Ткач (ЛП) - Робертс Тиффани

Их путешествие было наполнено разговорами, хотя неудивительно, что большую часть бесед вел он. И Ахмья с удовольствием слушала. Ей не терпелось узнать о нем побольше.

Он рассказал ей о путешествии в Такарал с Уркотом и Телоком, о том, как все изменилось с Ансет в качестве королевы. Как стало мирно. Вриксы, которые называли город своим домом, больше не были голодны, потому что охотники обеспечивали всех, а не были вынуждены доставлять всю добычу Зурваши. Город процветал, птенцы играли в туннелях, а вриксы больше не прятались в страхе.

Рекош также упомянул, что Уркот помогал вырезать статуи в честь Айви и Эллы в сердце Такарала, зале, называемом Логовом Духов.

Мысль об этих статуях вызвала улыбку на лице Ахмьи, но она была окрашена грустью.

Карты, которые судьба раздала Элле, были несправедливы и поэтому очень жестоки. Она страдала из-за стазисной болезни с того момента, как очнулась от криосна, и ее здоровье ухудшалось с каждым днем. Это был только вопрос времени, когда Элла уступила бы недугу. Но она все равно полноценно проживала каждый день, глядя на этот чужой мир с удивлением, сверкающим в глазах.

Пока Ахмья и Рекош двигались вперед через джунгли, он отвечал на ее вопросы о растениях, животных, птицах и насекомых, мимо которых они проходили, и даже поделился мифами вриксов о некоторых из них. И он изо всех сил старался указать на цветы, которые она, возможно, пропустила среди растительности. За те часы, что они шли, его английский заметно улучшился, и она выучила больше слов вриксов благодаря тому, что он так часто использовал родной язык и впоследствии переводил его для нее.

Но сколько бы Рекош ни говорил, он никогда ничего не рассказывал ни об отце, ни о матери, ни о братьях и сестрах. Он никогда не рассказывал других историй из тех времен, когда был птенцом, или о том, как он и другие вриксы из их племени проводили время. Рекош не рассказал никаких подробностей о своем прошлом, что было странно для него, поскольку ему нравилось делиться историями.

Она хотела знать это о нем. На самом деле хотела знать все. Но, судя по тому немногому, что он рассказал ей вчера, его детство не было счастливым. Возможно, он просто не хотел ворошить старые, болезненные воспоминания.

Ее сердце сжалось при мысли о том, что ему причиняли боль в детстве.

Отбросив волосы, Ахмья ступила на узкую скалу, поднимавшуюся по склону небольшого холма, разведя руки в стороны, чтобы сохранить равновесие, и опираясь на копье. Камень был източен, потрескался и крошился, с одной стороны его поглотили грязь и растения, но длинные, относительно плоские ярусы определенно походили на лестницу.

Площадка, к которой вели каменные ступени, была довольно ровной, и, находясь в тени ветвей высоких деревьев, она была похожа на поляну — точнее, на то, что когда-то было поляной. Как… площадка, вырубленная в джунглях.

Толстые корни выкорчевали большие каменные обломки из земли, и еще больше камней было разбросано вокруг, большая их часть заросла растениями. В центре всего этого был небольшой бассейн, питаемый источником, бьющим из расщелины в скале.

По краю ступеней и вокруг бассейна росли цветы на длинных стеблях, нечто среднее между пионами и розами. Покрытые листьями стебли были высокими, некоторые из них выше Ахмьи, и увенчаны крупными, пышными белыми и розовыми цветами. Воздух был напоен их сладким ароматом.

Ахмья остановилась, проводя пальцами по лепесткам ближайшего цветка. Они были бархатисто-мягкими.

— Что это? — спросила я.

— Их называют сит'кейшал.

— Шелковый цветок?

Рекош издал трель.

— Да. Говорят, они появились, когда Ткач подарил Певице Корней несколько своих лучших шелков. Она знала, что они не останутся вечно, и это наполняло ее сердца грустью. Она хотела поделиться этой красотой со всеми вриксами. Поэтому посадила его шелк в землю, и из него выросли эти цветы. Теперь каждый может наслаждаться красотой этого шелка так же, как она наслаждалась им давным-давно.

— Это прекрасная история, — Ахмья наклонилась вперед и вдохнула аромат цветка. Она одобрительно промычала и продолжила идти. Рекош не отставал от нее, пока они поднимались по ступенькам.

Она взглянула на него краешком глаза.

— Рекош, могу я спросить тебя кое о чем?

— Всегда.

Ахмья остановилась на самом верхнем ярусе и повернулась к нему лицом.

— Не мог бы ты рассказать мне еще о своем детстве? О тех временах, когда был птенцом?

Рекош остановился, и ухватился за пояс нижними руками, поправляя его положение на груди. Его жвалы дернулись.

— Когда я был птенцом…

— Ты не обязан рассказывать мне то, чего не хочешь, — поспешила сказать она, размахивая ладонями. — Я… я не хочу совать нос не в свое дело. Я знаю, что тебе было больно, что другие вриксы издевались над тобой. Так что, если ты больше ничего не хочешь мне рассказывать, ничего страшного. Я просто… — она прижала копье к груди и сжала его. — Я хочу знать о тебе. Все о тебе.

Его взгляд ненадолго задержался на ней, прежде чем он отвел его, обшаривая взглядом окружающую обстановку. Послеполуденный солнечный свет проникал сквозь просветы в кронах деревьев, включая довольно большой над скалой, где стояла Ахмья, делая цветы особенно яркими.

Нежное журчание источника в сочетании с другими звуками джунглей делало это место почти безмятежным.

Конечно, это не означало, что здесь было менее опасно, чем где-либо еще.

Рекош вернул внимание к Ахмье, придвинулся ближе и забрал у нее копье, прежде чем подхватить ее с земли. Просунув одну руку ей под ноги, а другую за спину, он прижал ее к своей груди.

— Что ты делаешь? — спросила она, обнимая его за плечи и кладя ладонь на теплую грудь.

— Я буду говорить, — сказал он, взбираясь на скалу, чтобы добраться до места на ее гребне. — Но не громкие слова.

— Не громкие слова?

— Мы должны сесть. История… тяжелая.

В тот момент она ощутила часть этого веса, он был заметен и по его голосу, и по тому, как он двигался, немного медленнее, немного более обдуманно и размеренно, без обычной непринужденной грации.

Он прошел мимо бассейна с кристально чистой, мерцающей водой и отнес ее в тенистое местечко неподалеку. Несколько более высоких каменных выступов, покрытых лианами и мхом, стояли там, как покосившиеся колонны, по бокам от низкой стены из упавших камней и валунов. Часть земли внутри естественной ниши, созданной этим нагромождением, была покрыта мелкой травой и пучками мха.

Прислонив копья к высокому камню, Рекош снял сумку и положил ее поверх мха, прежде чем опуститься рядом. Его сложенные передние ноги образовали импровизированное сиденье, и, как только он устроился, то усадил Ахмью на них так, чтобы она прижалась спиной к его груди.

Потянувшись в сторону, он открыл сумку, достал бурдюк с водой и протянул ей.

— Пей, ви’кейши.

— Спасибо, — Ахмья улыбнулась и откупорила его, сделав большой глоток прохладной воды. Он тоже выпил, прежде чем вернуть бурдюк в сумку.

Когда она начала поворачиваться к нему лицом, Рекош положил руки ей на плечи, удерживая на месте.

Брови Ахмьи нахмурились.

— Рекош?

Он скользнул ладонью с ее плеча вверх по шее, где обхватил горло и нежно запрокинул голову назад. Его красные глаза были серьезными, когда он смотрел на нее сверху вниз.

Ахмья посмотрела на него в ответ.

— Ты не обязан мне ничего рассказывать.

— Я хочу, — он провел другой рукой по ее щеке, касаясь кожи тыльной стороной когтей.

Дрожь пробежала по телу Ахмьи от его прикосновения, от его голоса, от пристального взгляда, устремленного на нее.

— Я буду слушать.

Рекош убрал руку с ее шеи и запустил пальцы в волосы. Кончики когтей задели кожу головы, когда он расчесывал пряди, но он был таким нежным и благоговейным, что все, что она почувствовала, это покалывание, оставшееся после них. Он просто расчесывал ей волосы, оставаясь тихим достаточно долго, чтобы у Ахмьи возникло ощущение, что это его способ успокоиться.