Корнет (СИ) - "taramans"

«А погоня будет? Х-м-м… А куда она денется? Обязательно будет! Тут неслучайные люди вокруг живут. Здесь нас любят, как собачка Соня крепкую горчицу!».

Было бы расстояние поменьше — ушли бы рывком. Но… Далеко, далеко они забирались в эти враждебные горы.

Но через несколько дней Макар чуть развеял тяжкие думы Плещеева, пояснив, что идут они пока по землям сванов, которые к русским относились… Скажем так — сложно, но без особой вражды.

— А почему они сложно относятся? — спросил подпоручик охотника.

Тот замялся, формулируя ответ. Ответил все тот же проводник, который сидел неподалеку:

— Потому что вы, русские, странные люди! — было заметно, что горец подбирал слова.

Русский его был плох, с чудовищным акцентом, но понять его было возможно.

— И чем же мы странные? — хмыкнул Плещеев.

— Тем, что, придя сюда, вы стараетесь быть добренькими. Не отвечаете на удар кинжалом в спину, не мстите за своих убитых. Не караете тех, кто идет в набег на ваши земли, угоняет у вас скот, крадет ваших женщин, — абрек помолчал, но продолжил, — Здесь…

Он поднял руку и покрутил пальцем вокруг:

— Здесь живут простые люди. Мы привыкли, что на добро надо отвечать добром, а за зло — карать злом. Так было всегда! С соседом нужно дружить, но если твой сосед — бешеный пес, то его нужно убить. Убить его, его сыновей, забрать его скот, забрать его женщин. Так — справедливо! А если на каждый удар вы пытаетесь договориться миром… Как вам верить? Сегодня мы поддержим вас, а завтра на нас нападут абыхи, шапсуги или еще кто. А вы снова будете с ними договариваться, простите им нашу и вашу кровь. Вас, русских, много… Наверное, поэтому вы не цените своих близких. А нас — мало! Каждый убитый — это брешь в нашей обороне, это нерожденные дети, это разрушенное хозяйство. Нельзя прощать, нельзя! На удар нужно отвечать только ударом. На кровь — еще большей кровью! Только так…

Подпоручик поморщился: сказанное горцем вполне отвечало его собственным мыслям:

— Не все русские такие уж добренькие. У нас тоже есть кому ответить ударом на удар.

Проводник кивнул:

— Да, есть. Я это знаю. Но как только ваши воины начинают воевать по законам гор, их тут же осуждает ваше общество и наказывает ваша же власть… Вот я и говорю — вы странные люди.

— Почему же ты тогда помогаешь нам, Базнар? — усмехнулся Макар.

— А я не видел от вас зла. Вы стараетесь делать добро. Плохо только то, что добро это вы делаете и тому, кто его заслуживает, и тому, кто ненавидит вас. Сейчас вы идете, чтобы убить Шаджимба. А эти собаки другого не заслуживают. Потому я помогаю вам.

«М-да… Философия, однако! И как тут спорить? А я не знаю! И ведь всегда, всегда русские ведут себя так — глупо, по мнению других. Что — мало нам срали на головы в разные времена? Или в реальности не так? Да все так, все именно так! Нам срут всякие неблагодарные сволочи, а мы утираемся и снова и снова улыбаемся этим засранцам! Когда это началось и когда закончится?».

Проводник вел их довольно странно, по мнению Юрия. Петляли они — что твой пьяный заяц! Какие-то участки проходили неторопливо, вразвалочку. А где-то абрек гнал их вперед, перемежая быстрый шаг с бегом.

«А вообще-то… Что странно: я думал, что здешние места населены куда как плотнее. Ан — нет! Подчас за весь день нет ни одного признака жилья, как будто мы где-то в глухой сибирской тайге. Или заселены эти земли были позднее, в будущем?».

— Режутся они здесь испокон веку, оттого и земли тут во многом пустые стоят! — пояснил ему Макар, — Все эти прибрежные горцы, которые давно уже тяготеют к туркам — те более зажиточны. И всегда у них был промысел — ходить на восток или на север в поисках хабара. Живут они по завету: что твое, то — мое, а что мое — не замай! Они даже меж своими родами воровство почитают за честь. Угнать у соседа овец — доблесть. Убить соседа — великая доблесть! Украсть бабу или девку — успех.

— А куда они пленников девают? — Юрий догадывался, но желал подтверждения.

— Ха, ваш-бродь! Молодая девка-целка, если ее турку продать, двести целковых на наши деньги! Бабенка помоложе — пусть дешевле, но тоже немало. Пацанят еще покупают, тех, что еще не воины. Лет эдак до десяти-двенадцати.

— А их куда?

— Да тоже — туркам! Их в войско свое готовят и воспитывают, перекрещивают в мусульманство, да перевоспитывают. А то и для утех берут. У них, у басурман этих клятых, хоть и за грех то почитается, но… Много у них таковых любителей. Тьфу ты, сволота, падаль, прости господи!

Десятник со смаком сплюнул, а потом еще и утер рот рукавом.

— А остальных… Ну, остальных людей в захваченном селении-то? — продолжал расспросы подпоручик.

— А под нож! Стариков, старух — всех! Если мужчину раненым захватят… То — тут уж что за род у него такой. Если побогаче его род — для выкупа держат, или на своего кого поменяют.

— М-да… Дикари! Я читал, что в Африке… Это земля такая, там все больше черные люди живут…

— Ага, слыхал. Даже видеть приходилось — на юге Грузии видывал у башибузуков!

— Так вот… Там тоже прибрежные племена ходят вглубь земель, подальше от моря, ловят там таких же негров, да продают белым, чтобы рабами на тех работали.

Макар кивнул:

— Вот то-то! Везде одно и то же! Как по мне… Земля здесь больно хороша, и погоды славные. Выгнать бы отсюда всех… Вон — в Турцию! А здесь наших православных расселить, что землю бы обрабатывали, да разное растили.

— А если кто против? Ну — в Турцию если не захочет? — не унимался Плещеев.

— А чего? — снова хмыкнул десятник, — Готов жить в ладу с другими — пусть его. А нет, так…

Охотник, чуть вытащив кинжал из ножен, со стуком задвинул его назад.

За день они проходили, по прикидкам Плещеева, немного — верст двадцать-двадцать пять, не более. И опять, по здравому размышлению подпоручика, идти нужно было по-другому: двумя десятками и — пехом! Лошади — они не люди, уход за ними занимал много времени. Утром, вечером… Да и на стоянках днем приходилось тщательно осматривать копыта и подковы четвероногого транспорта.

Да и идти можно было по-другому, если бы на «своих-двоих»! Где-то срезать через горку, где-то — пройти по каменистому руслу речушки. А так… Там коней не проведешь — ноги себе переломают! Все больше в поводу приходилось лошадок вести — больно уж тропы проводник выбирал неудобные. Но то понятно — где больше неудобств, там меньше люди шарятся!

На пятый день пути, к вечеру, проводник предупредил, что скоро будет точка промежуточной остановки.

— Дневку там сделаем. Отдохнем, поедим по-человечески. Базнар сказал, что там что-то вроде старой кошары есть, какие-то постройки остались. Распадок, ручей, склоны кустами поросли. Там оставим казачков. А сами с десятком Ефима вперед двинем!

Подпоручик кивнул. С заместителями ему откровенно повезло — Ефим и Макар между собой уже определились по порядку движения; посты на стоянках и походные заставы определялись тоже ими. Получалось, что за ним оставалось лишь формальное руководство и представительство от командования. Было немного досадно, но Плещеев понимал, что в службе Подшивалов и Ковязин понимают куда больше него, а потому — лишний раз не лез, просто внимательно наблюдал, мотая на ус.

— А там сколько останется? — уточнил Юрий.

— Проводник сказал, что еще верст двадцать до того аула…

«Х-м-м… еще день пути. Ладно, живы будем — не помрем!».

Место и впрямь было укромным, чуть в стороне пройди, сотню метров дальше — хрен заметишь! Когда расположились, обустроились, Базнар-проводник объяснил:

— Вон за той горой уже земли рода Шаджимба! И еще… завтра к вечеру я жду троих своих людей! — и посмотрел на русских с вызовом.

— Это еще зачем? — удивился Макар, — Такого уговора не было!

— Эти псы — наши кровники! Старые кровники! Я потому и согласился вести вас, потому что буду резать их как собак! И не беспокойтесь: мои родичи — опытные воины, знают, как стрелять, умеют рубиться не хуже вас! — было видно, что горца «закусило» и он не отступит, — И денег мне не надо платить!