Опасная связь (ЛП) - Блэклейс Ана К.

Не без того, чтобы преподнести ей головы ее ухажеров на золотом блюде. Или душить их одного за другим прямо перед ее глазами, пока они не закатятся, а языки не вывалятся.

Мой член дергается при одной только мысли. Заставить ее мастурбировать, пока я душу этого ублюдка Никко, просто чтобы показать ей, что значит даже посмотреть на другого мужчину, — это новый уровень извращений. Идей у меня еще вагон и маленькая тележка, а я не тот, кто будет колебаться.

Я ублюдок, который получает удовольствие, делая все самым сложным способом. Если бы я не научился наслаждаться тем, как уничтожаю людей, я бы не дожил до своего десятого дня рождения. Именно чувство жестокости спасло мне жизнь. Оно же привело меня на вершину игры и удерживает меня там.

Мой отец был монстром, но он преподал мне пару ценных уроков. Например, о том, что в мире есть только два типа капитала — деньги и страх. Освоишь оба — и человечество у твоих ног.

Зарабатывать деньги и держать людей в страхе стало для меня второй натурой. А мы все начинаем любить то, в чем хороши.

Вот он я, извращенный ублюдок, который точно знает, на какие струны нажать, чтобы подчинить людей. Просто потому, что я принимаю истину — под кожей мы все монстры. И я получаю удовольствие, играя на этих струнах. Какую же прекрасную музыку они издают, особенно когда я затягиваю их вокруг чьей-нибудь шеи, выдавливая из него жизнь. Эта музыка — моя любовь.

Я наклоняю голову, как хищная птица, обдумывая это слово — «любовь». Осколки чувства, которое я никогда по-настоящему не испытывал. Кажется, я был близок к нему с Мией Роджерс, но это была искаженная версия того, что я видел у других пар. Ее изуродованный кислотой двойник.

Именно поэтому она никогда не выберет меня по собственной воле. Вот почему ее нужно настроить. Если у нее когда-нибудь появится возможность уйти от меня, она обязательно ею воспользуется.

Я вспоминаю ту ночь семь лет назад, когда преподал урок ее обидчику прямо у нее на глазах. Именно тогда она увидела настоящего меня. Реальность Деклана Сантори далека от красивой маски миллиардера, на которую такие женщины, как Лукреция Стейнард, мастурбируют. И только Миа Роджерс знает об этом.

Единственная, кто когда-либо понимал меня, еще до того, как узнал. Она почувствовала мою тьму так же, как я с самого начала ощутил маленькую извращенку в ней. Именно это притянуло нас друг к другу задолго до того, как мы произнесли первое слово на кампусе.

После Мии Роджерс у меня было много женщин. Бесчисленное множество. От самых роскошных моделей до самых желанных светских львиц, многие из них умели влезать мужчине под кожу. Но ни одна не смогла пробудить мои чувства так, как это сделала моя маленькая шпионка. И ни одна даже близко не сравнится с тем, каким фантастическим трахом она является. Один раз попробуешь ее — и пути назад уже нет.

Нет. Эта женщина либо моя, либо ничья.

Я провожу пальцем по экрану, разблокирую телефон и нажимаю вызов.

— Чем могу помочь, сэр? — раздается голос моего ассистента.

— Разошли приглашения, — говорю я. — Мы переносим мероприятие на две недели раньше.

Пауза. Он не может мне отказать, но я знаю, что требую невозможного. Для кого угодно другого это было бы неподъемной задачей. На мероприятие приглашены крупнейшие игроки, самые влиятельные люди мира. Их время — это священный ресурс, с которым не шутят. В совокупности мы обладаем такой мощью, что, объединись она, мир взлетел бы на воздух, как от ядерной бомбы.

Но они не пропустят The Rite, даже если это убьет их.

Для многих The Rite — это главное событие года. Это время, когда они могут отпустить контроль и удовлетворить свои самые темные желания, те тайные страсти, которые они держат под замком. Иногда их истинные желания шокируют даже их самих. Это и есть мой талант — я знаю, на какие кнопки нажать, еще до того, как они поймут, что такие кнопки у них вообще есть. А когда они понимают цену, которую за это придется заплатить, уже слишком поздно.

Для остального мира The Rite — это элитный бал, возможность для сливок общества блеснуть самыми экстравагантными нарядами и насладиться зрелищем, которое может соперничать с любым фестивалем в Монако. Но то, чем The Rite кажется, и то, чем оно является на самом деле, — две совершенно разные вещи.

The Rite — это моя персональная ловушка смерти.

И теперь Миа Роджерс получает VIP-пропуск — прямо туда, в ад.

Миа

ВСе УТРО Я НАХОЖУСЬ в состоянии раздрая, прокручивая вчерашний разговор с Декланом в машине. Чертова пробка делает передвижение по съемочной площадке настоящей пыткой, а ведь приходится таскаться туда-сюда, выполняя кучу идиотских поручений для Лукреции.

Она буквально не в себе после шоу с Декланом. Он явно задействовал какие-то сверхвлиятельные связи, чтобы меня не уволили, потому что сомнений нет — Лукреция наверняка пыталась вышвырнуть меня с работы. Но поскольку у нее это не вышло, она срывается на каждом шагу, делая жизнь невыносимой не только мне, но и всем остальным.

— Теперь она хочет, чтобы я заменила эту пуговицу, что просто бред, потому что это чертовски дорогой Dolce на заказ, — в отчаянии пищит Кристен, держа одну из блузок Лукреции в одной руке, а другой подталкивая свои огромные очки на крошечном носу. Они все время сползают. Она обычно светлый лучик на площадке, поднимающий всем настроение, но в последнее время она сама на взводе. — И еще она хочет, чтобы ты позвонила парню, который занимается люстрами, чтобы заменить маленькие лампочки на более яркие. И чтобы все было сделано до прихода ее гостя!

Я ругаюсь себе под нос. Конечно, еще одна невыполнимая задача.

— Это нельзя организовать так быстро, — говорю я скорее, чтобы выпустить пар. Мы все прекрасно знаем, что я сделаю все возможное и невозможное, чтобы это произошло. — Эти чертовы лампочки вообще не влияют на освещение, у нас для этого есть прожекторы.

— Полный бред! — доносится голос с другой стороны съемочной площадки.

Кристен украдкой бросает взгляд в сторону гримерной Лукреции, словно та может услышать даже на таком расстоянии.

— Она как с цепи сорвалась после шоу с Декланом Сантори, — говорит Кристен, заправляя за ухо прядь густых каштановых волос. — Ей ненавистно, что он выбрал тебя, даже если только, ну, ты знаешь… ради того, что произошло.

— Да, — выдыхаю я, чувствуя на себе взгляды и слыша перешептывания за камерами и оборудованием. Группы людей, с которыми я раньше смеялась, весело проводила время и ради которых хотелось приходить на работу, теперь говорят со мной через сжатые губы.

— Кажется, даже говорить со мной для них теперь проблема, — тихо бросаю я.

Кристен поднимает на меня взгляд, и я спешу поправиться:

— Кроме тебя и Лиама, конечно. Вы всегда были потрясающими.

Как по сигналу, Лиам появляется с основного съемочного места, таща огромный штатив, который явно должен был оставаться на месте. Его медвежья фигура согнута под тяжестью конструкции, и он ругается, когда ставит ее рядом с нами. Клянусь, земля чуть ли не содрогается, когда он его опускает.

— Эта женщина совсем свихнулась, — бормочет он, его лицо заливается красным. Сделать Лиама злым — почти невозможная задача. За все время, что я его знаю, я ни разу не видела, чтобы он терял самообладание, но, похоже, Лукреции удалось это сделать. — Какого черта этот штатив нужен где-то здесь, в заднице мира? Если он ей больше не нужен, она могла просто приказать отправить его на склад. Она специально издевается над нами.

Попытка зафиксировать штатив проваливается, и тот с грохотом падает ему на ногу. Лиам ругается, как миллион чертей, хватаясь за ногу, но его живот мешает нормально ухватиться. Он скачет на месте, еле удерживая равновесие, пока в комнату не заходит директор съемок.

Его взгляд скользит по нам, и он явно хочет что-то сказать, но в итоге передумывает. Мы все втроем выдыхаем с облегчением. Нам точно не нужны дополнительные задания к идиотским требованиям Лукреции, и это понимают даже такие придурки, как директор съемок.