Владыка костей (ЛП) - Пирс Эйден

Белиал

Жить — значит умереть.

Это закон природы. Гимн, звучащий в небесах, слова которого вырезаны на самих костях Бога.

Все, что дышит, в конце концов стареет и гниет. И тогда оно становится моим.

С этим не поспоришь. Это космический закон. Все живое в итоге принадлежит мне.

Но с Катрин… я не мог ждать, пока ее сердце остановится само.

Я похитил ее из мира живых и затащил в самые темные глубины моего царства. Я пошел против самой природы.

Даже у Смерти есть свои слабости. Разве можно меня винить?

Ее дыхание было, как ветер, касавшийся лица заключенного, только что вышедшего на свободу. Румянец на щеках заставлял мою мертвую плоть болеть от желания. С первого взгляда на нее я захотел услышать, как ее смех отзовется эхом в холодных коридорах склепа моего дворца.

Я жаждал ее жизненной силы. Мой член впервые за много веков ожил при мысли о том, что я могу владеть ею до того, как жизнь покинет ее.

Я хотел куда большего, чем просто ее мертвое тело.

Изначально я планировал сделать из нее нечто вроде домашнего питомца. Чем-то, что вдохнет жизнь в мою обитель. Но в конечном счете, она была лишь пленницей.

Бесконечные, запутанные коридоры моего дворца сводили ее с ума. Когда ей не удалось сбежать, она пыталась уйти от меня единственным возможным способом.

Каждую ночь она лишала себя жизни. В самом начале — быстро и аккуратно. В нашу первую ночь — ножом для писем в своей комнате. Во вторую — повесилась с балкона своей башни, используя простыни.

Каждое утро она просыпалась целой и невредимой. Будто ничего не было. Но с каждым днем ее отчаяние росло.

И вскоре ее самоубийства стали… изощренными.

Она утопилась в Стиксе, что тек за дворцом. Скормила себя плотоядному дубу в саду. Намеренно дала себя раздавить каменным стенам в движущихся комнатах. Бросилась на мечи оживших доспехов, что бродили по коридорам.

Список можно было продолжать.

Единственное, что бросалось в глаза, — это вид ее истерзанного тела прямо перед тем, как я возвращал ее к жизни. Мне следовало бы чувствовать нечто большее, чем ничего, каждый раз, когда эти безжизненные глаза смотрели на меня, а под ней расплывалась лужа темно-красной крови.

Может быть, если бы что-то чувствовал, я бы продержался дольше. В конце концов, я устал от этого бесконечного круговорота. И найдя ее в очередной раз, я решил, что он будет последним.

Я вынес ее тело на поверхность, чтобы похоронить в фамильном склепе. Я бы похоронил ее на территории моего дворца, но бедная девушка слишком рьяно боролась, чтобы сбежать от меня и моего мира.

Она бы предпочла компанию червей и расхитителей могил, нежели мою.

С червями я мог бы смириться. А вот с расхитителями мне иногда приходилось разбираться лично, как с паразитами, коими они и являлись.

Расхитители гробниц были самыми низкими из тварей. Я наказывал этих ничтожеств бессчетное число раз. Между их всхлипами и мольбой о пощаде, они всегда говорили одно и то же: красть у мертвых не преступление, ведь мертвые ни в чем не нуждаются.

Но они крали не у мертвых.

Они крали у меня.

Как Владыка Костей, я был повелителем мертвых и хранителем их могил. Каждая частичка умершего принадлежала мне, пока они не переходили из моего царства в следующее.

Если я вообще позволял им в него перейти.

Я не мог защитить каждую могилу. Да и не стремился. Но я поднялся бы со своего трона, чтобы охранять любое тело, в котором была хоть капля крови Катрин.

Я был ей обязан.

Большинство людей, какими бы глупыми они ни были, обладали хотя бы капелькой ума, чтобы не лезть в усыпальницу семьи Петерик. Ходили слухи, что Бог Смерти утащил Катрин в подземный мир. Что ее отец, влиятельный лорд того времени, отдал мне ее за вечную жизнь.

И в отличие от большинства слухов — эти были правдой. Я действительно даровал отцу Катрин бессмертие. Но я не обещал, что не похороню его. Теперь он лежит в ящике, я даже не помню где, глубоко под землей, и его крики никто не услышит.

Несмотря ни на что, о ее семье все равно ходили слухи. Со временем, они превратились в суеверия. Большинство смертных держались подальше. Но люди были любопытными, жадными паразитами. Каждые лет пятьдесят, кто-нибудь осмеливался приблизиться достаточно близко, чтобы потревожить тщательно охраняемое место упокоения рода Петерик.

Последний, кто осмелился вторгнуться в гробницу Катрин, стал восхитительной люстрой над моим обеденным столом. По крайней мере, тем, что от него осталось.

Когда я почувствовал покалывание в своих рогах, я понял, что действие магических чар, наложенных на усыпальницу, снова было нарушено. Злоумышленник. Вор.

Какой предмет мебели я сделаю из этого ублюдка на этот раз? Может быть, винную полку.

Впервые за столетие, я вышел на поверхность. Я почти забыл, каково это, чувствовать запах травы, прикосновение свежего воздуха к моим костям и легкий ветер, проходящий сквозь глазницы.

Но наслаждаться этим не было времени. Казалось неправильным упиваться лунным светом, раз я пришел сюда ради казни.

Обычно я не занимался смертью. Я ждал, пока она придет сама. Но не в этот день. Не с этим сбродом. Если они совершили хотя бы один вдох рядом с усыпальницей Катарины, я вырву их сердца и буду пить их кровь, как дешевое вино.

Они заплатят за то, что потревожили то, что принадлежит мне.

Я вошел в мавзолей, скрытый от чужих глаз, подол моего плаща поднял клубы многолетней пыли у моих сапог. С моим приходом воздух в помещении стал холоднее, настолько, что все, что имеет сердцебиение, могло умереть.

Когда температура упала, я ожидал, что они сбегут, но эти воры оказались слишком настырными. Они дрожали, их дыхание клубилось перед ними, пока они слонялись по склепу семьи Катрин, набивая свои сумки реликвиями и безделушками. Некоторые из них были магическими, я сам упокоил их вместе с Катрин. Но эти люди не уйдут с ними.

Я сделал шаг вперед и застыл, когда разглядел их получше.

Один из них был женщиной.

Внутри меня зашевелился интерес. За все свои годы я ни разу не встречал женщину-вора. У большинства человеческих женщин инстинкты развиты лучше, чем у мужчин.

Ее кожа была по-вампирски бледной, будто она жила в моем мире, а не в этом, и она была такой крошечной. Если бы я забыл про осторожность, то с легкостью бы ее сломал. Одежда, которую она носила, делала ее еще меньше. Господи, во что она была одета?

Ее фигура была обтянута темным жилетом, молния спереди была достаточно низко, чтобы открыть V-образный вырез рубашки и обширное декольте. Ее юбка была греховно короткой, она обнажала большую часть бедер, обтянутых чулками. Сами чулки, похоже, не имели особого смысла. Они, конечно же, не служили сохранением скромности, их узор в виде сетки, делал образ более дерзким, чем если бы она была с голыми ногами.

Я должен был бы счесть ее вид позорным. Но вместо этого во мне пробудилось нечто темное, давно похороненное.

Второй грабитель, парень, не вызывал у меня никакого интереса.

Он был ее партнером? Привел ее сюда силой? Судя по азарту в ее глазах, пока она набивала сумку сокровищами, — нет.

Наказал бы я ее так же, как и всех мужчин, приходивших раньше? Я мог бы, но… нет. Это было бы пустой тратой времени. Она была слишком красива, чтобы превращать ее в мебель. А ее запах… Клянусь Богами, он был слишком приятен, чтобы сделать из нее что-то обыденное, вроде винной полки. Аромат гвоздики и терпкой вишни заставлял мои мысли разбегаться от возможностей ее наказания.

Я мог бы привязать ее обнаженную к своей кровати и удерживать там вечно, лишь ради того, чтобы ее запах пропитывал мои простыни. Мое собственное живое благовоние. Хотя у нее могло быть и другое применение… связанное с моей постелью…

Мои мысли становились чернее смерти. Мне пришлось их разогнать.

Нет. О чем я вообще думал? Я не мог взять в свое царство другое живое существо. Я поклялся, что больше никогда этого не сделаю, не после Катрин. Лучшим решением было бы убить ее вместе с товарищем. Быстро и легко. Она не будет страдать.