Рыцарь Спиркреста (ЛП) - Рид Аврора

Мы смотрим друг на друга через всю комнату. Она на мгновение замолчала, и я не могу не задаться вопросом, что происходит у нее в голове. Испытывает ли она искушение? Я уверен, что она поддалась бы искушению, если бы ее работа была только ради денег. Но я не заставляю ее выбирать между работой и мной.

Я заставляю ее выбирать между этим парнем и мной.

— Позволь мне сказать тебе кое-что, — говорит она наконец, ее голос смертельно тих.

Она поднимает брошенные ранее книги, прижимая их к груди, и пересекает комнату, чтобы встать передо мной. С непоколебимым достоинством она берет себя в руки и смотрит мне прямо в глаза.

— Я скорее прыгну с часовой башни, чем возьму у тебя хоть пенни.

Я пожимаю плечами. — Именно поэтому бедные люди и остаются бедными: они не знают, что такое хорошая сделка, когда видят ее. Так что, раз уж ты не хочешь учить меня за деньги, Саттон, тогда, я полагаю, ты будешь учить меня бесплатно.

Ее ноздри раздуваются, а челюсть дергается. Ее гнев и ненависть ощутимы, как волны жидкого жара, пульсирующие в ней и отражающиеся от меня. Теперь она ближе, и я чувствую этот притягательный аромат, сладость теплой карамели. Я сжимаю кулаки, радуясь, что мои руки в карманах, чтобы она не видела, как сильно она на меня влияет.

Она достаточно близко, чтобы дотронуться до нее, но я не хочу просто прикасаться к ней. Я хочу схватить ее, прижать к двери и трахать до тех пор, пока она не заполнит комнату хриплыми, задыхающимися звуками своих стонов.

Адреналин, бурлящий во мне, смешиваясь с ее магнетической близостью и интенсивностью моего желания, заставляет мою кровь гореть, а мой член становиться до боли твердым. Но глаза Софи устремлены на меня, и жар моего желания тает от льда ее взгляда.

— Читай по губам, Эван. Нет. Нет, я не собираюсь обучать тебя бесплатно или за деньги. Нет, я вообще не буду тебя учить. Странное слово, не правда ли? Я уверен, что ты никогда не слышали его раньше. Что ж, пусть это будет последнее, чему я тебя научу. Нет. Это значит, что на этот раз ты не получишь того, чего хочешь. А теперь двигайся. Я опаздываю на следующий урок.

Она пытается прорваться мимо меня, но я ловлю ее за руку, останавливая. Я беру ее лицо в свои руки, заставляя ее посмотреть на меня — так же, как я делал это, когда трахал ее. Она встречает мой взгляд с вызовом, как будто не боится.

— Позволь мне кое-что прояснить для тебя, Саттон. — Я говорю медленно, вычленяя каждое слово. — Пока мы с тобой находимся в Спиркресте, ты принадлежишь мне. Ты принадлежишь мне с того момента, как переступила порог этого места, и будешь принадлежать до того дня, когда уедешь. Ты можешь драться со мной, можешь трахаться со мной — делай все, что хочешь. Но что бы ты ни выбрала, ты останешься моей.

Она с усмешкой отстраняется от меня. — Я тебе не принадлежу, Эван. Ты можешь быть так называемым гребаным королем Спиркреста, но если ты вырастешь и посмотришь вокруг, то поймешь, что это ничего не значит. Ты не имеешь надо мной никакой власти.

Я держу ее взгляд, но она не отводит его, не отступает. Я вижу, что она говорит серьезно, на этот раз она не сломается. Она сопротивляется, как я и предполагал.

Но это нормально. Мы можем играть в эту игру вдвоём.

— Посмотрим, Саттон.

Я отхожу в сторону и позволяю ей уйти. А потом я иду прямо в кабинет мистера Шоукросса, нашего старосты, и официально сообщаю Софи, что у нее есть работа.

Удар за ударом

Софи

Когда в среду утром мистер Шоукросс вызывает меня в свой кабинет, я знаю, что он собирается сказать, еще до того, как вхожу в комнату. Хотя я была готова к ответным действиям Эвана, мне и в голову не приходило, что он действительно будет травить меня в школе.

Но, конечно, это должно было прийти мне в голову.

Ведь он предает меня уже не в первый раз.

Теперь, сидя напротив мистера Шоукросса в морозном утреннем свете, я точно знаю, что он сделал. Нет никакого удивления, только какое-то оцепенение, мрачная покорность. К моему удивлению, мистер Шоукросс не выражает ни гнева, ни раздражения.

Вместо этого он с какой-то неловкой любезностью говорит мне, что понимает мои финансовые проблемы, что попытки найти работу вполне понятны. Я слушаю его, не говоря ни слова, беззвучно глотая воздух, пока он объясняет мне, что Спиркрест — это учебное заведение, которое поддерживает академические успехи, что это школьное правило, которое не допускает исключений, и что школа не хочет создавать прецедент для студентов, ищущих работу.

Он сказал мне, что школа и он лично сделают все возможное, чтобы помочь мне подать заявку на получение любой финансовой помощи. Он добавил, что с моим безупречным послужным списком и впечатляющими оценками я должна иметь право на всевозможные стипендии и что Спиркрест будет поддерживать меня на протяжении всего пути.

Наконец, он глубоко вздыхает и на секунду задумывается.

— Из уважения к вам и вашим родителям я решил, что лучше оставить этот вопрос здесь и оставить его между нами. Я не делал никаких официальных записей, Софи. Я полностью доверяю вам, что вы поступите правильно. Теперь, хотите ли вы обсудить этот вопрос с вашими родителями, это ваше усмотрение, но знайте, что я не буду поднимать этот вопрос с ними.

Я киваю. В горле стоит такой комок, что трудно дышать, но в какой-то момент я должен заговорить. Я делаю это с некоторым трудом, мой голос звучит придушенно.

— Спасибо, мистер Шоукросс.

— Не стоит об этом, Софи. Мы все хотим для вас самого лучшего. Я также решил, что ради справедливости никому из студентов не будет разрешено покидать территорию кампуса, поэтому ваша программа наставничества будет продолжаться здесь, в Спиркресте. Я сам сообщу об этом родителям мистера Найта.

Я киваю. Мистер Шоукросс одаривает меня страдальческой улыбкой. Почему-то его жалость хуже, чем все, что я мог ожидать. — Я знаю, Софи, как сильно вы переживаете по этому поводу, и, поверьте, я вас понимаю. Но вы — яркая молодая женщина, трудолюбивая и принципиальная, и все наладится. Я искренне верю в это.

Я тяжело сглатываю. К моему полному изумлению, огромные слезы наворачиваются на глаза, затуманивая зрение. Мистер Шоукросс прочищает горло. — Ты уволена, Софи.

Мой голос вырывается на одном дыхании, я вскакиваю на ноги и бросаюсь к двери. — Спасибо, мистер Шоукросс.

Подавляемые рыдания наполняют мою грудь, как воздушный шар, грозя вот-вот лопнуть. Я бегу в ближайший туалет для девочек и захлопываю за собой дверь. Оставшись наконец одна, я разражаюсь слезами, прижимаюсь спиной к двери и зарываюсь лицом в руки, чтобы подавить рвущиеся наружу рыдания.

Я плачу сильнее, чем когда-либо за долгое время. Сильные рыдания сотрясают меня, когда я достаю длинные ленты бумажных полотенец, чтобы вытереть потоки слез и соплей. Я плачу от грусти, страха, смущения, злости, разочарования, облегчения и от кошмарного, навязчивого унижения, вызванного всем моим разговором с мистером Шоукроссом.

Должно быть, я казалась ему такой бедной, копошащейся на какой-то дурацкой работе, чтобы заработать хоть немного денег и не жить на студенческие ссуды в университете. Его жалость ко мне была очевидна, и, что еще больнее, его очевидное сочувствие к моим родителям.

Как бы я ни ценила то, что он решил не рассказывать им о том, что я сделала, они бы умерли от стыда, а он просто избавил их от этого стыда.

Стыда за мои поступки.

Стыда за меня.

В каком-то смысле это должно было случиться. Кто-то в какой-то момент должен был увидеть меня в кафе. Если уж на то пошло, то просто чудо, что мне так долго все сходило с рук. В каком-то смысле я испытываю почти облегчение: больше никаких секретов, никаких тайн. У меня будет больше времени на учебу, которая становится непосильной, и на все то, чем я пренебрегала, например, на бег и заброшенные внешкольные занятия.