Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

— Этот твой любимый капо, у тебя есть какие-нибудь предположения, где он был, когда умер?

Лука смотрит на меня, и я смотрю в ответ, загнанный в тупик. Я не признаю, что отдал необдуманный приказ об убийстве. Он не признает, что за мной следили его люди, которые проникли в дом Лайлы.

Я наклоняюсь ближе.

— Я бы предпочел быть другом, чем врагом, Бьянки. Но не обольщайся, у меня нет проблем с врагами. Тот, кто убил твоего любимого капо, возможно, пытался предупредить тебя о незаконном проникновении в жилое здание, к которому ты не имеешь никакого отношения.

После долгой паузы Лука кивает.

— Я сделаю так, что никто не узнал про эту пулю. Пока мы избегаем инцидентов.

— До тех пор, пока мы не будем вторгаться на чужую территорию.

— Этот город принадлежит мне.

— Не в тех районах, которые принадлежат мне.

Губы Луки приподнимаются.

— Итак, ты заявляешь права на бастарда? И отсылаешь его обратно сюда?

Я ничего не говорю.

Глаза Луки весело блестят, когда он наклоняется вперед. Я крепче сжимаю пистолет.

Я не думаю, что он будет провоцировать меня здесь, но я не верю, что он этого не сделает.

— Я хочу попросить тебя об одолжении.

— Я ни на кого не работаю.

Его ухмылка становится шире.

— Итак, что у тебя за дела с Лайлой Питерсон? Дочь наркоманки была достаточно хороша для тебя, чтобы трахаться, но не для того, чтобы остаться рядом? Я полагаю, у Игоря были бы с этим некоторые проблемы. Удобное оправдание для того, чтобы не брать на себя никакой ответственности за своего ребенка.

Я испытываю сильное искушение нажать на курок пистолета, которым целюсь в Бьянки под столом, но не делаю этого. Это вызовет бурю дерьма, с которой я не готов справиться. Это будет стоить мне денег и людей в дополнение к задержке возвращения Лайлы и Лео к нормальной жизни, возможно, на неопределенный срок. Не говоря уже о том, что реакция — это именно то, чего желает Лука. Я слишком горд и упрям, чтобы дать ему то, чего он хочет.

— Я хочу обеспечить защиту пока они здесь. Дай слово, что им не причинят вред.

Бьянки усмехается:

— Мы не защищаем русских.

— Одно одолжение.

Его лицо ничего не выражает, но я все равно улавливаю вспышку удивления, прежде чем она исчезает. Он не верит, что я выполню его требования.

— Никогда не думал, что доживу до этого дня. — Он барабанит пальцами по столу, что раздражает меня. — Николай Морозов просит об одолжении. Из-за какой-то женщины.

Алекс пристально смотрит на меня, явно обеспокоенный тем, что я близок к срыву.

Я протягиваю руку, горя желанием заключить соглашение до того, как Бьянки передумает. Это не совсем выгодная сделка ни для кого из нас. Пуля или нет, Луке было бы трудно доказать, что мои люди застрелили его человека. У него не было веских причин держать людей в том здании.

Он ничего не добьется, и это лишило бы его могущественного союзника. Он выполняет услугу в обмен на то, что не получил бы в любом другом случае. Мое согласие свидетельствует о том, насколько сильно я готов отступить, когда дело касается моей семьи, и я знаю, что Лука воспользуется этим. К сожалению, поскольку они являются для меня приоритетом, у меня нет другого выбора.

— Как я уже сказал, я здесь бизнесом не занимаюсь. Джентльмены, хотите пить?

Лука любит игры. Он непростой бизнесмен. Я вижу, как все развивается, и мне не нравится направление, в котором он двигается. Но у меня нет выбора. Уходить отсюда без договоренности — неприемлемый исход.

— У вас есть водка? — Спрашивает Алекс, впервые присоединяясь к разговору.

— Да, — отвечает Лука, глядя на меня.

Я встаю, не потрудившись спрятать пистолет, который держу в руке, и засовываю его в набедренную кобуру.

— После тебя.

Я знаю, куда мы направляемся. Бьянки владеет джентльменским клубом на соседней улице. На бумаге все официально, но я не сомневаюсь, что через него проходит много грязных денег.

Трое людей Бьянки присоединяются к нам в дверях. Я не удивлен, что он вызвал подкрепление, но мне все равно некомфортно видеть, что цифры более чем сравнялись. Алекс рядом со мной напряжен.

Вход в клуб не помогает. Внутри темно, приглушенный свет, мигающие огни отражаются от блестящей поверхности бара и обнаженной кожи.

Алекс тихо присвистывает, когда мы проходим дальше внутрь. Атмосфера душная и тусклая. Запах дыма пропитывает воздух сексом и грехом.

Бьянки ведет нас в отдельный зал. Здесь есть собственный бар и сцена.

Все его люди, кроме одного, исчезают. Полагаю, его попытка сообщить мне, что засада нам не грозит.

А затем появляются женщины. Все вызывающе одетые, демонстрируя бесконечные участки гладкой кожи. Большие сиськи выглядывают из топов, а высокие каблуки подчеркивают длинные ноги. Я практически сижу в первом ряду на показе нижнего белья, и мой член даже не дергается.

Бьянки подзывает рыжеволосую девушку.

— Принеси бутылку «Столичной элит» для моих русских друзей.

Она немедленно подчиняется, быстро возвращаясь с тремя стаканами и новенькой бутылкой дорогой водки. Внимание Луки приковано к шоу, происходящему на сцене, но я внимательно наблюдаю за тем, как каждый стакан наполняется прозрачной жидкостью на пару дюймов.

Лука поднимает бокал и наклоняет его в мою сторону.

— За сохранение секретов.

Я не уверен, о каком секрете он говорит — о пуле или о моем сыне.

Лео не такой уж большой секрет. Я не сделал ничего, чтобы скрыть нашу связь, решив защитить его переговорами, а не попытками сохранить анонимность, как будто мне стыдно или безразлично. Мой сын — это тот, кем я горжусь больше всего. Титул пахана был присвоен мне только благодаря семье, в которой я родился, и неудачным обстоятельствам. По крайней мере, когда дело доходит до существования Лео, я сыграл небольшую роль.

Бьянки смеется, когда я постукиваю по его бокалу. Он наблюдает, как я осушаю его, затем жестом указывает на женщин, похожих на девушек из игрового шоу, раздающий призы.

— Выбирай себе.

Моя челюсть ходит ходуном. Я ждал этого момента с тех пор, как мы пришли сюда.

— Мне и так хорошо.

Лука отпивает свой напиток и откидывается назад. Как по команде, рыжая девушка возвращается к нему. Все, что на ней надето, — это соблазнительная улыбка и стринги.

Бьянки не обращает внимания на обнаженную женщину, которая сейчас кружится у него на коленях. Его взгляд сосредоточен прямо на мне, напряженный и непоколебимый.

— Невежливо отказываться от подарка.

Я тоже откидываюсь назад, принимая расслабленную позу, хотя я совсем не расслаблен.

— Грубость — одна из достоинств моего характера. Поверь мне.

— Наряду с волнением из-за женщин?

— Женщины приходят ко мне добровольно. Они трахаются не ради денег.

Губы Луки кривятся, когда он изучает меня поверх края своего бокала.

— Ты даже не женат на американской сучке, Николай. И все же ты верен ей.

— Верность — интересный идеал, о котором стоит послушать лекцию от мужчины, которого дома ждут жена и трое детей, — размышляю я.

Бьянки проводит ладонью по обнаженному бедру рыжей девушки. В этом нет ничего нежного или даже страстного. Это целенаправленное движение, и оно говорит мне многое из того, что я уже знаю об итальянце, сидящем напротив меня.

Одно дело отделять семью от бизнеса. Я работаю со многими, кто ведут себя холодно и безразлично. Никогда не упоминают своих детей, если они у них есть. Я уважаю такой подход, особенно с тех пор, как сам стал отцом. Но совсем другое — пренебрегать ими, упиваться своим превосходством.

Лука устраивает шоу, чтобы проверить, готов ли я это сделать, и он недоволен ответом. По его мнению, я потерпел неудачу.

Он думал, что я приехал сюда, чтобы сохранить наше непрочное взаимопонимание. Он считал, что Лайлу и Лео легко обратить в мои слабости, потому что о них стало известно совсем недавно.

Я наливаю еще водки в свой пустой стакан, надеясь, что это сохранит хоть немного непостоянного расположения Луки. Ему все равно, трахну я одну из его женщин или нет. Он играет со мной, пытаясь оценить то, чего не выявили наши предыдущие короткие разговоры. Встреча с ним после встречи с Лайлой была короткой и касалась экспорта оружия. Он будет хвастаться этим взаимодействием — тем, что я пью в заведении Бьянки, — каждому итальянцу, который захочет послушать.