Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

Я слишком долго сосредотачиваюсь на его неторопливой походке, его улыбке и переворотах в моем животе. Ничего из этого я не могу игнорировать и ничего из этого не хочу замечать. Я так увлечена Ником, что не замечаю, как старик встает, пока он уже не ковыляет прочь с газетой, зажатой подмышкой.

Ник тоже смотрит, как он торопится прочь. Выражение его лица оптимистичное, но я чувствую, что за этим что-то скрывается.

— Это было… странно, — констатирую я, когда Ник садится рядом со мной. — Он даже не попрощался.

Ник молчит, уставившись туда, где Лео все еще играет с собакой.

— Он узнал тебя.

Это скорее утверждение, чем вопрос, но Ник все равно отвечает.

— Да.

Я задаюсь вопросом — беспокоюсь, — какая репутация могла заставить пожилого мужчину, читающего газету в парке, броситься прочь.

— Лучше, когда тебя боятся, чем любят, — бормочет Ник.

Я сглатываю и киваю.

— Мы будем говорить о прошлой ночи?

Когда я поднимаю взгляд, он все еще смотрит на играющего Лео. В темноте есть что-то такое, что позволяет секретам просачиваться наружу, давая выход честности. Прошлой ночью я прошептала ему на ухо слова, которые заставили меня покраснеть при свете дня. Эта храбрость исчезла с восходом солнца.

Я прочищаю горло, достаточно громко, это почти кашель.

— Кажется, в этом нет необходимости. Ты, должно быть, постоянно занимаешься подобными вещами.

— Ты спрашиваешь или предполагаешь?

Мне кажется, что он улыбает, но для того, чтобы убедиться наверняка, нужно посмотреть на него. Вместо этого я сосредотачиваю свой взгляд на том же месте, где и он, — на нашем сыне.

— Я не хочу, чтобы это что-то усложняло или путало.

— Этого не случится.

— Хорошо.

— Завтра я уезжаю в Филадельфию, — говорит Ник после паузы.

— По… работе?

Теперь, когда старик ушел, парк почти пуст. Кроме нас, там только группа подростков, столпившихся у игровой площадки.

— Кто-нибудь ездит в Филадельфию ради удовольствия?

— Это хороший город. Не обижай его!

Когда я оборачиваюсь, он улыбается.

— Как я смею. У меня много приятных воспоминаний о Филадельфии.

Я сглатываю.

— О Филадельфии? Или обо мне?

— О тебе.

Затем Ник встает и зовет Лео. Лео подбегает с Дарьей, его щеки раскраснелись от счастья и холода.

— Нам уже нужно уходить? Мы только приехали!

— Мне скоро нужно будет съездить на склад. Я поговорю с Романом о том, чтобы снова одолжить Дарью. Мы можем вернуться сюда снова.

Разочарование Лео было недолгим.

— На склад? Можно мне пойти?

— Мы с твоей мамой поговорим об этом. Пойдем.

Ник направляется к машине, Лео следует за ним. Я на секунду задерживаюсь на месте, наблюдая, как они идут вместе. Я чувствую себя третьим лишним в собственной семье. Но я не уверена, как еще поступить. Я хочу, чтобы Лео провел это время с Ником. Я хочу, чтобы Ник провел это время с Лео.

И я не уверена, как вести себя с Ником, честно. Мы не пара. Еще недавно нас можно было бы назвать незнакомцами.

Меня отвлекает взрыв русской речи.

Группа подростков, которых я заметила ранее, проходит мимо по дорожке, которая проходит вдоль дальнего края парка, рядом с парковкой. Я не понимаю ни слова из того, что говорят парни, но могу догадаться по многозначительным жестам, которые делает один из них. Они старше, чем я думала, вероятно, чуть за двадцать. Возраст колледжа в Штатах. Я не уверена, что университетская система здесь такая же.

Я и раньше имела дело с несносными мужчинами. Но, может быть, из-за того, что я не могу точно понять, что они говорят, мой язык прилип к верхней части рта.

Внезапно ухмылки сползают с их лиц. Я знаю, не оборачиваясь, на что они смотрят.

Ник что-то рявкает, отчего они все подпрыгивают, а затем спешат прочь.

Как бы сильно я ни хотела быть женщиной, которая справляется со своими проблемами сама, я не могу отрицать, что привязываюсь к Нику. Меня тянет к нему, как магнит. Это химическое влечение, которое я не могу контролировать.

— Ты в порядке? — Его голос сейчас полная противоположность тому, как он говорил несколько секунд назад. Летняя оттепель после зимних заморозков. Солнечный свет после грозы.

— Что они сказали?

Ник качает головой. Он не будет это повторять.

— Что ты сказал?

— Следить за ртом, если они хотят сохранить свои жизни.

— В угрозах расправой не было необходимости, — бормочу я.

— Была.

Это все, что он говорит, пока мы возвращаемся к Лео.

Когда большинство мужчин говорят, что готовы убить ради тебя, это фигура речи.

В устах Ника это чертово обещание.

Это должно было пугать меня, и пугает.

Но есть также часть меня, которой это нравится, и которая пугает меня еще больше.

ГЛАВА 22

НИК

Уже за час ночи, но за моей спиной раздается скрип.

Я напрягаюсь, но никак иначе не реагирую. Я слушаю и жду, мое тело неподвижно, но сердце и разум бешено колотятся.

Рассуждая рационально, я понимаю, что секс с Лайлой — плохая идея. Она откровенно говорила о своем стремлении вернуться домой, о своем отвращении к здешней жизни и к Братве. Отпустить ее — отпустить их — будет сложно. Я привык жить в доме, где шумно и оживленно. Есть в компании в доме, где наконец-то появились люди. К прогулкам Лайлы и к школьному распорядку Лео.

Вместо того чтобы спешить домой, мне следовало бы провести несколько ночей в своей московской квартире, развлекаясь с одной из женщин, жаждущих и готовых делать все, что я захочу, которые мокнут потому, что я Пахан, а не вопреки этому.

Но когда дверь, наконец, открывается, я знаю, что не прогоню ее. От одного звука ее мягких шагов по паркету мой член возбуждается. Предвкушение разливается по мне. С Лайлой это кажется знакомым и новым. Как будто мы делали это уже сотню раз, но в то же время впервые.

— Ты не спишь?

Шторы задернуты, поэтому в темноте я не вижу ничего, кроме ее очертаний. Но звучит так, будто она кусает губу.

— Да.

Раздается тихий шелест ткани, а затем ее шаги приближаются. Я отодвигаюсь от края кровати и отбрасываю простыни в сторону в молчаливом приглашении. Матрас слегка прогибается под ее весом, когда она ложится рядом со мной. Рядом с моей нет ничего, кроме мягкой, теплой кожи. Она обнажена, и я слышу удивленный вздох, когда она понимает, что я тоже обнажен.

Моя рука скользит вниз по ее боку и исследует спину, чувствуя, как ее кожа реагирует на мои прикосновения. Она дрожит и прижимается ближе, ее набухшие соски трутся об меня. Я просовываю одну руку ей между ног и обнаруживаю, что она мокрая. Один палец проникает в ее влажный вход. Лайла издает хриплый стон, который отдается прямо в мой член. Ее бедра извиваются, пытаясь стимулировать большее трение.

— Ты побрилась.

Мой большой палец касается ее клитора, и Лайла снова стонет.

— Я подумала, что тебе это может… понравиться.

Черт возьми, если осознание того, что Лайла сделала это для меня, думала обо мне и пыталась доставить мне удовольствие, не заводит меня с ума еще больше.

— Я предпочитаю то, что предпочитаешь ты.

Мой член твердый и нетерпеливый, но я не хочу, чтобы это был быстрый трах. Я в настроении растянуть это, заставить ее кричать, умолять и кончить несколько раз. С Лайлой естественно ставить ее удовольствие выше моего собственного. Видеть и чувствовать, как она разбивается вдребезги, — вот что выводит меня из себя.

Я перекатываю нас так, что она оказывается на спине подо мной. Я не отказываю себе в поцелуе, посасывая ее язык, в то время как мои пальцы поглаживают ее киску. Когда мои губы перемещаются к ее шее, она выдыхает мое имя. Я прокладываю свой путь вниз к ее груди, дразня, облизывая и посасывая, все еще медленно скользя пальцем внутрь и наружу. Она извивается подо мной, пытаясь оседлать мою руку.

— Не терпится? — Я замедляю движение пальца до мучительного темпа.

— Черт возьми, Ник. — Она выгибается мне навстречу. Лист бумаги между нашими телами не протесниться.