Рыцарь Спиркреста (ЛП) - Рид Аврора

Не то чтобы мне было на что жаловаться. Мои родители всю жизнь упорно трудились и работали рядом с людьми, обладающими большим богатством и успехом, чем те, к которым они когда-либо могли бы стремиться. Теперь они хотят для меня только самого лучшего и знают, как трудно это лучшее получить, не имея преимущества.

Для них Спиркрест — это то самое преимущество, и все, что я делаю, должно быть направлено на мое будущее, на мой успех. В этом нет ничего плохого. Я стала такой, какой я есть, благодаря им, и я должна напоминать себе, что должна быть благодарна за это.

Когда я наконец добираюсь до дома Эвана, я останавливаюсь перед воротами. Дом огромен, он возвышается над окружающими его соснами, очерченными слабым звездным светом. Даже среди массивных домов на улице этот дом стоит особняком, отделенный от дороги длинной дорожкой и вечнозелеными деревьями. Я вижу прямоугольники света то тут, то там, но остальные окна темные. Такой большой, пустой дом.

Впервые я задаюсь вопросом, как Эван отнесется к тому, что проведет Рождество один в этом большом доме.

Спросить его не представляется возможным, но когда я вхожу в дом, первое, что меня поражает, — это тишина. Я осматриваю кухню, которую он пытался привести в порядок с удивительным успехом. В гостиной горит свет, но она так же пуста и девственно чиста, как и обычно.

Я поднимаюсь наверх, в гостевую комнату, чтобы положить свои вещи, когда наконец замечаю Эвана.

Дверь его спальни распахнута настежь, открывая просторную комнату, удивительно опрятную. Огромный телевизор стоит на низкой тумбе из темного дерева, а Эван раскинулся перед ним на куче подушек. На животе у него лежит игровой контроллер, телевизор осыпает комнату яркими мультиками, но он спит. Рот слегка приоткрыт, грудь медленно поднимается и опускается. Сбоку от него — пустая тарелка с нетронутыми уголками бутерброда, стакан, наполовину наполненный молоком.

Трудно поверить, что это тот самый парень, который превратил мою жизнь в кошмар с девятого класса, парень, который прижал меня к дереву и целовал меня так, будто он умирал от голода, а я была последним фруктом на земле.

Я смотрю на него с минуту, и странное чувство сжимает мое сердце. Это не привязанность, а что-то другое, какая-то грусть, почти жалость. Но жалеть Эвана не стоит: он богат настолько, насколько это вообще возможно, привилегирован до невозможности. Он никогда не будет беспокоиться ни о работе, ни о деньгах.

И все же…

Пройдя по мягкому голубому ковру, я опускаюсь на колени рядом с Эваном и тыкаю его в руку. Он не реагирует. С близкого расстояния он потрясает своей красотой, и я позволяю себе снисходительно посмотреть на него как следует.

В девятом классе, когда мы познакомились, он был очень красив, но с тех пор он стал еще красивее — этакая грубоватая американская привлекательность. Сильная челюсть, очерченные скулы, прямой нос. У него длинные и густые ресницы, как и его нелепые волосы. Во сне он похож на сказочного принца.

Конечно, он ближе к волку, чем к принцу, но, глядя на него, этого не скажешь.

Я щелкаю его по щеке. Он открывает глаза и, увидев меня, замирает.

— Софи!

Мое имя сорвалось с его губ, как будто он и не собирался его произносить. Возможно, он и не хотел. В конце концов, он уже много лет не называл меня по имени. Он садится и вытирает лицо, одной рукой подправляя свои красивые черты.

— Я заснул, — бесполезно объясняет он.

— Правда? Ты уверен?

Он смеется. — Ну ты и засранка.

— Теперь ты говоришь мне то, чего я не знала, — отвечаю я. — Сейчас только восемь часов. Ты всегда так рано ложишься спать?

— Я не специально, — говорит он. — Я ждал, когда ребята выйдут в сеть, чтобы мы могли поиграть, но уснул в ожидании.

Он проверяет свой телефон и гримасничает. — Зак, наверное, слишком занят, одержим Теодорой, а Сев наверняка где-то разрабатывает план победы над своим новым заклятым врагом — невестой.

Со вздохом он отбрасывает телефон в сторону. — Чертовы продажные люди.

Я не понимаю, зачем он мне это рассказывает, но меня не интересует сложная любовная жизнь Молодых Королей.

— Ну… — Я говорю, вставая: — Ты поел?

Он показывает на тарелку. — Я сделал бутерброд.

— Но это же не еда, правда? Я думал, что ты занимаешься здоровьем и фитнесом.

— Так и есть, — говорит он, надувшись. — Но я не умею готовить, а в холодильнике ничего особенного нет.

Я хмурюсь. — Как ты обычно питаешься в праздники?

Он пожимает плечами. — Родители присылают мне деньги, и я обычно заказываю еду на вынос или делаю бутерброды.

— Что ж, — глубоко вздыхаю я и надеюсь, что не совершаю ужасной ошибки. — Мне нужно будет поесть, так что… не хочешь ли ты поесть со мной?

Он тут же садится, и его глаза становятся на три тона голубее, словно подсвечиваются изнутри. — Да! Я закажу все, что ты захочешь.

Я качаю головой. — Нет, я буду готовить.

— С чем?

— С ингредиентами.

— Но у меня их нет.

— Верно, поэтому я и иду в магазин.

— Как… в продуктовый магазин?

Я закатил глаза. — Я знаю, что ты не слишком богат, чтобы знать, что такое супермаркет, Эван.

Он поднимает обе руки. — Нет, нет, я просто не часто туда хожу. Это великолепно.

Он вскакивает на ноги, чуть не сбив меня головой в своей спешке. — Я отвезу нас. Поедем по магазинам.

Он убегает, и я следую за ним. По какой-то причине его энтузиазм одновременно радует и немного угнетает. Я мысленно отмечаю, что надо купить несколько рождественских украшений, пока мы будем в супермаркете.

Эван может быть полным и абсолютным мудаком, но даже мудаки заслуживают немного рождественского настроения.

Американская мечта

Софи

В течение нескольких последующих дней становится мучительно очевидно, насколько пуста жизнь Эвана. Он только и делает, что бегает, занимается в своем огромном домашнем спортзале, ходит по кухне в поисках закусок и играет в видеоигры.

Его никто не навещает, поскольку его друзья, как и мои, все дома со своими семьями или отдыхают за границей. Его не беспокоят ни заявления в университет, ни домашние задания, ни ревизия — вообще ничего. Он просто бесцельно слоняется по городу, ища, чем бы заняться.

Когда я возвращаюсь домой из кафе, он спускается по лестнице, как щенок. У нас вошло в привычку готовить вместе, причем в основном готовлю я, а Эван заглядывает мне через плечо и задает миллион вопросов. Я даю ему задания, и он безропотно их выполняет: моет посуду, чистит овощи, освобождает мусорные ведра.

Мы вместе едим на его кухонном острове, а потом немного смотрим телевизор в его шикарной гостиной. Иногда мы играем в видеоигры, но я не очень хорошо в них разбираюсь, а Эван — не самый лучший учитель, поэтому я всегда в итоге сдаюсь.

Иногда мы включаем музыку, и я сижу и делаю домашнее задание, а Эван лежит на спине на полу, закинув ноги на диван, и играет в игры на своем телефоне.

В пятницу вечером я прихожу домой, измотанная после пяти дней работы в кафе. В субботу и воскресенье у меня выходной, поэтому я убираю пальто и рюкзак и иду искать Эвана. Хотя мы так и не поговорили о поцелуе на вечеринке, он больше не кажется фантомом, преследующим нас каждый раз, когда мы вместе, так что большая часть неловкости уже рассеялась.

Он сидит на табуретке на кухне, смотрит что-то на своем телефоне и потягивает массивный протеиновый коктейль. Его голубые глаза загораются, когда я вхожу в комнату, и он поднимает свой стакан.

— Хочешь?

— Может быть, после того, как я закончу тренироваться в твоем подвале.

— Ты собираешься тренироваться? — спрашивает он с искренним удивлением.

Я бросаю на него взгляд. — Нет, Эван, я не собираюсь тренироваться. Но я хочу, чтобы мы кое-что сделали.

Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и телефон выскальзывает у него из рук, с грохотом падая на мраморную столешницу. Тусклый румянец окрашивает его щеки. И тут же между нами встает призрак поцелуя. Я должен быстро вмешаться, если не хочу, чтобы это стало невыносимо неловким.