Император ярости (ЛП) - Коул Джаггер

Но вместо этого он молча выходит из машины, обходит ее и подходит к моей стороне, и открывает дверь, сердце пропускает удар, когда его рука протягивается, чтобы помочь мне выйти.

Я позволяю ему поднять меня на ноги. Прежде чем успеваю сделать шаг к главному дому, рука Мала обхватывает мою, направляя меня к гостевому дому.

Ох.

Я закусываю нижнюю губу. Прикосновение мягкое, но настойчивое.

Не высказанная власть, которую он имеет надо мной, заставляет мое дыхание сбиваться. Я знаю, что должна сопротивляться, сказать ему нет, уйти и сохранить то немногое, что осталось от моего контроля. Но правда в том, что я не хочу. Не после сегодняшнего дня.

Возможно, никогда.

Внутри тусклый свет отбрасывает тени на стены, и я чувствую, как мое сердцебиение ускоряется, когда я стою в прихожей. Его рука все еще держит мою, и я болезненно осознаю, как близко мы находимся, как воздух между нами кажется готовым треснуть под тяжестью всего не высказанного.

Я освобождаю свою руку, отступая на шаг, прежде чем позволить себе быть поглощенной этим.

— Прежде чем это зайдет дальше…

— Я не планировал трахать тебя на полу прямо сейчас, Фрея.

Мое лицо заливается жаром, когда я кусаю губу.

— Я… я знаю.

— Правда? — рычит он. — Потому что ты смотрела на меня с тех пор, как в последний раз была здесь, как будто я могу сделать именно это. Как будто я чертов зверь, который затащит тебя в ближайшие кусты и сделает с тобой все, что захочет.

Я поднимаю бровь.

— А ты бы?

— Возможно.

Я улыбаюсь.

Он тоже.

— Я просто… — отвожу взгляд. — Я знаю, что сказала, но мне нужно больше, Мал. За пределами физического. Я имею в виду, не пойми меня неправильно, физическое… это…

— Да?

— Чертовски безумно, — вырывается у меня, прежде чем я могу остановиться.

Мал самодовольно усмехается.

— Но мне нужно больше от тебя, — тихо говорю я.

Это правда. Я не могу продолжать притворяться, что то, что происходит между нами, — это только физическое. В этом есть что-то большее, и мне нужно это понять. Мне нужно понять его.

Челюсть Мала напрягается, его глаза мелькают — разочарованием, может быть? Нерешительностью? Затем, к моему удивлению, он кивает.

— Ладно, — тихо говорит он. — Что включает в себя больше?

— Я… — я пожимаю плечами, качая головой.

Мал смотрит на меня.

— То есть, у тебя есть список или что-то вроде того?

Я закатываю глаза.

— Придурок, — улыбаюсь я. — Нет, я просто… не знаю. Я хочу узнать больше о тебе.

Он снова смотрит на меня, проводя пальцами по челюсти, прежде чем провести их через волосы.

— Ладно.

Я улыбаюсь.

— Да?

— Да. Ты получаешь один вопрос.

— Что произойдет после одного вопроса?

Его взгляд темнеет, голос становится низким и хриплым.

— Я веду тебя в ванную, обрабатываю твои раны и купаю тебя.

— И все?

— И все.

— Это сделка.

Эти слова вызывают дрожь по спине, жар между нами снова вспыхивает. Мой разум мечется, но я не могу думать ни о чем, кроме интенсивности его предложения. В его словах есть что-то грубое, что-то глубоко интимное. И впервые я понимаю, что даже со всеми стенами между нами, даже с моей собственной броней?

…Я беззащитна с этим мужчиной. Всегда.

— Ладно. Какое твое самое раннее воспоминание? — тихо спрашиваю я.

Он хмурится, явно не ожидая этого.

— Я думал, что ты спросишь про любимый цвет, — ворчит он в ответ.

Я пожимаю плечами.

— Ну и?

Он хрипит, его губы подергиваются.

— Это то, что ты хочешь знать? Мой любимый цвет?

— Хорошая попытка, но нет. Я хочу знать, какое твое самое раннее воспоминание.

Взгляд Мала сужается, его выражение становится жестче. Затем появляется проблеск чего-то другого — чего-то более глубокого. Он молчит на мгновение, его брови нахмурены, он ищет правильный ответ.

— Мне было пять, — наконец говорит он, его голос низкий, почти неуверенный. — Моя мама взяла меня на пляж. Мы провели там весь день, только мы вдвоем. Я помню песок, волны… Думаю, это был единственный раз, когда я видел ее по-настоящему счастливой.

Грубость в его голосе удивляет меня, и мое сердце сжимается от неожиданной уязвимости. Я хочу спросить больше, но знаю, что лучше не давить на него. Вместо этого молчу, позволяя тяжести его слов осесть между нами.

— Вот и все, это твой вопрос, — говорит он, его тон окончательный.

Прежде чем я успеваю ответить, он хватает мою руку, тянет меня в ванную. Жар между нами снова усиливается, и я следую за ним, мой пульс ускоряется с каждым шагом.

Мал ведет меня наверх, через свою просторную спальню со стеклянными стенами и в главную ванную. Она мягко освещена теплым светом, отбрасывающим длинные тени на все вокруг. Мал двигается с тихой точностью, включая воду, проверяя температуру и беря чистое полотенце.

Я стою замершая, наблюдая, как он готовит ванну с уровнем заботы, который кажется неуместным для кого-то вроде него. Как слон, создающий тонкий фарфор, или шар для разрушения, рисующий на холсте.

Без слов он поворачивается ко мне, его руки тянутся к молнии моей куртки.

В его движениях на этот раз нет ничего насильственного — ничего агрессивного. Он медленный, нежный, его пальцы осторожно снимают костюм для езды с моей ушибленной кожи. Прикосновение Мала сейчас не о контроле.

Оно о заботе.

Его глаза скользят по моему телу, пока он снимает остальную одежду — мою рубашку, мои штаны для йоги, мой бюстгальтер и трусики, пока я не стою обнаженная перед ним. Его взгляд сейчас не о желании. Это что-то гораздо более глубокое, что заставляет мое сердце биться быстрее по другой причине.

— Садись, — мягко командует он, направляя меня к краю ванны.

Я сажусь, мое сердце колотится в груди, пока Мал обрабатывает мои раны, его пальцы скользят по порезам и синякам с нежностью, о которой я никогда бы не подумала, что он способен. Он перевязывает некоторые из них водонепроницаемыми повязками и обматывает лентой самые сильные ожоги на руках и плече, чтобы они оставались сухими.

Каждое прикосновение вызывает дрожь во мне, и к тому времени, как он поднимает меня в ванну, я полностью разбита.

Мое лицо краснеет, когда я поворачиваюсь и наблюдаю, как он раздевается неторопливыми движениями, снимая одежду, прежде чем залезть в ванну за мной. Он садится позади меня, притягивая меня к себе.

Теплая вода обволакивает меня, пока Мал держит меня близко, его сильные руки крепко обхватывают мое тело. На мгновение я закрываю глаза, позволяя теплу проникать в мои кости, позволяя усталости от дня уйти. Его грудь прижимается к моей спине, устойчивая и твердая, тихая сила.

Странно быть с ним таким образом. Я привыкла к тому, что Мал агрессивен, опасен; тот, кто берет контроль над каждой ситуацией. Сейчас он почти нежен. Его руки двигаются осторожно, его прикосновения мягкие, когда он проводит пальцами по моим волосам, смачивая их теплой водой.

— Откинь голову назад, — шепчет он, его голос низкий.

Я делаю, как он говорит, откидываясь на него, пока он начинает втирать шампунь в мою кожу головы. Его прикосновения осторожны, успокаивают, и впервые за долгое время я позволяю себе полностью расслабиться. Напряжение, которое я держала в плечах, в груди — все это тает под его пальцами, и я чувствую, что наконец могу дышать.

Руки Мала работают с моими волосами, втирая шампунь в пену, его пальцы двигаются медленно, с осознанной заботой. Ощущение одновременно утешительное и странно интимное, но не так, как я ожидала. Это не о желании — это о доверии. И я понимаю, когда он смывает шампунь теплой водой, что я действительно доверяю ему.

Безоговорочно.

Он может быть опасен, с большей тьмой внутри, чем я могу понять. Но в этот момент он не монстр.

Когда он заканчивает с шампунем, повторяет ту же процедуру с кондиционером. После этого Мал тянется к мочалке, висящей на краю ванны. Он окунает ее в теплую воду, затем выжимает лишнее и осторожно проводит ею по моей коже, начиная с плеч. Ткань такая мягкая на моем ушибленном теле, а его прикосновения такие легкие и осторожные, что это почти заставляет меня плакать.