Опасная связь (ЛП) - Блэклейс Ана К.

— Одно я поняла про таких, как она, — шепчу я. — Они не остановятся, пока не поставить их на место. Пойду поговорю с ней.

Глаза Кристен расширяются за ее очками, и она идет за мной, пока я направляюсь к гримерной Лукреции быстрыми шагами.

— Миа, а что если она тебя уволит?

Я фыркаю, ставя одну уверенную ногу перед другой.

— Ну, пусть попробует меня уволить, посмотрим.

Я даже не утруждаюсь говорить тише, чтобы все знали, куда я направляюсь и зачем. Их взгляды преследуют меня. К своему удивлению, замечаю на некоторых лицах странное выражение. Если бы я не знала лучше, сказала бы, что это уважение. Мои брови хмурятся, и решимость только крепнет.

Деклан, возможно, использовал меня на глазах у моих коллег, и те, кто не видел, уже все узнали, но он также использовал свою власть, чтобы защитить меня от утечек. Лукреция вряд ли сможет меня уволить хоть в какой-то реальности. Ему нужно, чтобы я продолжала стремиться к славе и успеху, чтобы он мог мной манипулировать. Поэтому люди не смотрят на меня, как на его шлюху. Они смотрят, как на его протеже.

Ну что ж, почему бы это не использовать?

Я поднимаю руку, чтобы постучать в дверь Лукреции, но тут же меняю решение. Зачем стучать? Она все равно меня не уберет. И сейчас я позабочусь о том, чтобы она больше не нагружала меня и моих коллег бессмысленными заданиями.

Я распахиваю дверь и вхожу внутрь, высоко подняв подбородок, выпрямив спину.

Лукреция сидит за туалетным столиком в красном шелковом халате, работая с планшетом, пока команда визажистов хлопочет вокруг нее. Несколько стажеров из отдела костюмеров перебирают наряды, она без сомнения на них наорала. Они выглядят абсолютно напуганными. Ее волосы наполовину уложены в ниспадающие блондинистые волны с одной стороны, другая половина еще в бигуди, за которыми возится стилист.

— Да, Миа? — лениво говорит она, не отрываясь от планшета.

— Это нужно прекратить. Прямо сейчас.

Она поднимает бровь и ухмыляется, прекрасно понимая, о чем я говорю.

— Ну надо же, — произносит она с притворным удивлением. — Маленькая мышка наконец попалась на крючок.

Мои губы сжимаются в твердую линию, челюсть напряжена.

— Крючок?

Она откидывается в кресле, разворачиваясь ко мне лицом. Одним движением руки она разгоняет весь персонал, словно кто-то дунул в кучку пыли. Демонстрация силы исключительно для меня.

— Если это место становится для тебя проблемой, ты всегда можешь уйти, знаешь ли. Никто не держит тебя здесь силой.

— Ты не можешь меня уволить, поэтому пытаешься заставить меня уйти самой, — делаю я вывод.

Она выдавливает из себя фальшивый смешок.

— О боже, конечно же нет. Просто жизнь в этой индустрии — это испытание, и честно говоря… — она медленно оглядывает меня с ног до головы, изображая жалость, — …мне кажется, ты для нее не подходишь.

Моя ладонь начинает чесаться от желания влепить ей пощечину, но я делаю глубокий вдох и сдерживаюсь. В одном она права: эта индустрия действительно сложная, и чтобы выжить, нужно держать себя в руках. А это нелегко в мире, полном подонков, из которых Лукреция Стейнард— одна из худших.

— И если уж мы заговорили о слоне в комнате, — продолжает она, — ты человек без принципов. Ты готова переспать с кем угодно, чтобы пробиться наверх. Я должна сказать, что не одобряю такого поведения. Это нечестно по отношению к твоим коллегам.

Она делает паузу, явно играя на публику.

— Все здесь так усердно работают.

— Я тоже работаю на износ, — слова вырываются из меня, даже несмотря на то, что моя челюсть сжата до боли. Черт, как же я ненавижу стоять здесь, словно на суде, пока она восседает в своем красном шелковом халате, как гребаная королева.

Она медленно кивает, изображая на лице поддельное сострадание.

— Конечно, работаешь. Но конкуренция здесь жестокая, и ты поддалась искушению найти короткий путь.

Ее фальшивая доброжелательность становится еще более раздражающей, как будто ей это вообще неважно, будь обстоятельства другими.

— Я понимаю, многие так делают. Но не все из нас используют такие методы. И несправедливо позволять оставаться в игре тому, кто так поступает.

В комнате становится душно от напряжения, взгляды коллег тяжелеют, словно обвинительные приговоры. Раньше они так не думали, ведь они знали меня, знали, как я выкладываюсь. Но эта стерва сумела подбросить червячок сомнения в их головы.

Мне нужно ударить в ответ, но возмущение душит меня. Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони, пытаясь удержать себя от дрожи. Я не могу двинуться ни на дюйм, не говоря уже о том, чтобы заговорить, зная, что она заметит, насколько сильно она на меня влияет.

— Это ведь не первый раз, когда влиятельный мужчина обеспечивает тебе место, правда? — продолжает Лукреция, чувствуя, что почва под ее словами уже подготовлена. — Твоя лучшая подруга замужем за Джаксом Воном, самым богатым человеком в Америке. Единственный, кто может сравниться с его властью, — это тот, чей член ты сосала пару недель назад.

Вот она, ее первая настоящая злобная атака. Стилист вздрагивает.

— Признайся, Миа, твое присутствие здесь несправедливо по отношению ко всем.

Лукреция обводит комнату жестом, словно указывая на остальных за ее спиной, но в ее движении чувствуется презрение, которое невозможно не заметить.

— Ты готова идти по головам, чтобы достичь своих целей. По нашим головам. Мы думали, что ты другая, но теперь все видят, кто ты на самом деле.

— А что будет, если я не уволюсь? — говорю я, стараясь удержать голос ровным.

— Что ж.

Она переводит внимание на открытые косметички на своем туалетном столике перед зеркалом, обрамленным лампочками.

— Тогда, полагаю, мне придется терпеть очень напряженную рабочую обстановку, а это никому не идет на пользу. Нервный босс, нервные сотрудники.

Давление, которое она оказывает на всех, чтобы добиться моего увольнения, буквально осязаемо. Я чувствую страх и ненависть, нарастающие в воздухе, исходящие от людей, которые раньше ко мне хорошо относились. Черт, я раньше приносила всем кофе из кафешки на первом этаже, а теперь они находят миллион причин, чтобы отказаться. Завтра, наверное, они просто швырнут его мне в лицо, даже не пытаясь быть вежливыми. С каждым днем ситуация будет только ухудшаться.

Разве что, конечно, как и Лукреция, они опасаются, что может сделать Деклан.

Я нервно закусываю внутреннюю сторону щеки, не зная, как реагировать. Кажется, что любое слово, которое я скажу, будет использовано против меня. Вся эта ситуация — как тяжелый груз на груди, и, во второй раз в жизни, я начинаю паниковать. В прошлый раз я видела выход — я сбежала от мужчины, который одновременно пугал и безумно возбуждал меня. Но теперь все выходы перекрыты, и моя сучка-начальница умело этим пользуется.

— Подумай об этом, Миа, — заключает она, ее голос медовый, но с явным привкусом яда. — Возможно, начать все с чистого листа где-то еще — не такая уж плохая идея. Где-нибудь, где люди не знают, ну, об… инциденте.

Я мечтаю, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Между этой мерзкой женщиной и пробкой, которую мой заклятый враг засадил мне в задницу, я полностью затрахана со всех сторон. Я сильная женщина, но чувствую, как начинаю трещать по швам. Никто не может выдержать такое давление. Мне нужно уйти отсюда, прежде чем я сорвусь и расплачусь прямо перед Лукрецией Стейнард, унизив себя перед ней и всеми остальными.

Я все еще стою лицом к Лукреции и остальным, чувствуя только стыд, когда мой телефон издает звук уведомления, и сердце подскакивает к горлу. Это тот самый особый звук, который я настроила для Деклана, поэтому мне даже не нужно доставать телефон из заднего кармана джинсов, чтобы понять, кто это. Да, в последнее время я хожу на работу в джинсах. Я уже деградировала даже по сравнению с невзрачным черным костюмом, потому что перестала чувствовать себя достойной носить что-то подобное. С тем образом, который у людей теперь сложился обо мне, продолжать носить костюмы казалось просто нелепо.