Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

Я жду, когда Лайла уйдет. Но она не уходит. Она продолжает подходить ближе, и это наполняет мой разум опасными мыслями.

Мне следует выключить холодную воду. Мое тело реагирует не только на ее близость. Оно также реагирует на желание в ее глазах. К тому напряжению, которое потрескивало между нами на кухне, где я впервые увидел ее, и, кажется, никогда полностью не исчезало.

Вода скользит по моей коже, смывая все, закручиваясь в канализацию.

И она делает еще один шаг.

Между душевой кабиной и остальной частью ванной комнаты нет перегородки. Просто стеклянная панель, которая закрывает половину прохода, но ничего не закрывает. Чем горячее становится вода, тем медленнее поднимается пар.

Я застрял где-то между похотью и недоверием, когда Лайла заходит в душ. Она полностью одета, но это не имеет значения. Ее близость — это все, что мне нужно, чтобы полностью возбудиться.

Она садится на колени, и воспоминания, которые, как я думал, я успешно похоронил, нападают на меня.

Что-то в Лайле всегда действовало на меня по-другому. Гул в моей крови и жужжание под кожей. Химическая реакция, на которую не повлияли ни время, ни расстояние.

Ее прикосновения легки и неуверенны, как соблазнительный шепот. Ее пальцы обхватывают и обводят мои яйца. Ее рот касается кончика моего члена, а затем ее язык пробудет на вкус выпуклый край головки.

Я не могу сдержать стон, срывающийся с моих губ. Накачанный адреналином, прилив блаженства почти мучителен.

Желание — похоть — это то, что нужно уметь контролировать. По крайней мере, управлять. Точно так же с болью или счастьем. Я выбираю то, что увидят другие.

Это показатель воли, а не вопрос истины.

Самый близкий к интимности момент у нас с Лайлой с тех пор, как мы вновь встретились на тротуаре возле ее квартиры, был, когда она обняла меня в гостиной.

Раньше в наших отношениях присутствовала безнадежность. Неохотное согласие с тем, что Лео должен знать правду о своем прошлом.

Это не похоже на то, что было раньше.

Я показал ей больше уродства, чем кому-либо другому.

Каждый хочет власти и место лидера, но мало кто знает, на какие жертвы надо идти ради моего звания.

Наверху одиноко. Особенно когда принимаемые решения влияют на жизнь, или даже смерть.

Есть несколько человек — Алекс, Роман, Григорий, — с которыми я вырос и которым полностью доверяю. Но я не обсуждаю с ними решения. Я отдаю приказы.

Влажный жар рта Лайлы еще сильнее обволакивает мой член, и в голове у меня становится совершенно пусто. Она посасывает головку, затем расслабляет челюсть и принимает меня глубже в свое горло.

Я должен остановить ее. Я уверен, что утром она пожалеет об этом. Такой неожиданный поворот событий, скорее всего, вызван водкой и скукой, ни то, ни другое не способствует принятию важных решений.

Все между нами и так достаточно сложно.

Но, черт возьми, почему это так приятно?

И если бы я был хорошим человеком, я бы не стоял в душе, смывая кровь.

Я не проявляю нежности, когда беру то, что она предлагает.

Лайла многогранна. Она не такая нежная, как ее выразительные глаза и элегантные черты лица. Особенно когда дело доходит до секса. Она всегда предпочитала грубый и безрассудный секс. Ей нравилось, когда я непристойно разговаривал с ней.

Воспоминания о нашем времени вместе преследовали меня в течение многих лет после отъезда из Филадельфии. Было много ночей, когда я был один — и ночей, когда не один, — когда я думал о ней.

Но ни одно воспоминание не сравнится с реальностью.

Остатки адреналина бурлят в моем организме. Мои чувства обострены, а чувства в растерянности.

Я откидываю голову на прохладную плитку, наблюдая, как мой член входит в рот Лайлы и выходит из него. Я не указываю ей, позволяя Лайле выбирать, какую часть моей эрекции она примет. Я уже чувствую нарастающий жар у основания позвоночника, когда она принимает меня достаточно глубоко, чтобы коснуться задней стенки горла, и сглатывает.

Я стону ее имя.

Ее рот напряженный, горячий и влажный. Я борюсь с надвигающимся оргазмом, чтобы дольше наслаждаться ощущениями. Мои бедра автоматически дергаются, делая один толчок.

Она не отстраняется, просто сосет сильнее. Я кончаю без дальнейшего предупреждения, мое дыхание прерывистое, а сердцебиение слышно сквозь плеск воды.

Мое тело закрывает большую часть брызг, но на ее свитере остались темные пятна от воды. Когда Лайла встает, ее колени мокрые от пола.

Вода стучит вокруг нас, как дождь.

— Тебе не обязательно было убивать его, — это первое, что она мне говорит.

Моя челюсть ходит ходуном, раздражение съедает остатки блаженства, все еще струящегося по мне.

— Есть только один выход из этой жизни.

— А как же я и Лео?

— Вы — исключение.

Я делаю шаг вперед. Я тоже умираю от желания прикоснуться.

Но Лайла отступает назад.

— У тебя грязные руки, — говорит она мне.

Мои пальцы сжимаются в кулаки, когда эти слова ударяют мне в грудь. Вода стекает по рукам и закручивается в водостоке. Долгое время слышен только звук падающей воды, пока я смотрю на нее, и она смотрит в ответ.

Был короткий момент — только что, — когда я позволил себе забыть обо всем. Когда я позволил себе представить, какой была бы жизнь с Лайлой и Лео. Когда казалось, что она понимает, а не осуждает.

Я даже не могу винить ее за это.

Я бы тоже возненавидел и отверг себя.

Вот почему я не понимаю, что, черт возьми, только что произошло. Почему она открыла дверь возможностей только для того, чтобы снова захлопнуть ее. Почему она инициировала близость и теперь отказывается позволить мне сделать то же самое с ней.

Но я не задаю вопросов и уж точно не приношу извинений. Я вообще никак не реагирую, просто смотрю на нее. Если она хочет изобразить меня бессердечным ублюдком, то я сыграю именно эту роль.

Лайла поворачивается и уходит, оставляя меня стоять здесь. Остатки удовольствия все еще согревают мою кровь. Я только что кончил сильнее, чем за многие годы от простого минета от губ женщины, которую не надеялся снова встретить.

Я стою под душем, пока он не становится холодным, желая, чтобы вода смыла мои грехи.

ГЛАВА 20

ЛАЙЛА

Вини во всем водку, — говорю я себе, спускаясь по лестнице. Вини во всем водку. Вини во всем…

Я захожу в столовую, а Ник уже там. Мое сердце учащенно бьется. Он одет в свой обычный черный костюм, его волосы аккуратно причесаны, а запонки поблескивают, когда он отпивает кофе из чашки, а затем ставит ее обратно на стол.

Все, на чем я сосредоточена, — это изгиб его предплечья. Похоть разливается у меня в животе. Я могу признавать, что произошедшее прошлой ночью было ошибкой, сколько угодно. Но я тоже все еще хочу его. Хочу гораздо большего, чем то, что произошло между нами.

Уже встав, Ник взъерошивает волосы Лео, а затем подходит ко мне.

— Мне нужно уйти пораньше, — говорит он мне.

— Х-хорошо. — Я изучаю черты его лица, но они ничего не выражают.

— Моя мама уже ушла. У нее бранч.

Я изучаю спокойное выражение его лица, пытаясь разгадать любые детали, которыми он не делится. Один напряженный ужин — это не так уж много для визита. Интересно, имеет ли эта краткость какое-то отношение ко мне и Лео. Он попросил ее уйти или она сама решила уйти.

Я вообще ничего не понимаю. Нет и признаков голода, который был прошлой ночью, ни следа печали или крови.

Ник смотрит на меня так, как коллегу по работе — с вежливым безразличием.

— Ладно, — повторяю я. — Хорошего дня.

Он кивает и проходит мимо меня в прихожую. Через несколько минут я слышу, как хлопает входная дверь.

Я натягиваю на лицо улыбку и поворачиваюсь к Лео, который ест свои хлопья.

— Доброе утро, приятель.

— Привет, мам.

Он сосредоточен на тонкой книжке в мягкой обложке, которая лежит рядом с его тарелкой. Я беру себе тосты и кофе. Если — когда, напоминаю я себе, — мы вернемся в Филадельфию, нам будет нелегко вернуться к нашему старому утреннему режиму.