговоре?
Эрнет медленно повернулся и достал из внутреннего кармана жилета блокнот.
— Я не писал, ваше величество, а рисовал.
— Всё равно покажи. Хочу убедиться.
Блокнот перекочевал из рук Хантли к одному из охранников, а потом оказался у императора. Тот перелистывал страницу за страницей и всё сильнее сводил брови в недоумении.
— Здесь действительно только рисунки. Твоя невеста? Мне не докладывали, что у тебя есть невеста.
— Нет, ваше величество. Не невеста. Хотя я неоднократно делал этой девушке предложения, но получал отказы.
Император хохотнул. Словно получил мстительное удовольствие от того, что кто-то многократно ставил Хантли на место.
— Какая разумная юная леди. Но кто же она?
— Амелия Ковальд. Гадалка из Рейвенхилла.
— Опять издеваешься? — Брови правителя взлетели так высоко, насколько это было возможно. — Ты ненавидишь гадалок.
— Моя неприязнь к служителям Ошура сильно преувеличена. И более того, относится скорее к шарлатанам и мошенникам, обманывающим людей. А таких полно не только среди предсказателей и гадалок. Не меньше их среди лекарей, финансистов и других профессий. Амелия же никого никогда не обманывала.
Император улыбнулся в бороду, захлопнул блокнот и передал обратно.
— Что ж, желаю, чтобы у тебя всё сложилось с этой… Амелией? И пусть она сделает твою жизнь невыносимой. Такой же невыносимой, как твой характер. Иди, Хантли. Два дня на сборы, и чтобы духу твоего здесь не было.
— Благодарю за оказанную милость. — Эрнет поклонился и убрал блокнот.
— Он опять издевается? — Император обратился к господину Сорвену, на что тот покачал головой. — С чего бы ему меня благодарить? Я же его наказал. Но он как будто серьёзно.
— Думаю, что лорд Хантли просто своеобразно мыслит. Что помогает ему эффективно решать проблемы и предотвращать заговоры, но сильно мешает в других делах. Например, достигать взаимопонимания с людьми.
— Что ж, это звучит разумно. Наконец, хоть что-то в этом зале звучит разумно.
— Таких людей, как лорд Хантли, хорошо иметь на своей стороне, но плохо во врагах. Прискорбно, что он сам выбирает себе противников.
— Если ты так пытаешься уговорить его помиловать, то у тебя отвратительно выходит. Я опять хочу его придушить, чтобы больше не вставал мне поперёк дороги.
— Прошу прощения, ваше величество, — повинился господин Сорвен и, видимо, сделал какой-то знак, потому что охранник подтолкнул Хантли к выходу, уводя от внимания императора.
Аудиенция завершилась, и никто даже не умер.
* * *
Первым, кого увидел Эрнет, выйдя из отделения СМБ, где ему сняли антимагический ошейник, был Стив. Друг, кажется, радовался освобождению Хантли больше него самого. Как будто подача дела о махинациях мэра Рейвенхилла в канцелярию действительно была страшнее смерти.
— Немного обидно, что ты узнал про заговор раньше меня, но я рад, что за помощь в этом деле император простил тебе приезд и устроенную шумиху.
Стив протянул руку, и Эрнет с чувством её пожал. Магия внутри ещё бурлила, после возвращения, принося с собой лёгкую эйфорию. А может, это было от осознания того, что жизнь сегодня не закончится. Впереди внезапно оказалось бесконечное количество дней. И они должны были быть очень счастливыми.
Хантли закрыл глаза и глубоко вдохнул, чувствуя, как из тела уходит последнее напряжение. Какая удача, что ничего не потеряно, кроме нескольких дней. И если действовать по плану, то скоро он избавит Амелию и весь Рейвенхилл от Гудиса Панса, и, возможно, вернёт своё положение. Если император к тому времени, конечно, остынет. И сам Хантли его ничем больше не разозлит.
