Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

Ник не смотрит на меня. Его взгляд устремлен на ряд панорамных окон вдоль дальней стены.

— Сегодня я прикажу повесить здесь новые шторы. Я не знаю, как ты спишь после восхода солнца.

Я тоже смотрю в окно, не утруждая себя объяснением, что он мог бы спать в своей постели. В итоге мы оказались в моей комнате, в основном потому, что она ближе к лестнице. Я не ожидала, что он останется на всю ночь.

Я пытаюсь снова.

— Сегодня без раннего подъема?

— Да.

Я придвигаюсь немного ближе. Ник с любопытством разглядывает меня, когда я поворачиваюсь на бок и провожу пальцем по шраму у него на ребрах. В колледже у него их не было, кроме того, что у него на руке.

— Откуда он у тебя?

— Драка с ножами.

— Ты убил его?

Как и большинство разговоров, которые я веду с Ником, этот кажется сюрреалистичным. Я никогда не думала, что убийство может быть включено в постельные разговоры. Никогда не думала, что я могу задать такой вопрос.

— Нет.

— Почему нет?

— Не я должен был его убить.

— Потому что ты пахан?

— Нет, я не прошу своих людей делать то, чего не сделаю сам. И, как ты упомянула прошлой ночью, у меня нечистые руки, Лайла.

Мои щеки горят, когда я продолжаю смотреть на его грудь. Это правда, но я все еще сожалею, что сказало это. Я не думала, что мои слова так заденут его. Но это уже второй раз, когда он упоминает их.

— Я передал его Дмитрию, — говорит он почти рассеянно.

— Твоему кузену? — Удивленно спрашиваю я. — Почему? Я думала, вы ненавидите друг друга.

— Раньше это было не так. Он был мне как третий брат.

Я снова провожу пальцем по шраму.

— Что сделал этот человек?

— Он изнасиловал девушку Дмитрия.

— С ней… все в порядке?

— Она покончила с собой сразу после того, как это случилось.

— Ты думаешь, именно поэтому он…

— Нет. Единственной причиной, по которой он стремился отомстить, было его эго. Ему было наплевать на нее.

— Ты думаешь, он убьет еще кого-нибудь из твоих людей? — Спрашиваю я после паузы.

— Нет, не убьет.

— Почему нет?

— Их нелегко убить. Он случайно наткнулся на Константина. Он был пьян в клубе со своей любовницей. Он был легкой мишенью.

— Я… мне показалось, ты сказал, что его… вернули к жене и дочерям.

— Так и есть.

— О.

— Они наемные работники. Я не слежу за их личной жизнью, пока это не мешает работе.

— Верно. — Я знаю, что в моем голосе слышится неодобрение, но больше ничего не комментирую.

Чем дольше я думаю об этом, тем глупее кажется мое удивление. Моя мать разрушила множество браков. Я не питаю иллюзий, что большинство людей верны своим вторым половинкам. Не говоря уже о том, что тот, кто пытает и убивает и думает, что он выше закона, вероятно, не считает неверность большим грехом.

Мы оба молчим, пока я продолжаю прокладывать дорожки по его груди.

Левая рука Ника лежит на животе, чуть выше тонкой полоски волос, которая исчезает под простыней. Я переворачиваю ее, обводя рельефный выступ, разделяющий его ладонь пополам. Это единственный шрам, который у него был, когда мы вот так лежали в последний раз.

Я не верю ни в судьбу, ни в предначертания, ни в какие-либо космические силы. Но эта ирония не ускользает от меня, когда я переворачиваю свою левую ладонь вверх рядом с его, обнажая розоватый шрам, нарушающий естественные линии. Он короче и новее, чем у Ника, швы недавно растворились, но в остальном они почти идентичны.

Мы подходим друг другу. Когда дело доходит до одного короткого участка рубцовой ткани, кажется, что мы созданы друг для друга.

Не говоря уже о том, что это постоянное напоминание о скольжении ножа, о том почему я здесь.

Ник смотрит на заживший порез слишком долго, чтобы это можно было назвать беглым взглядом.

— Алекс проделал хорошую работу.

Это все, что он говорит, прежде чем встать с кровати, натянуть сброшенную одежду и выйти из комнаты.

***

Когда я спускаюсь вниз, Ник разговаривает по телефону. Лео стоит на коленях на ковре, поглаживая ворох черно-коричневого меха с широкой улыбкой на лице.

Подойдя ближе, я понимаю, что это собака. Очень большая, очень сонная собака.

Лео смотрит на меня с широкой улыбкой на лице.

— Мама! Посмотри!

— Я вижу, — сухо отвечаю я, присаживаясь на корточки рядом с ним. — Я вижу собаку.

— Папа сказал, что я могу поиграть с ним сегодня.

Папа.

Я хочу, чтобы Лео знал своего отца. Когда я садилась в тот самолет, я знала, что есть хороший шанс, что Лео узнает правду. Но слышать, как это произносится так естественно, — совсем другое дело.

— Он так сказал? — Я бросаю взгляд на Ника, который не замечает меня, слишком занят, выкрикивая приказы в телефон. — Ты завтракал?

Лео кивает, полностью сосредоточившись на собаке, которая виляет хвостом и пускает слюни, в восторге от внимания.

Я встаю и иду в столовую, где меня уже ждет завтрак. Одна из горничных убирает пустую тарелку, которая, как я предполагаю, принадлежит Лео. Она нервно улыбается мне, а затем исчезает через вращающуюся дверь, ведущую на кухню.

Я накладываю в тарелку тосты и яйца и сажусь за стол. Я поочередно потягиваю кофе и жую, глядя на стеклянные двери, ведущие во внутренний дворик.

Тут и там сквозь снежный покров проглядывают серые камни, местами растаявшие под лучами солнца. За исключением этого, вид сзади дома выглядит так же, как и спереди. Линия деревьев начинается не далее чем в полумиле, забор, окружающий территорию, проходит сразу за ней.

Не спрашивая, я знаю, что это тактический выбор. Подойти к дому невозможно, даже в темноте, благодаря прожекторам.

Я заканчиваю есть и потягиваю кофе, когда в столовую заходит Ник. Я смотрю, как он наполняет кружку и, не моргнув глазом, пьет из нее чистый черный кофе, от которого идет пар.

— Собака?

— Ты упоминала, что Лео хотел ее.

Я должна быть удивлена, что Ник запомнил такую маленькую деталь из длинной тирады, но я не удивлена. Это, должно быть, помогает его преступной империи держаться на плаву.

— Если ты будешь хорошим полицейским, мне всегда придется быть плохим.

— По твоим словам, я всегда буду плохим.

Я пропустила это замечание мимо ушей.

— Чья собака?

— Романа. Мой отец держал здесь охотничьих собак. После его смерти Роман взял щенка. Я попросил одолжить его на день.

Лео врывается в комнату.

— Ты готов, папа?

Что-то мягкое и теплое появляется в выражении лица Ника. Интересно, он впервые слышит, как Лео его так называет. Мне это кажется сюрреалистичным, так что для него это, должно быть, странно.

— Я готов, — отвечает Ник, делая последний глоток кофе и ставя чашку обратно на стол.

— Ты идешь, мама?

— Эм… — Я тяну время, не уверенная, каков правильный ответ.

Я не уверена, понимает ли Лео, что это будет наша первая прогулка втроем, семьей, но я, безусловно, понимаю.

И после прошлой ночи кажется, что границы размываются, куда бы я ни посмотрела. Как будто возвращение домой становится все дальше и дальше, а не ближе. Когда я затронула тему того, что Ник его отец, на следующее утро после того, как Ник сказал мне, что Лео знает правду, он отнесся к этому откровению безразлично.

Вместо облегчения это меня встревожило.

Мы легко принимаем то, чего хотим. С распростертыми объятиями и широкими улыбками.

Лео хочет, чтобы Ник был его отцом.

Это наполняет меня смешанными эмоциями. Я благодарна Нику за то, что он знает, что у него есть сын, а Лео знает, кто его отец. Если из этой неразберихи и должно выйти что-то положительное, то только это.

Но я уверена, что это также внесет свой вклад. То, что Лео знает, кто такой Ник, и привязывается к Нему, сделает уход еще более трудным.

— Ты должна пойти.

Звук голоса Ника, глубокого и хриплого, пробуждает воспоминания, которые я пытаюсь похоронить. Служит напоминанием о том факте, что Лео не единственный, кому мне нужно беспокоиться о привязанности.