Ткач (ЛП) - Робертс Тиффани

К счастью, прежде чем она успела еще немного задержаться на этих мыслях, они добрались до верха лестницы, и Рекош издал трель. Воздух вырвался из легких Ахмьи при виде открывшегося перед ней зрелища.

Они подошли к пруду, немного больше олимпийского бассейна, окруженному скалами, поросшими корнями и лианами. Несколько каменных колонн стояли по краям пруда, большинство из них, по крайней мере, частично разрушились, детали стерлись до неузнаваемости. В большой нише, вырубленной в скале прямо перед нами, возвышался кусок каменной кладки.

Как и все остальное, он был поврежден, разрушен и покрыт мхом. Но форма, которую он предполагал, была четкой — врикс. Женщина-врикс.

Она стояла на коленях, уперев передние ноги в землю и подняв три обломанные руки. Четвертая, единственная, которая была целой, была вытянута над прудом, кисть повернута и сжата в кулак.

Естественный разрыв в пологе джунглей, созданный этими скалами, позволял солнечному свету свободно падать на пруд, заливая его теплым золотистым сиянием, от которого вода мерцала. Яркие цветы санкреста усеивали скалы, их лепестки были открыты солнечному свету, но они бледнели по сравнению с самой уникальной особенностью из всех — цветами, растущими из воды.

Ярко-желтые цветы с заостренными лепестками стояли на тонких стеблях прямо над поверхностью пруда. Самые высокие из них были меньше фута в высоту, в то время как другие были такими низкими, что их нижние лепестки касались воды. На стеблях также росли большие, колючие, веерообразные листья, напоминающие пальмовые.

Они были повсюду, почти полностью закрывая пруд, их лепестки были такими яркими, что, казалось, светились собственным светом.

Ахмья скользнула взглядом по цветам, и ее наполнило чувство ностальгии. Эти цветы так сильно напоминали лотосы.

Волнение захлестнуло ее. Ахмья сделала несколько шагов вперед, прежде чем резко остановилась.

Нет, она уже проходила по этому пути раньше и не спешила снова подвергаться нападению кровожадного плотоядного растения.

Она посмотрела на Рекоша.

— Они безопасны?

— Цветы, да, безопасны, — ответил он, проходя мимо нее к кромке воды, вытянул копье, потревожив поверхность воды острием. Легкая рябь расходилась во все стороны. Некоторые растения покачивались вместе с созданными им крошечными волнами.

Рекош некоторое время смотрел на пруд, и Ахмья подошла к нему. Вода имела легкий зеленый оттенок, но была относительно прозрачной, позволяя разглядеть темные очертания крошечных, похожих на рыб существ, порхающих среди корней и мусора на дне.

— Выглядит безопасно, — сказал он, убирая копье, — но держись поближе, кир’ани ви’кейши.

Она посмотрела на него снизу вверх. Его тело было напряжено, и она увидела настороженность в прищуренных глазах, когда они окинули взглядом пруд и окрестности. Не было никаких сомнений, о чем он думал. Он помнил, как на нее напала огненная лиана, и все еще винил себя за то, что не смог защитить ее.

Ахмья положила ладонь ему на плечо.

— Все в порядке.

Кряхтя, он повернул лицо к Ахмье, не сводя с нее глаз, пока напряжение не покинуло его. Он погладил передней ногой ее икру над ботинком.

— Я знаю.

Почти дрожа от возбуждения, она опустилась на колени на краю пруда и отложила копье. Наклонившись вперед и твердо опершись одной рукой о землю, Ахмья протянула руку и взяла в ладонь один из пышных желтых цветков, притягивая его ближе. Сделав это, она поняла, что лепестки оказались не такими чисто-желтыми, как казалось издалека, а были окрашены на верхушках ярко-красными пятнами. Этот красный цвет заполнил серединки цветов.

— Что это? — спросила она.

— Аджа’ани’недал, — Рекош опустился на колени рядом с ней и провел тыльной стороной пальца по одному из лепестков с красными отметинами. — Кровь матери.

— Кровь матери? — она усмехнулась. — Я думаю, красные пятна на лепестках действительно похожи на капли крови.

— Эти цветы очень редки, но, если они растут, то очень густо разрастаются. Такие бассейны, как этот, часто превращают в священные места, — он выпрямился и указал через воду на статую. — Говорят, что давным-давно ужасная болезнь поразила вриксов. Многие умерли, и все страдали. Праматерь посмотрела на своих отпрысков, и ее захлестнула печаль при виде такой боли. Итак, она разрезала себе руку, и ее кровь пролилась дождем, упала на эти цветы и передала им часть своей силы. Поскольку они отмечены ее кровью, известно, что они исцеляют, могут облегчить болезнь и боль, остановить кровотечение из ран. Как и корень Мендера, они редки, и тоже священны. Вриксы не осмеливаются брать слишком много, опасаясь, что жертва Праматери пропадет даром.

Он хмыкнул и наклонил голову.

— Я рад, что Зурваши не нашла это место. Она бы уничтожила его.

Ахмья нахмурилась, откинулась на пятки и посмотрела на пруд. Она слышала истории о жадности Зурваши к корню Мендера, который требовался ей не из-за его целебных свойств, а потому, что из него получался ее любимый оттенок фиолетовой краски. Как она из-за этого развязала войну против Терновых Черепов, что привело к стольким смертям только из-за ее тщеславия. Но Ахмья ничего не слышала об аджа’ани’недале.

— Зачем ей разрушать это место? — спросила она.

— Потому что оно не для нее. Оно не восхваляет ее. А она знала только, как брать у других, потому что была достаточно сильна для этого.

Она посмотрела на разрушенную, разбитую статую Праматери. Время и природа нанесли ей урон, но она простоит еще много лет. Ахмья улыбнулась, когда ее взгляд упал на заросший цветами пруд.

— Я тоже рада, что она не нашла это место. Оно прекрасно.

— Оно приносит тебе радость, Ахмья. Для меня это истинная красота.

Ахмья подняла глаза на Рекоша и обнаружила, что он с нежностью смотрит на нее. Тепло расцвело внутри, вызвав знакомый трепет в животе.

Она схватила его за длинную косу и легонько потянула, пока он не наклонился к ней. Приблизившись, она прижалась губами к его твердому рту.

— Ты приносишь мне больше всего радости.

Издав тихую трель, он обхватил ладонями ее затылок и нежно прислонил головной гребень к ее лбу.

— Ах, моя найлия, моя сердечная нить…

Сердце забилось быстрее от этой близости. Ей нравилось, когда он говорил такие нежные слова, нравилось, как он вкладывал в эти простые слова такую любовь и значение.

Широко улыбаясь, Ахмья накрутила его косу на палец.

— Тааак… Можно мне взять немного Крови матери?

Он с шумом отстранился, весело прищурив глаза.

— Я знал, что ты спросишь.

Ее губы растянулись в широкой улыбке.

— Значит, это «да»? Это не запрещено?

— Не запрещено. Но, — он поднял руку с едва разделенными указательным и большим пальцами, — только немного.

— Да! Я знаю, Диего тоже не отказался бы. Как думаешь, мы могли бы взять с собой пару корешков, чтобы посадить в Калдараке? У Терновых Черепов нет подобного места, насколько я знаю, но я уверена, что они могли бы построить что-нибудь в память о Праматери.

Его жвалы приподнялись.

— Я думаю, это подарок, который они оценили бы.

— Спасибо! — Ахмья запечатлела еще один поцелуй на его рту и поднялась на ноги. Начав снимать ботинки, она спросила: — Могу я одолжить твой нож?

Сняв сумку, он поставил ее на землю и раскрыл. Почти сразу он извлек оттуда нож — человеческой работы, металлический — и протянул ей рукоятью вперед.

Вместо того, чтобы сразу же взять его, Ахмья спустила с плеч плетеные бретельки и стянула платье по телу, позволив ему образовать лужицу вокруг ног, как только оно соскользнуло с бедер.

— Ахмья, — прохрипел Рекош.

Она подняла глаза и обнаружила, что его взгляд прикован к ее обнаженному телу. Желание прошептало в ней в ответ на неприкрытый голод в его глазах, и соски затвердели.

Как далеко она продвинулась всего за несколько коротких дней. Она никогда бы не разделась так небрежно перед другими, но с Рекошем? Ей нравилось, как он смотрел на нее. Нравилось, как он отвечал ей.