Рыцарь Спиркреста (ЛП) - Рид Аврора

— Не то, что ты себе вообразил, — огрызаюсь я.

— О. — Он моргает, слегка нахмурившись. — Тогда что?"

Я поднимаю брови. — Ты помнишь украшения, которые мы купили в начале недели?

Он садится. — Да ну нафиг. Да. Да, я помню! А что с ними? Пора?

Я торжественно киваю. — Пора.

Он выбегает из кухни, бросив и телефон, и протеиновый коктейль. Украшения лежат в пакетах и коробках в прихожей. Я подхожу и вижу, что Эван порхает вокруг них, как маленький ребенок.

— С чего бы нам начать?

Украшения занимают весь день и почти весь вечер. Но когда мы, наконец, заканчиваем и любуемся своими работами, нет ощущения, что мы потратили время зря. Строгая элегантность комнат преображается благодаря мягкому сиянию разноцветных сказочных огоньков, мишуре, гирляндам и венкам.

Даже наша небольшая елочка, установленная у богато украшенного камина в гостиной, выглядит теперь вполне прилично.

— Значит ли это, что мы будем делать подарки? — спросил Эван, когда мы оба стояли и любовались елкой.

— Я имею в виду, что уже поздновато. Ты хочешь?

— Да! Было бы странно, если бы под елкой не было подарков.

Я пожимаю плечами. — Хорошо. Мы сделаем подарки.

Я до сих пор помню подарок, который Эван подарил мне в девятом классе: серебряное ожерелье с маленьким медвежонком на нем. Подарок был слишком хорошо упакован, чтобы он мог его завернуть, но он помнил, какое у меня любимое животное, и это меня очень тронуло.

Это одно из моих последних хороших воспоминаний о нем.

Я отвожу взгляд от Эвана. Как бы ни было больно сейчас от этого воспоминания, это очень нужное напоминание о реальности дружбы с Эваном. То, что за время моего пребывания в его доме мы достигли некоего дружеского взаимопонимания, еще не означает, что мы друзья, и я ни за что не позволю ему снова причинить мне боль.

И все же, когда на следующий день я отправляюсь в город в поисках подарка, а Эван уходит на пробежку, я не могу не чувствовать странного давления. Рационально я понимаю, что неважно, что я ему подарю. Все это не по-настоящему, это скорее спектакль между нами. Но, несмотря на это, я не могу не хотеть подарить ему то, что ему понравится.

Я часами ищу, хожу из одного магазина в другой. Что подарить тому, кто может иметь все, что захочет?

Ответ… что угодно.

В конце концов, я останавливаюсь на мягкой толстовке большого размера, такого же летнего небесно-голубого цвета, как его глаза. Я покупаю голубую оберточную бумагу с серебряными звездами и рождественскую открытку с с изображенным на ней озорным снеговиком.

Когда я возвращаюсь домой, Эвана нигде нет, и я предполагаю, что он либо потеет в своем спортзале, либо занимается тем же, чем и я. Поэтому я аккуратно заворачиваю его подарок, кладу его под нашу елочку и отправляюсь на кухню готовить ужин.

Он возвращается немного раньше, чем я заканчиваю готовить. К моему удивлению, он извиняется за то, что не вернулся вовремя, чтобы помочь. Затем он расставляет на кухонном островке столовые приборы и наливает два бокала вина. Он предлагает мне вино к каждому ужину, но я всегда отказываюсь. Но поскольку на следующий день у меня нет работы, и то ли я устала, то ли его откровенность несколько снизила мою обороноспособность, я соглашаюсь на бокал.

Мы сидим и едим, Эван рассказывает мне истории об американской рождественской экстравагантности и чрезмерном усердии в украшении домов. Я делаю медленный глоток вина и наблюдаю за ним через ободок своего бокала.

Он оживлен, щеки раскраснелись, голубые глаза сияют. Я и не подозревал, насколько он фанат Рождества, но, возможно, все американцы так любят Рождество. Он делает паузу в своем рассказе, чтобы запихнуть в рот тушеное мясо и хлеб, и я пользуюсь случаем, чтобы задать вопрос, который давно не давал мне покоя.

— Ты скучаешь по Америке?

Он пожимает плечами. — Отчасти. У меня там хорошие воспоминания, особенно дом моей тети в Нью-Хейвене, когда вся семья собирается вместе. И в Нью-Йорке тоже очень здорово. Все в Америке кажется больше и новее, чем здесь.

— Ты бы когда-нибудь хотел переехать обратно?

— То есть, да, думаю, что придется. Возможно, я буду стажироваться у отца в одном из его офисов или еще где-нибудь. Кто знает.

— Ну, возможно, я перееду туда раньше тебя, — говорю я.

Эван замирает с ложкой тушеного мяса на полпути между своей миской и ртом.

— Ты хочешь переехать в Америку? Я думал, ты собираешься в Оксфорд или Кембридж. Кажется, большинство ребят в нашем классе планируют поступать именно туда.

— Именно.

Он ухмыляется. — О, конечно. Я забыл, как сильно ты ненавидишь, когда тебя ассоциируют с остальными ребятами из Спиркреста. Не хотелось бы, чтобы кто-то подумал, что тебе что-то передали, верно?

Странное замечание, тонко подмеченное. Эван может быть кем угодно, но не тонким человеком.

— В этом нет ничего плохого, — резко отвечаю я, делая еще один глоток своего напитка. Я не очень люблю вино, но это хорошее вино, и оно согревает меня изнутри по пути вниз.

— Нет, ничего плохого в этом нет, — говорит Эван с неожиданной улыбкой. — Они будут любить тебя в Америке, ты знаешь.

Этого я не ожидала. — Правда?

— Да, правда. В тебе есть этакая заносчивая британская утонченность, но ты еще и аутсайдер. Это выигрышная комбинация. Все американские парни будут влюбляться в тебя по уши.

Я пытаюсь представить себе это. На меня обращают внимание высокие, умные американские мальчики в Гарварде. После многих лет, в течение которых меня издалека, как придорожного медведя, дразнили парни из Спиркреста, я не могу сказать, что это не очень приятный образ. Было бы неплохо хоть раз стать желанной.

— Я бы не отказалась, — говорю я, слегка пожав плечами.

Эван выглядит скандально. — О чем ты говоришь? Ты бы никогда не стала встречаться с американцем!

— О чем ты говоришь? С каких это пор ты стал таким авторитетом в вопросе о том, с кем мне встречаться или не встречаться?

— Я не говорю, что я авторитет. Ты достаточно ясно выразила свое мнение о нас, толстых, быдловатых американцах.

— Я не думаю, что все американцы толстые и быдловатые. У американцев тоже много достоинств.

Он уставился на меня с открытым ртом в выражении недоумения. — Что? Например?

— Они могут быть дружелюбными, оптимистичными, полными надежд. В американской мечте есть что-то романтическое, вера в то, что каждый может добиться успеха, если будет много работать. Может быть, это и не реалистично, но это идеалистично. Мне это нравится.

Эван сужает глаза и наклоняется вперед. — Так что насчет меня?

— А что насчет тебя? — Я смеюсь. — Ты не в счет.

— Я не в счет? Что значит "я не в счет"? Я же американец, разве нет?

— Да, но, — я разжала руки, пытаясь придумать лучший способ объяснить, что я имею в виду, — ты не американский мальчик, ты… мальчик из Спиркреста.

Я смеюсь и в этот момент понимаю, что, хотя я еще не совсем пьяна, вино определенно немного развязало мне язык. Я мысленно отмечаю, что надо держать себя в руках, потому что я не собираюсь повторять катастрофу на вечеринке. Но есть что-то такое в разговоре с Эваном без фильтра, что опьяняет сильнее, чем само вино.

— То есть ты хочешь сказать, что отказалась бы встречаться со мной не на том основании, что я американец, а на том, что я учусь в Спиркресте?

Я качаю головой, потом понимаю, что он не совсем неправ. — Ну да, да.

— Ты ведь понимаешь, что тоже учитесь в Спиркресте?

Я киваю. — Я бы тоже не стала встречаться со мной, если ты об этом спрашиваешь.

Он садится обратно. — Боже мой, Саттон. Ты пьяна.

— Я не пьяна. Я даже не пьяна. Я просто честна.

— Хорошо. Хорошо. Тогда как насчет этого: что если парень пригласил тебя на свидание, он тебе понравился, но он из Спиркреста?

— Не будь дураком, — говорю я, отодвигая пустую миску и беря еще хлеба. — Этого никогда не случится.

— Потому что тебе никогда бы не понравился парень из Спиркреста?