Ядовитые мальчики (ЛП) - Тейлор-Лэйн К. Л.

— Тебе холодно? — спрашиваю я ее, просто желая вернуть ее внимание ко мне.

Эти большие сиреневые глаза открываются, и ресницы трепещут. когда она смотрит на меня, то качает головой, а на ее губах появляется легкая улыбка.

— Голодна? — она качает головой, ее улыбка становится шире. — Хочешь пить?

Хлопнув меня по груди, она хихикает:

— Нет! — она смеется, тихо вздыхая. — Все иде… — она пожимает плечами в некоем подобии пожатия, прочищая горло. — Я просто в порядке.

Идеально.

Ее улыбка гаснет.

Она собиралась сказать "идеально".

Ты само совершенство.

Она снова улыбается, когда понимает, что я хмурюсь, но это не касается ее глаз. Я заметил, что такое случается чаще. Я крепче прижимаю ее к себе, как можно ближе, не раздавив.

— Принцесса? — урчу я после продолжительного молчания, комфортного, непринужденного.

Ее нога перекидывается через мое бедро, колено оказывается рядом с моим членом, но я не думаю об этом. То, как малейшее ее прикосновение зажигает меня, делает мой член твердым.

— Да, Кинг? — она отвечает, и я вдруг вспоминаю, как она просила Рекса обращаться к ней "Ваше величество", и мне хочется смеяться.

— Райден. — прохрипел я, крепче сжимая пальцами ее плечо. — Меня зовут Райден.

Она снова улыбается, мягкой улыбкой, на этот раз более реальной, ее глаза немного прищуриваются:

— Райден. — выдыхает она, и это похоже на укол похоти и любви, которые обволакивают мое сердце и член.

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя. — я улыбаюсь ей, не сводя с нее глаз.

— Да? — она улыбается шире, и мое сердце бешено колотится.

— Да.

Она прижимается лбом к моей груди, пряча от меня лицо, но я чувствую ее улыбку на своей коже, чувствую, как она улыбается.

— О чем ты думаешь? — шепчу я, глядя на нее сверху вниз.

Рука прижата к сердцу, ее пульс совпадает с биением моего сердца, я так хочу, чтобы она никогда не двигалась.

— Посмотри на меня, принцесса.

Медленно она поднимает голову, кладет подбородок обратно на мою грудь, сгибает пальцы, и ее ногти слегка задевают мою кожу.

Она немного хмурится.

— О маме. — она сглатывает, прикусывая губу, я хочу прикусить ее за нее.

— Да? Какая она? — спрашиваю я, поглаживая рукой округлость ее плеча.

Она колеблется, опуская взгляд.

— Если она такая же хорошенькая, как ты, ей лучше спрятаться от нас. Я думаю, Рексу нравятся женщины постарше, ты же знаешь.

Она смеется над этим, поднимая глаза, но они грустные, опущенные в уголках, и я чувствую, как моя собственная улыбка гаснет.

— Она была красивее меня. — была. — У нее были такие большие голубые глаза, крошечные веснушки на носу. — глаза Поппи стекленеют, уголки рта опускаются. — Я с трудом могу вспомнить, как она говорила.

Она сглатывает, глядя на меня снизу вверх и покусывая внутреннюю сторону щеки.

— Что с ней случилось? — тихо спрашиваю я, крепко обнимая ее.

— Она была убита. — она отводит взгляд, слегка задыхаясь от слов. — Злоумышленником. — на лбу обозначаются морщины, и она закусывает губу, больше ничего не говоря.

— Мне так жаль, Поппи — говорю я ей, чувствуя, как ее сотрясает мелкая дрожь.

— Вот почему я не люблю темноту. — шепчет она, словно неосознанное признание. — из-за шкафа. Она заперла меня в кухонном шкафу и сказала не выходить, пока не вернется за мной. — она сглатывает, удерживая мой взгляд. — Я слушала ее… когда ее изнасиловали и убили в прихожей. — она опускает взгляд. — Она так и не вернулась за мной. — ее остекленевшие глаза встречаются с моими. — Мне было пять. —

Пять. — Я нашла ее.. — шепчет она. — Я нашла ее.

— Господи, Поппи. — выдыхаю я, проводя рукой по ее волосам. — Прости, принцесса. — я качаю головой, одаривая ее легкой грустной улыбкой: — Должно быть, это было действительно тяжело — расти без своей мамы.

Она кивает, шмыгает носом, сглатывает:

— Да, теперь я чувствую беспокойство и все такое. — она сильно хмурится, как будто находится где-то в другом месте. — Мне потребовалось много времени, чтобы попытаться преодолеть это. — хрипит она низким и надтреснутым голосом. — Не думаю, что когда-нибудь смогу.

В ее глазах появляется почти виноватое выражение, когда она отводит взгляд, что-то преследует ее, но она не вдается в подробности.

— А как же твой отец? — следующий вопрос я задаю, мгновенно сожалея об этом, поскольку она пытается подавить вздрагивание.

— Он никогда не умел ладить с детьми. — Поппи морщит носик: — Со мной.

— Как же так? — я не должен давить, но мои внутренности словно заставляют меня давить, как будто мне нужно знать.

Кажется, она обдумывает свой ответ. Как будто она заново что-то переживает, и это вызывает у меня желание вернуть ее обратно, куда бы она ни отправилась. Я не хочу больше задавать ей никаких гребаных вопросов.

Мои легкие сжимаются, сердце замедляется до пугающего стука в груди.

— Поппи? — говорю я, сжимая пальцами ее плечо. — Ты в порядке, принцесса?

— Да. — она качает головой.

Вытирает одинокую слезинку у меня на груди, быстро шмыгает носом, когда снова смотрит на меня, пытаясь взять себя в руки, как будто она только что щелкнула выключателем. Снова легкая улыбка с потухшими глазами.

Мое сердце бьется сильнее, испытывая боль за эту девушку. Я не уверен, что оно когда-либо причиняло кому-либо боль раньше. Я смотрю на стену, думая о своей собственной маме, счастливой с моим отцом. Нам повезло, как она говорит.

Я должен скоро ей позвонить.

— Расскажи мне секрет. — шепчет Поппи, ее теплое дыхание касается моего соска, превращая его в твердую точку, и мне хочется перевернуть ее, трахнуть снова, заставить ее забыться хоть на мгновение. — Что-то, чего больше никто не знает.

Секретами я делюсь только со своими братьями, потому что с другими я никогда не чувствую себя в безопасности. Мне не нравится чувствовать себя уязвимым. Но мой рот все равно не слушается, как будто она может призвать моих демонов, погладить их по головам, чтобы приручить. И я мог… очистить их, вместе с ней.

— Когда мне было пятнадцать, я был… изнасилован… — мое сердце замирает, и Поппи напрягается, мой большой палец скользит вверх-вниз по ее теплой, мягкой коже. — Я думал, мальчики не могут быть изнасилованы девочками. Поэтому я никому не сказал, что сказал «нет». — я пожимаю плечами, оглядывая комнату с голубым освещением — свет, который я теперь оставляю включенным каждую ночь только для Поппи, даже если ее здесь нет. — Когда это происходило, я думал, что это круто, я

убедил себя, что это хорошо. Это было приятно. Мне это должно было понравиться. Что со мной было не так, что я этого не сделал? Что я не хотел, чтобы эта пожилая женщина прикасалась ко мне и заставляла меня кончать. — я сглатываю, шепча: — Я думал, что я гей. Я должен был им быть. Чтобы это не нравилось.

Я думаю о том, как плакал, когда кончал в ее руке, в ее рту. Я думаю о рвоте, о ночном недержании мочи. Ночных кошмарах.

— Однажды Линкс рано вернулся домой с тренировки. — я сглатываю, думая о его красном потном лице, влажных волосах, о тех теплых карих глазах, которые все это видели. — Он остановил это. — выдыхаю я. — Он угрожал причинить ей боль. «

Если ты не уберешься к чертовой матери от него, я перережу тебе глотку». — Она посмеялась над всем этим, сказала, что мы просто играли, но я вырос с Линксом в том доме, он знал меня слишком хорошо для такого дерьма.

— Что случилось с… — Поппи сглатывает, опускает взгляд на свою руку на моей груди. Большие глаза возвращаются ко мне, когда я смотрю на нее сверху вниз, опустив подбородок. — Ней?..

Беннетт и Флинн позаботились о ней.

— Мой старший брат сообщил об этом, но женщина сбежала. С тех пор о ней никто ничего не слышал.

— О боже мой. — выдыхает Поппи, впиваясь ногтями в мою кожу. — Значит, она все еще может быть где-то там, что, если она… — взгляд Поппи перебегает с одного моего глаза на другой. — Что, если она вернется?