Ткач (ЛП) - Робертс Тиффани

Она рассмеялась.

— Что ты делаешь?

Вдыхая ее аромат, он издал трель. Это был последний раз, когда запах чужого шелка портил его.

Рекош будет наслаждаться только ей.

Отпустив ее запястье, он просунул пальцы верхних рук под розовый шелк ее верхнего и нижнего одеяния. Звук рвущегося шелка, раздираемого его когтями, был одним из самых приятных, которые он когда-либо слышал. Он сорвал с нее ткань.

Ахмья сделала короткий, резкий вдох, прижав руки к телу, чтобы прикрыть наготу.

— Рекош!

Он бросил рваный розовый шелк в огонь. Пламя запрыгало и закружилось, его свет усилился по мере того, как загорался шелк. Отвратительный запах, похожий на запах паленых волос, наполнил воздух.

— Не годится даже на тряпки, — сказал он.

Уже забыв об этом презренном шелке, Рекош опустил взгляд, чтобы насладиться обнаженным телом своей пары.

Он был так сосредоточен на создании нового платья — на том, чтобы она надела его, — что упустил из виду эту часть процесса.

Длинные черные волосы ниспадали на стройные плечи, скрывая след от укуса, который он оставил, но остальные его отметины были на виду. Слабые синяки и маленькие царапины рассказывали историю о его руках на ее теле, сжимающих и разминающих плоть, когда они совокуплялись. Его пальцы сжались от страстного желания снова обнять ее таким образом.

Он уставился на руку, которую она прижала к груди. Даже после того, как они соединились так интимно, после того, как она так глубоко приняла его стебель, после того, как его руки исследовали каждую частичку ее нежных форм, Ахмья сохранила свою застенчивость. И он находил это милым.

Взгляд Рекоша метнулся к ней. Он не мог притворяться, что знает все секреты, которые обитают в умах людей и скрываются в их взглядах, но он понимал нерешительность, промелькнувшую в ее глазах.

Ни один из них не произнес ни слова в течение удара сердца, тяжело растянувшегося мгновения. В ее глазах вспыхнул новый огонь, сильный, устойчивый, решительный.

Ахмья глубоко вздохнула, расправив грудь и плечи, и опустила руки по швам.

— Ах, кир’ани ви’кейши, — промурлыкал Рекош, его взгляд опустился на ее маленькие, дерзкие груди с коричневыми сосками. Он коснулся их тыльной стороной пальцев. Она задрожала, и на его глазах соски затвердели, превратившись в маленькие бутоны, быстро и идеально реагируя на его прикосновения.

Она со стоном прикусила нижнюю губу ровными белыми зубами.

Тончайший шелк не мог сравниться с ощущением ее нежной кожи, и ничто не могло сравниться с трепетом от наблюдения — от ощущения — реакции ее тела на него.

Сердца Рекоша забились немного громче, немного быстрее, когда он провел рукой от ее сосков вокруг груди, слегка обводя мягкие холмики. Жар ее плоти вливался прямо в его тело и усиливался с каждым ударом его сердец.

— Как ты расцвела для меня… — он скользнул руками вниз по ее животу, почувствовал, как Ахмья задрожала, услышал ее прерывистое дыхание, и что-то шевельнулось у него внутри. Сладкий, манящий аромат танцевал в воздухе, привлекая его пальцы ниже, еще ниже. Одна рука переместилась к ее бедру, в то время как другая продолжила движение прямо вниз.

Когда его пальцы коснулись темных завитков на верхушке ее бедер, Ахмья прошептала:

— Рекош…

Этот аромат, аромат Ахмьи, усилился, становясь все более головокружительным, и стебель Рекоша запульсировал, прижимаясь к внутренней стороне щели. Голод ревел в нем громче, чем любой зверь.

Он крепче сжал застежки, закрывая щель от этого давления, и опустил руки. Как он мог этого не предвидеть? Как он мог ожидать, что избежит искушения, когда она будет раздета перед ним, когда он будет прикасаться к ней, вдыхать ее запах?

Если он позволит этому продолжаться, если позволит руке опуститься хотя бы на толщину нити ниже, он не сможет остановиться. Он впадет в очередное безумие.

Он никогда не ощущал такой тоски, такой потребности, какую испытывал к своей Ахмье.

Когда он спросил Кетана, каково это — спариваться с человеком, Кетан дал лишь загадочный ответ: «Не похоже ни на что». Этот разговор заинтриговал Рекоша еще больше, чем когда-либо, у него появилась тысяча новых вопросов и ни одного ответа. Это была тайна, которую он был полон решимости разгадать сам.

И теперь он знал. Теперь, когда он спарился со своим человеком, своей Ахмьей, своей найлией, он знал, что «не похоже ни на что» — единственный ответ, который Кетан когда-либо мог дать. Он знал, что нет слов, которые могли бы правильно описать этот опыт.

И все же, как бы сильно он ни жаждал снова оказаться внутри своей пары, почувствовать, как ее киска обхватывает член, он знал, что потерял контроль во время их совокупления. Он был груб, и ее неопытное тело болело. Хотя она заверила его, что это была приятная боль, ей нужно время, чтобы отдохнуть и восстановиться.

Он отложит в сторону свое желание и даст ей это время. Он дал бы ей все, в чем она нуждалась, невзирая на дискомфорт или трудности, которые ему пришлось бы для этого вынести.

Рекош с усилием убрал от нее руки. Он тут же поймал себя на том, что борется с желанием прикоснуться к ней снова, и его ладони задрожали. В этот бурный момент он почти мог поклясться, что Ахмья потянулась к нему, словно собираясь последовать за руками…

Нет. Должно быть, это игра мерцающего света, не более того.

Он отдернул руки, развернул платье и поднял его.

— Руки вверх, ви’кейши, — сказал он.

Ахмья прерывисто выдохнула, прежде чем поднять руки над головой.

Желая, чтобы его сердца успокоились, а стебель смягчился, он натянул платье ей на руки, стараясь не обращать внимания на прикосновение шкуры к ее коже, когда тянул его вниз по ее телу.

Она встала в прежнюю позу, как только платье оказалось на месте.

Убрать от нее руки отняло у Рекоша почти всю силу воли. До Ахмьи он никогда не осознавал, насколько сильными — и противоречивыми — могут быть инстинкты. Он должен был защищать ее, обеспечивать и нуждался в спаривании с ней. Он жаждал облачить ее в свой шелк, но каждый раз, когда видел в нем, его охватывало непреодолимое желание сорвать одежду с ее тела и снова заявить на нее права.

Сейчас это желание бушевало. Но он отринул его, сделав еще один шаг назад и пробежав взглядом по своей паре, чтобы оценить работу. Платье облегало ее фигуру, но было достаточно свободным, чтобы можно было легко надеть и снять. Подол доходил ей до колен, а юбка была достаточно широкой, чтобы не стеснять движений при ходьбе, беге или лазании.

— Как оно тебе? — спросил он.

Ахмья провела ладонями по ткани к бедрам. Платье соскользнуло вниз по ее телу, обнажая мягкую плоть грудей и тугие соски.

Рекош сжал кулаки, и боль внутри него усилилась.

Она со смешком подхватила верх платья и потянула его обратно, встретившись с ним взглядом.

— Приятно на ощупь, но я думаю, мне нужно что-то, что лучше держало бы его на месте.

— Что-то, что держало бы его на месте… — его жвалы отвисли, когда он изучал платье. Он подогнал его под ее тело, но сделал немного свободнее, чтобы ей не приходилось с трудом надевать и снимать его. Конечно, без застежек оно не могло идеально держаться на ней.

Создание человеческой одежды было новым и захватывающим испытанием для Рекоша. Несмотря на то, что большую часть жизни он провел за ткачеством и шитьем, он многого не знал об одежде, которую предпочитают люди, и ему предстояло научиться. Он приветствовал обучение, находя удовольствие в сопутствующем ему творчестве. Его взгляд остановился на ее обнаженных плечах.

— Ах…

Рекош отвернулся, подобрал с земли запасные лоскутки ткани и взялся за нож. Решение было таким простым, как же он не подумал об этом до того, как дарить ей платье?

С осторожностью, которая противоречила его волнению, он нарезал обрезки на более тонкие полоски, которые разделил на две группы по три. Взявшись за концы, он быстро и прочно сплел полоски в шнуры.