Эпоха героев (ЛП) - Нира Страусс

В тот же миг всё моё тело завопило: убирайся, эта энергия затянет тебя, и ты станешь частью этой структуры, забытой внутри.

Я боролась с порывом. Сконцентрировалась на других ощущениях. Мои ноги прочно стояли на земле, ничего меня не тянуло. Кожа оставалась на костях. Моя рука и рука Луксии не получили повреждений, даже тьма внутри меня не напряглась. То, что дерево пыталось вырвать, было чем-то чуждым.

Постепенно я расслабилась. Перестала сопротивляться — и невыносимое давление стало лишь неприятным.

Тени задрожали внутри меня и начали стекать к пальцам. Маленькие клочья, жаждущие уйти.

Я узнавала их, когда они выскальзывали из моих пальцев, устремляясь к древу, и превращались в туманные фигуры, такие знакомые мне.

Один за другим проходили передо мной все люди и существа, что умерли по моей вине или рядом со мной. Все тени, что вонзались под мои ноги и никогда меня не покидали.

Сдержанный всхлип сорвался с моих губ, когда я различила худую фигуру Ффодора. Человека, который научил меня читать и никогда не боялся.

Там были солдаты, которых я убила в Эйре, спасая Каэли. Они сливались с древом торопливо, словно спешили. Я увидела охотника, что отнял у меня сестру и пустил в меня стрелу, а потом, годы спустя, появился в Галснане и имел несчастье встретиться со мной снова.

Плюмерия скользнула легко, будто сама жаждала перейти к древу. Я уловила её цветочный аромат и шорох лёгких платьев.

Дугалл шагал твёрдо, без страха, к корням, и ни разу не обернулся. Так же, как когда-то ушёл из Галснана, чтобы вступить в армию.

Игнас оставила после себя ощущение мощи и отваги. Я бы не удивилась, если бы Кранн Бэтахд содрогнулся, принимая её. Я ощутила холодное касание на запястье, прежде чем она ушла — безмолвное прощание.

Фира, лебедь, что охранял вход в На Сиог со своей стаей, протрубил мягко и печально, прежде чем улетел и растворился среди самых высоких корней.

Появился поток слугов, визжащих, как стая, от которой я пошатнулась; многие тащили чужие души. А за ними — все жители Анисы.

Бран прихрамывал к свету. А Гвен… Гвен смеялась, переходя на ту сторону.

В ушах звенели голоса: одни смеялись, другие протестовали.

Я резко сжала руку.

— Нет, — прошептала я. — Вы — нет. Не сейчас.

Я ждала, что случится что-то ужасное: что бессмертная змея набросится на меня за дерзость решать за других, или что голоса возмутятся. Но ничего не произошло.

Я взглянула на Луксию. Её глаза были закрыты, а по лицу пролегли новые морщины. В волосах появилась седина, на руках и предплечьях — пятна.

— Ты…?

— Продолжай, — резко оборвала она.

Я вновь осторожно прижала наши руки к корню.

Осталась последняя тень. Самая въевшаяся. Я сжала губы, и сама вытолкнула её. Почувствовала, как её когти вцепились в место, где она жила все эти годы. Боль была такой же жгучей, как её воспоминание.

Но в конце концов она сдалась и скользнула к древу. Там, где мои пальцы соприкасались с корнями, она обернулась и посмотрела на меня.

В глазах моей матери не было ненависти.

Только страх.

Она… всегда была очень напугана.

— Мы справимся, — прошептала я. — И ты тоже.

Она не ответила. Возможно, уже не могла. Но острый ужас в её зелёных глазах притупился. Грудь приподнялась, словно в долгом выдохе, и затем она ушла.

Я рухнула на колени спустя несколько секунд, обессиленная.

Только потом заметила, что Луксия упала рядом и не двигалась. Когда я взглянула на неё…

Я прикрыла рот рукой.

Она была иссушена. Казалась старухой лет девяноста, и её выражение было умиротворённым. Довольным.

Она воссоединилась со своими сёстрами.

Керридвен уменьшилась в размерах, чтобы обвиться вокруг своей спутницы, всё плотнее, закрывая её целиком. Последняя богиня.

— Прости…

— Иди. И позаботься о её наследии.

***

Я распахнула глаза и увидела переплетение можжевельника и ветвей. Грохот битвы, нескончаемые крики — всё вернулось.

Моё сознание снова обосновалось в теле, и я почувствовала…

Ничего.

Или всё сразу.

Потому что так долго я носила в себе все эти души, что и представить не могла, каково это — быть без них.

А теперь знала. И не существовало слов, чтобы описать это.

Всё это подсознательное напряжение истощало меня.

Тьма обвилась вокруг моей шеи и запястий, и я ощутила приятное тепло в животе. Магия бурлила. Я была полна. Мой сосуд почти опустел — я тратила слишком много силы на ойв, а теперь, когда они ушли…

Ну, почти все. Остались лишь немногие.

Я поднялась. Стоило мне коснуться ветвей можжевельника — и кокон распался. Заклятье Самайна, прежде дремавшее, хлынуло в меня. Окутало и встретило с ликованием.

Да, да, защебетала тьма. Самаин. Наша ночь.

Я нашла своего спутника мгновенно: он парил в воздухе в драконьей форме, в окружении родителей, атакуя плечом к плечу. Не нужно было сообщать ему, что я вернулась — он сам послал в меня вспышку любви и гордости через связь. Я также ощутила его усталость, протест мышц и крыльев при некоторых движениях.

Каэли сражалась неподалёку вместе с Персиммоном, Медоу и Фионом.

А чуть дальше, Оберон, изнывающий от скуки, заставлял демонов вокруг задыхаться землёй, камнями и стволами. Тех, кто подходил слишком близко, он отбрасывал чем-то сочащимся, что держал в руках. Рука, догадалась я. Ободранная до мышц и сухожилий рука.

Рука Накелави.

Медоу заметила меня, и его жест, направляющий стрелы воды в демонов, дрогнул. Каэли, Персиммон и Фион тоже ощутили перемену и…

Застыли на месте.

Я уставилась на бессмертного. На его изменившееся лицо. На бороду, забрызганную кровью, и глубокий порез, сочившийся на груди.

Я обернулась к Фианне.

Кумал стоял прямо за моей спиной. Такой же крепкий, как в моих снах, только здесь я могла разглядеть его лицо. В чертах угадывалось сходство и с Фионом, и с Морриган: в глазах и в том, как они прищуривались, будто скрывая улыбку.

Позади него были все остальные. Все, кого я спасла в рощице, когда слуги пытались поживиться их душами. Мужчины и женщины, люди, павшие храбро за эту землю — и чьи души кто-то бережно хранил в кипарисах, не находя для них иного упокоения.

Я не была уверена, как долго смогу удержать их здесь. Лишь столько, сколько продлится Самайн.

— Вот ваш вождь, — я указала на Фиона. — Напомните ему, что значит быть Фианной.

Кумал кивнул. И все вместе они взревели:

— ДИОРД ФИОНН!

Боевой клич Фианны.

Они бросились в бой — существа на границе жизни и смерти, неуязвимые для ударов, но способные их наносить. И они это делали. Я чувствовала, как дёргаются мои внутренности, и улыбалась.

Фион посмотрел на меня. В его глазах я увидела тени, скорбь и молнии. Увидела, как просыпается дремлющий дух и как дрогнуло несокрушимое сердце. Он крепче сжал меч и двинулся за отцом и братством, крикнув:

— Диорд Фионн!

Каэли схватила меня за руку, и сердце моё забилось быстрее. Казалось, будто кто-то вдохнул в неё новые силы.

— Аланна…

— Это твоя магия? — прошептала я. — Ты чувствуешь, что изменилась?

— Я тебя тоже чувствую. — Изумрудные глаза моей сестры пристально вглядывались в моё лицо. — Ты другая. Освобождённая, может быть?

Да.

Это было то самое слово. Я была освобождена.

Я подняла Орну — вернее, ту половину, что сохранила рукоять. Клинок был так изуродован, что восстановить его было невозможно; не было ни вибрации, ни гулкого отклика в ладони.

Я всё равно вложила её в тахали — потому что это не имело значения. Она заслуживала закончить битву вместе со мной.

— Сколько времени я была без сознания?