Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

— Я хочу, чтобы твоя киска была влажной, Лайла. Я хочу, чтобы ты умоляла о моем члене.

Она моргает, как будто я шучу, когда я просовываю второй палец внутрь, ее мышцы пульсируют под моими пальцами, а бедра покачиваются напротив моего бедра. Каждый раз, когда моя эрекция касается Лайлы, ее киска сжимается сильнее, как будто она представляет, что вместо этого мой член внутри нее.

Ее ногти впиваются мне в спину.

— Я так сильно хочу тебя, Ник. Мне нужно, чтобы ты наполнил меня. Мне нужно, чтобы ты трахнул меня. Пожалуйста. — Она снова сжимается вокруг меня, и на этот раз я знаю, что это нарочно. — Пожалуйста.

Я скатываюсь с нее и лезу в ящик прикроватного столика, чтобы взять презерватив.

— Могу я?

Я передаю презерватив Лайле, наблюдая, как ее фигура меняется рядом со мной. Она наклоняется над моим членом, ее длинные волосы касаются моего живота. Я такой твердый, что это причиняет боль, мой член налился кровью и пульсирует. Дразнить ее тоже было пыткой для меня.

Она засасывает пульсирующий кончик в рот, слизывая вытекшую сперму, прежде чем засосать меня в теплые, влажные небеса. Длинная серия ругательств срывается с моего рта, когда я хватаюсь за простыни. Ее язык обводит пульсирующую вену, которая проходит по всей длине моего члена.

— Blyad.

— Итак, кто теперь должен умолять? — Лайла шепчет, наконец, натягивая резинку.

Я слишком возбужден для словесной прелюдии. Боюсь, что не смогу продержаться дольше нескольких минут.

— На четвереньки, malysha.

Ласковое обращение срывается с моих губ без намерения или разрешения. Лайла, кажется, не замечает этого, она переворачивается на живот и поднимает задницу в воздух. Я занимаю позицию позади нее и хватаюсь за основание своего члена, дважды потирая его по гладкости, прежде чем медленно ввести свой член в ее киску. Вида того, как он толкается внутри нее, почти достаточно, чтобы заставить меня кончить.

В этом есть что-то такое первобытное и сексуальное, притяжение, и не только физическое. Когда я наконец полностью внутри нее, я провожу рукой по ее грудной клетке. Я сильно сжимаю ее сосок, и она ахает.

Моя рука опускается ниже, потирая местечко чуть выше того места, где она растянулась вокруг меня. Ее внутренние мышцы сжимаются сильнее. Я проталкиваюсь как можно глубже, убеждаясь, что мы связаны настолько, насколько это возможно для двух людей. Убеждаясь, что она чувствует каждый дюйм.

Затем я начинаю двигаться, выскальзывая из нее, прежде чем войти жестко и быстро. Лайла прижимается ко мне, встречая каждый толчок. Ее дыхание становится резким и прерывистым, ее стоны переходят в хрипы. Она близко. Я могу сказать, что ее киска трепещет, а ноги дрожат. С протяжным стоном она кончает, извиваясь вокруг меня и погружаясь в матрас.

Я продолжаю вонзаться в нее, продлевая ее оргазм, а затем подталкиваю ее к новому, пока она продолжает пульсировать вокруг меня.

— Ник, — стонет она.

— Ты снова кончить для меня. Посмотри на себя, как хорошо ты принимаешь мой член.

Она выгибает спину, и внезапно мне хочется увидеть ее лицо. Я вырываюсь и переворачиваю ее, затем вхожу обратно внезапным толчком под другим углом.

— О Боже мой. — Ее голова откидывается назад, обнажая изящную линию шеи, когда ее ноги обвиваются вокруг меня. Она притягивает меня ближе, проводя руками по моей спине.

Я врываюсь в нее, теряя всякую утонченность или ритм. Вхожу в нее грубо, по-животному. Отчаянно и неуправляемо.

Я чувствую, как она кончает, тугие, горячие спазмы, которые делают невозможным не отпускать ее. Тепло пробегает по моему позвоночнику и оседает в яйцах, когда я наполняю презерватив, опустошающее, отупляющее ощущение, которое на минуту вытесняет все остальное.

Мы оба медлим, смакуя что-то, что не должно иметь значения после того, как мы оба кончили.

Я встаю и иду в ванную, полагаясь на память, чтобы сориентироваться в темной комнате. Я включаю свет в ванной и снимаю презерватив, выбрасывая его в мусорное ведро, прежде чем отлить.

Лайла появляется в дверях как раз в тот момент, когда я смываю. Она все еще полностью обнажена, ее волосы взъерошены, а на коже остались следы от моих губ. Она проходит мимо меня и идет к туалету, пока я мою руки. Это невероятно по-домашнему и безумно эротично.

Я чувствую на себе ее взгляд все время, пока мы двигаемся друг вокруг друга. Ванная большая, но сейчас она кажется маленькой.

Лайла и раньше видела меня голым, но это первый раз, когда я могу по-настоящему разглядеть ее. Она чувствует, что я смотрю на ее тело, почти сбивает мой одеколон со стойки и ополаскивает руки в два раза дольше, чем необходимо. К тому времени, как она закончит этот процесс, ее пальцы, вероятно, загрубеют.

Я первым делом возвращаюсь в спальню, скользнув под одеяло, которое остыло из-за отсутствия тепла тела. Лайла колеблется. Свет в ванной все еще горит, освещая ее профиль, когда она переводит взгляд с кровати на дверь.

— Останься, — говорю я, затем переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок.

Я не сплю с женщинами.

Дело не в них. Это не имеет ничего общего с сохранением чувств или избеганием привязанности. Мои рассуждения связаны с доверием и безопасностью.

Мы наиболее уязвимы во сне.

Так был убит мой отец. Его любимая любовница Анна посреди ночи подложила бомбу на яхту, а затем сбежала с корабля — в буквальном смысле. По жестокой иронии судьбы, на следующее утро мой дядя и два брата поднялись на борт на совещание. Конкурирующая семья, подкупившая Анну, получила больше, чем заплатила, уничтожив почти весь род Морозовых одним махом. К несчастью для них, я был на другом континенте.

— Я не…

Даже не оборачиваясь, я знаю, что Лайла покусывает нижнюю губу. Судя по тому, как она была удивлена, обнаружив меня в своей постели этим утром, у нее есть зацикленность на том, чтобы спать вместе и в несексуальном смысле.

— Останься, — повторяю я.

Она ничего не говорит. Но я чувствую ее приближение. Расслабляюсь, когда ее тело устраивается рядом с моим.

Мы лежим, бок о бок, в темноте, и это почти так же интимно, как секс.

— Мне продолжать бриться? — Лайла шепчет после нескольких минут молчания.

Я колеблюсь, прежде чем ответить. Я не уверен, спрашивает ли она, чтобы выяснить, надеюсь ли я снова увидеть ее киску, или она честно интересуется моими предпочтениями по растительности на теле.

— Я все равно захочу тебя трахнуть, — наконец говорю я.

— Я хотела попробовать что-то другое, — бормочет она. — Иногда… Я не знаю. Наверное, маме бывает сложнее чувствовать себя сексуальной.

— Я нахожу тебя очень сексуальной, особенно когда ты стала мамой.

— Ну, я мама твоего ребенка.

Что-то в этом утверждении правдиво: я мама твоего ребенка.

— Да, — бормочу я.

— Как долго тебя не будет?

— Я не знаю. Бьянки может быть гордым и неразумным. Но он также достаточно умен, чтобы понимать, когда стоит разорвать связи, а когда нет.

— Хорошо.

— Все будет хорошо, Лайла.

Она на мгновение замолкает, и я думаю, что она скажет что-нибудь логичное, что-то что и так понятно.

Вместо этого она шепчет:

— Ты обещаешь?

Что-то ломается в моей груди, тихое и постоянное.

— Да. Я обещаю.

— Хорошо. — Она переворачивается. Через пару минут ее дыхание выравнивается.

Но я лежу без сна. Разговор с Бьянки — важная часть обеспечения безопасности Лайлы и Лео. Он также приближает их отъезд. Я не могу достичь ни одной из своих целей, не приближая неизбежное.

Я хочу, чтобы они были в безопасности. Это важнее всего остального.

Но… Я также хочу, чтобы они остались.

ГЛАВА 23

НИК

Aлекс ждет, когда я выхожу из самолета, скрестив руки на груди. Ветер треплет его светлые волосы, развевая их по ветру.

— Привет, босс.

Я отвечаю на его ухмылку улыбкой.

— Привет.

Наши пути не пересекались во время моей последней неожиданной поездки в Филадельфию. Прошло несколько месяцев с тех пор, как я видел его лично, и в последнее время наши телефонные звонки стали менее регулярными.